Радогор пропустил его слова мимл ушей.
— Не за себя боюсь, за княжну.
— Княжну Владу я сам с дружиной провожу!
Воевода говорил, как о деле решенном, а для убедительности еще и рукой припечатал. Сказал, как отрезал!
— Большой дружины ты, сударь воевода, не дашь. У тебя ее у самого по пальцам перечесть… И город как без защиты оставишь? А от малой дружины больше вреда в дороге, чем пользы. Шуму много, а доведись до дела, ее саму оборонять нужно.
Радогор говорил уверенно, со знанием дела.
— И на своем подворье тебе ее не укрыть. Коли начали искать, все равно найдут.
— А ты убережешь? — Вопрос язвительный. Злой. Не привык воевода к возражениям. А с тех пор, как не стало старосты Остромысла и вовсе.
— Уберегу, воевода. Я последний из рода Бэра. — И прислушался. За воротами, ломясь в город, буйствовал Ягодка, поспевший на зов друга. — Вран опасность углядит, родичи помогут. Отец — лес укроет, леший на дорогу выведет, кикимора, и для нее заветное слово есть, от погони укроет.
— Прав Радогор. Напрасно споришь, Смур. — Услышал воевода за спиной спокойный, как всегда рассудочный голос. — Как зрелый муж он все рассудил. Но если хочешь, у княжны спроси. Пусть она сама скажет, с кем пойдет.
А что спрашивать, когда и без вопросов все ясно. Висит княжна на Радогоровой руке, не оторвать. Если только вместе с его рукой.
— И скажет она он лучше нас с тобой, какой город ее укрыл, от гибели уберег. — Добавил Ратимир, понимая беспокойство Смура. — Уйдут они, и эти город покинут. Снова спокойно заживешь. А как опасность минет, так сам в Верховье нагрянешь…
Радогор с облегчением, не сдержавшись, вздохнул. Умел Ратимир вовремя прийти на выручку. А воевода после слов старшины больше не возражал, хотя все еще недовольно сопел, дергая бороду. И самому ему не хотелось огорчать Смура. Встретил его воевода добром, от Остромысла уберег. А если и злится, так не о своей выгоде печется, городу добра ищет.
— Прощай, воевода. Не поминай лихом. — Легко поклонился он. Не обидно хорошему человеку кланяться. — Случись беда, позови. Приду, если жив буду, где бы ни был. Доброту твою помнить век буду.
Не удержавшись, обхватил руками за плечи, и прижал к груди. Смур сразу задохнулся в его руках, чувствуя, как проходит обида.
— Скажи только его братьям, а они уж найдут. — Указал он глазами на ворона.
Подошел к Ратимиру.
— С тобой не прощаюсь, Ратимир. — Сказал он, сжимая руку старшины в своей ладони. — мир просторен, да дороги в нем узкие. Верю… Не верю, знаю, что сведут они нас еще вместе.
Постоял, молча глядя на старшину. Обнял левой рукой, притянул правой, похлопал по спине и решительно оттолкнул от себя.
— Охлябя, Неждан… — Поискал глазами третьего. — Гребенка, не прячься, вижу…
Сграбастал все троих в охапку, сдвинул вместе, так, что кости у ребят затрещали. Охлябя дурашливо поморщился и взмолился, с усилием выжимая из себя слезу
— Позову, придете? — Шепнул он всем троим.
— Бегом прибежим. Только позови. — За всех, не раздумывая, ответил Охлябя. Глаза заблестели от восторга. — Только когда?
— Когда и сам не знаю. Но что нужны будете, это точно.
Разомкнул руки и княжна тут же вцепилась в его локоть. Сделал несколько быстрых шагов и обернулся.
— Сударь воевода, этих троих лучше не показывать. А сами искать не решаться. Сгинули и сгинули… по пьяному делу. Одним больше, одним меньше. Кто их считать будет? А на вас вины нет. А прижмет, на меня покажите. Пусть догоняют… — Постоял, подумал. — Вам же всем спасибо за хлеб, соль, за кров и за ласку. С вами душа немного оттаяла.
У кромки леса его заставили обернуться чьи — то торопливые шаги. Остановился. Неждан догоняет. Добежал и без слов повесил на плечо, внушительных размеров, мешок.
— Здесь хлеб, соль, луковицы и вяленая кабанина. Не бог весть что, но дня на три хватит. А то ушли, в чем были. — с трудом переводя дыхание, заторопился он. Мельком взглянул на Владу, и смущенно закончил. — А то остались бы? Слаба еще княжна. Что же мы вас всем городом вас не обороним?
Радогор решительно мотнул головой.
— На Ягодку сядет. За хлеб спасибо. Торопился и совсем забыл, что дорогой есть надо. А оборонить? Видит нас кто — то, Неждан. Глаз не сводит. Зачем городу лишние заботы. Своих через край.
Легонько шлепнул парня по плечу и, не сказав больше ни слова, скрылся в лесу увлекая за собой княжну. Лес, принимая их, приветственно зашелестел, зашумел листьями. И Неждан с удивлением отметил для себя, что словно принял и спрятал их под зеленой занавесью от его взгляда.
А Радогор углубившись в лес, остановился.
— Прав Неждан, княжна, слаба ты еще, чтобы идти. А пути назад нет. Идти надо. Ну, да ничего. В полдень передышку сделаем.
Подхватил ее на руки и бережно усадил на спину бэра.
— Так быстрее пойдем.
Бэр скосил, повернув голову, на девушку глаза, но промолчал. И радогор, пожалев его, потрепал по просторной холке.
— Успеешь еще, брат, попастись в малиннике.
По лесу шел уверенно, словно здесь, в этих лесах родился, а не на краю леса. Изредка приостанавливался и наклонялся над цветком, разглядывал его, поглаживал его пальцем, принюхивался, а затем поддевал его ножом под корешок, счищал и сдувал с корня землю и осторожно прятал за пояс.
Как — то поймал на себе ее удивленный взгляд и смущенно пожал плечами.
— Путь не близкий, княжна. В дороге все сгодится.
И снова шел впереди, прислушиваясь к лесу.
Солнце медленно поднималось над лесом, согревая его. Бэр все чаще и чаще останавливался, чтобы наклонится над грибом и на ходу отправить его в рот. Или проводить жалобным взглядом муравьиную кучу, которую разглядел чуть в стороне от их пути. Но Радогор делал вид, что не замечает его страданий. И только раз обернулся и, не останавливаясь, обронил.
— И не стыдно? Большой вырос, а стонешь, как щеня неразумное. Вран не меньше тебя проголодался, а помалкивает.
Вопрос спорный, сам видел. Вран на его плече дремал, покачиваясь. А бэр шел своими ногами, к тому же с поклажей.
Владе стало жаль бедного бэра и она скатилась с его спины.
Ягодка обрадовано взвизгнул и конским скоком обежал к огромному, в его рост, муравейнику, смешно вскидывая широкий зад. А скоро до них донеслось его радостное урчание.
Радогор смущенно посмотрел на княжну и виновато вступился за друга.
— Как дитя малое. Нисколько не терпит. Брюхо раньше его на свет родилось. Все бы жевал и жевал. Притомишься, скажи. Я понесу. Недолго осталось. А там и отдохнем.
Поднял голову и поискал глазами врана, который когда — то успел взлететь с его плеча.
