Справившись с задачей, одноглазый налег на рукоять и протолкнул клинок в ножны. В одиночку ему пришлось попотеть — Куроуку очень не хотелось отправляться на покой, когда вокруг столько бьющихся сердец — но, в конце концов, Каурай сдюжил, пусть и лишка перенапрягся.
— Хорошего понемножку, — с этими словами он поставил запор и повесил меч Красотке на седло. Куроук еще подергался, но сдался, смирившись со своей судьбой. На время.
Грохот битвы стихал, хоть кровь и продолжала хлестать потоком. Общая сеча разбилась на десятки отдельных схваток — никто не хотел уступать, но исход кровопролития был предрешен. Большая часть колядников разбежалась, стоило Ранко пару раз пройтись сквозь строй, сметая на своем пути всех, кто бежал недостаточно быстро. Самых рьяных прижали ко рву и теснили со склона в воду, где колядники барахтались какое-то время, пока не ушли ко дну под тяжестью кольчуг. К н и г о е д . н е т
Но одноглазого занимали не колядники, а та гигантская тварь, которая шевелилась за покосившимися стенами острога. Грешным делом он понадеялся, что свалившись с такой высоты на острую крышу Замка, чудовище подохнет под массой собственной туши. Но чем дольше он смотрел на гигантскую тучу пыли и воронья, которая заволокла вал, и слушал жуткий рев вперемешку с непрекращающимся грохотом, тем очевиднее был печальный факт. Чудовище живее всех живых.
Когда Каурай взбирался в седло, безутешный Драко стонал в полный голос, по его грязным щекам ручьем текли горькие слезы. Он был полностью сломлен. Раздавленная, порванная игрушка.
Одноглазый понимал и жалел его. Самому когда-то приходилось изрядно побарахтаться в грязи, собирая себя по частям, работая ниткой на живую. До сих пор не было точной уверенности, что он все сделал правильно.
— Ненавижу… — шипел Драко, яростно вращая глазами. Оставшиеся пять пальцев нащупали кинжал и с силой вырвали его из ножен.
Юноша тяжело перевернулся на живот и, несмотря на страшную рану, пополз к одноглазому. Падая с лошади, он сломал ногу, и та впустую волочилась за ним, вывернутая в другую сторону. Вся тяжесть легла на руку со стиснутым кинжалом, которым Драко подтягивался словно скалолаз.
— Не упрямься, — бросил ему Каурай. — Только силы потеряешь. Они тебе еще понадобятся.
— Ненавижу! — не успокаивался Драко, шипел, рычал, кусал окровавленные губы. — Еще не все… Постой! Твой мальчишка… Как его?
— Гриш? — нахмурился одноглазый. — Ты видел его?
— Ага, — ухмыльнулся Драко, подползая все ближе. — Он был с нами. Он и ведьма.
— Ведьма?
— Ага, Малунья. Знакомая?
— Более чем, — свесился к нему Каурай. — Где они сейчас?
— Сука сбежала… Бросила твоего Гриша и сбежала.
— А Гриш?
— Твой Гриш давно плавает во рву кверху брюхом! — выпалил Драко, и тут же завопил, когда одноглазый спрыгнул к нему, придавив сапогом кулак с кинжалом.
Юноша попытался вырвать ушибленную руку, но Каурай схватил его за шиворот, рывком поднял на ноги и врезал кулаком по скуле. Драко выпустил бесполезный кинжал и кубарем покатился по земле. Еще пыль не улеглась, как Каурай коршуном напрыгнул на него, едва не вонзив лезвие штыка парню в кадык, но вовремя остановился.
— Врешь же, сопляк! — процедил одноглазый. Поднял Драко за шиворот и встряхнул словно тряпичную куклу.
— Еще чего, — скрипнул он зубами. — Мы резали шкур как свиней! И твой красавчик тоже попался Коляде под руку. Ищи его во рву вместе со шкурами!
— Эй, одноглазый! — раздался крик со стороны. — Пусти его!
Каурай повернулся на голос. Неподалеку, шагах в ста от них, в седле низкорослой кобылы застыл его недруг из табора — Гарон, который, судя по разговорам, успел сделаться новым бароном всех таборщиков Пограничья.
Он был один, и только это было хорошо.
Следом за кобыльим крупом семенил бедолага Гриш. Стоило мальчику поравняться с лошадью, как аркан натянулся на его тонкой шее, и он задыхаясь повалился на землю, силясь хоть немного ослабить веревку. Гарон был уже на ногах — подтягивал аркан и поднимал пленника на ноги.
— Пусти его, или я вырежу твоему выкормышу улыбку до ушей! — пригрозил он, уперев Гришу в подбородок острие кинжала.
Каурай исполнил его просьбу — разжал пальцы, и Драко шлепнулся к его ногам бездыханной грудой костей. Потом переступил через юного таборщика, который едва ли доживет до утра, и пошел прямиком на Гарона.
— Твоего брата убил я, а не этот жалкий мальчишка, — сказал он, не сбавляя шага. — Можешь зарезать его в отместку, но тебя это едва ли спасет.
За спиной Гарона задрожала земля. Он обернулся и со злости едва не располосовал Гришу горло. К ним скакали люди Ранко. Сам Баюн-атаман мчался во главе отряда, как всегда. Похоже, схватка с колядниками закончилась быстрее, чем думалось одноглазому.
— Отпустишь его, и я не скажу, что видел тебя, — предложил ему Каурай, останавливаясь за десять шагов от Гарона со штыком в руке. — Мне твоя судьба безразлична. Хватай своего и убирайся. Но если сглупишь, умрешь даже быстрее, чем успеешь моргнуть. Выбирай, у тебя есть всего ничего, прежде чем они заметят нас.
Гарон без раздумий толкнул Гриша к одноглазому и прыгнул в седло. Мальчишка рухнул на колени, когда барон стрелой пролетел мимо и натянул поводья рядом с изувеченным Драко. Перекинув окровавленное тело племянника через спину коню, он поспешно скрылся во тьме.
Когда конники Ранко заметили одинокого всадника, изо всех сил подгоняющего несчастную лошадь, вслед беглецу раздался лишь веселый свист. Никто и не подумал преследовать неизвестного, трусливо спасающего свою шкуру.
Глава 24
После того, как они с Милошем сиганули во тьму колодца, он вообще перестал что-либо ощущать. Сначала решил, что умер, но потом почувствовал рядом с собой что-то мягкое и живое. Это был Милош, и он был еще жив. Потом они бесконечно шли куда-то по пояс в воде, уставшие, замерзшие и мокрые с ног до головы. Вода понемногу прибывала и доставала до груди, а следом и до шеи. Мальчишки упрямо двигались дальше, стараясь держаться друг друга. Наконец глубина выросла настолько, что идти на своих двоих стало невозможно.
Тогда они поплыли. В полной темноте.
Эту часть дороги Игриш помнил худо — постоянно булькала вода, над головой что-то смутно гремело и грохотало. Мальчишки плыли отталкиваясь от стен, а темный тоннель все не кончался. Страшно захотелось всплыть и глотнуть воздуха, но над головой тянулся сплошной шершавый камень. Оставалось только двигаться вперед.
Скоро он начал задыхаться. И это было единственным, что Игриш запомнил, прежде чем вода не расступилась над его головой. В себя мальчик пришел на берегу. Едва ли он нашелся бы с ответом, если бы его спросили, сколько он пролежал, пытаясь выхаркать из себя воду.
Бесенка рядом не оказалось.
Стоило только выбраться на пригорок, как Игриш мгновенно окунулся в пучину кровавого безумия. Он бежал и бежал, не разбирая дороги, а вокруг постоянно кто-то кричал, умирал и захлебывался кровью. Лошадиное ржание, хрипы, крик воронья и звон мечей обступали его со всех сторон. Не успел он вырваться из этого безумного хоровода, как на него набросилась какая-то тень. Схватила за горло и потащила куда-то.
И вот перед глазами горбатая тень Каурая и лезвие ножа, которое готовилось рассечь ему глотку. Но вскоре и оно пропало.
— Живой? — вернул его Каурай из мрачного круговорота. Схватил за плечи и чуть встряхнул, сбрасывая оцепенение.
— Ага… — сглотнул Игриш, всматриваясь одноглазому в лицо. — Каурай? Ты же настоящий?..
— Более чем, — хмыкнул тот и помог мальчику подняться на ноги. Стоило только выпрямиться, как на них налетела целая туча вооруженных всадников. Миг, и они могли растоптать их в кашу.
Но большая часть со свистом пронеслась мимо. Воины бросили мимолетный взгляд на обоих и отправились на поиски тех, кто еще имел наглость сопротивляться.
Подле них остался единственный всадник — широко ухмыляясь в своей обычной разухабистой манере. Ранко почти не изменился с их последней встречи, когда он помогал Игришу оттащить ушат Бесенку. Однако, приглядевшись к нему повнимательней, он заметил кровь и стекающую по лошадиным ногам, и мертвенную бледность, которую не смогла разогнать даже улыбка. Игриш только подивился, как он еще не отбыл на суд к Спасителю.
