– Ты, хитрый япошка. Дашь мне пятерых зомбей и своего ученичка?
Моносумато, если и оскорбился, виду не подал. Он спокойно допил саке, отставил чашечку и только потом сказал:
– Ты, глупый ирландишка, знаешь, сколько мне это будет стоить?
– Заплачу!
– С поддельной карточки?
– Оружием заплачу.
– И на кой мне сдались краденые винтовки?
– Японский баран! Не винтовки, а «перчатки». Целый гребаный контейнер новехоньких «перчаток». Пойдет?
Моносумато задумчиво подобрал салфетку и принялся скручивать бумажную фигурку. Тон у Шеймаса стал просящий:
– Послушай, о присномудрый сын зари, ученик Будды и светоч конфуцианства! Войдут на базу мои ребята. Твои пойдут вторым эшелоном. Когда викторианцы бросят чесать задницы и вылезут, успокоите их. Мы берем товар и уходим. И всё. Никакого риска. Твой ангелок может там и не показываться, в машине отсидится.
– А патрули?
– Обход каждые два часа. Патруль снимаем сразу. Все продумано.
Японец вежливо улыбнулся и поставил бумажного зверька на дощечку от суши.
– Склад в пяти километрах от воинской части. Через пятнадцать минут там будет зелено от солдат.
– Мы обернемся за десять. Послушай… Если мы не будем держаться вместе, поодиночке нас просто слопают.
Не прислушиваясь к уговорам ирландца, Моносумато взглянул на Вигна. Шеймас окаменел. Он крайне не любил молчаливого разговора психиков. Молчаливого, неуловимого и быстрого, как местные электрические змейки. И не заметишь, откуда ударит.
Через пять секунд Вигн кивнул и опустил глаза. Японец обернулся к подпольщику:
– Два контейнера с «перчатками» и ящик уКАЗок.
– Ты же сказал, винтовки тебе ни к чему! – немедленно взвился Шеймас.
Лазерные винтовки Казимирова, более известные как уКАЗки, пользовались на черном рынке Синагавы большим спросом, о чем японец не замедлил известить своего партнера.
– Хорошо. Перчатки и уКАЗки, полный набор.
– Десять минут.
– Десять, клянусь непорочностью пречистой девы Мэри.
– Что бы ни случилось, Люк уходит через десять минут.
– Люк, ты уходишь через десять минут, даже если наши задницы будут поджаривать, – издевательски подтвердил старший Салливан.
– Я ухожу через десять минут, даже если черти будут тащить тебя в ад живьем, дядюшка Шеймас, – спокойно сказал Лукас. – Ты ведь позволишь называть тебя дядюшкой?
– Только если вы с моим Марком официально оформите отношения.
Лукас потемнел лицом, а довольный ирландец загоготал. Отсмеявшись, Шеймас задрал голову и проорал:
– Эй, Мокрая Рыба, в этом заведении подают виски? Тут намечается помолвка!
Ответа достопочтенного Ринеке Сент-Джона Лукас не услышал, потому что как раз в этот момент его комм загудел. Молодой оператор принял сообщение. По браслету побежали буквы. Лукас прочел и скривил губы. Перегнувшись через стол, новоявленный дядюшка обозрел текст, громко фыркнул:
– «Если он не пострадает». Кажется, Люк, у тебя объявились конкуренты. – И снова заорал:
– Сент-Джон, не надо бухла, помолвка на сегодня отменяется!
Вигн ничего не ответил. К сожалению, ему нравился ирландец, ломавший сейчас комедию под названием «Робин Гуд из Вольного леса». У Шеймаса в запасе нашлось бы немало таких комедий.
Таланта психика дяде Марка не досталось, да тот в нем и не нуждался. Умевший казаться простецом, прежний боевик ИРА и нынешний активист терранского подполья Шеймас Салливан работал другими методами и был гораздо опаснее плазменной бомбы с полетевшим детонатором.
Еще через несколько минут троица расплатилась и беззвучно исчезла в облаках вонючего пара. Сент-Джон по прозвищу Мокрый Дракон проводил клиентов задумчивым взглядом и, когда дверь за ними закрылась, нырнул под прилавок. Обратно он вынырнул нескоро.
Марк смотрел в узкое окно конференц-зала, и ему было скучно. Скука и тоска – самые серые краски из всей палитры. Он надеялся хотя бы за окном увидеть зеленый цвет, но деревья росли с другой стороны. Отсюда открывались лишь сумрачная набережная, река и низкое небо, затянутое облаками.
В одной из аудиторий Замка развернули трехмерный экран. Доктор Олаф Митчинсон, старший научный сотрудник группы Салливана, делал презентацию. Марку досталась роль заинтересованной публики. Еще полвека назад члены комиссии по распределению грантов отправили бы в зал свои голограммы, однако традиции отмирают. Доклад транслировался прямо на коммы Ученого совета с обратной голосовой связью, и зал пустовал.
Митчинсона, впрочем, отсутствие публики не смущало. Кривоногий и коренастый, как гном из скандинавских сказок, биофизик энергично разворачивал один слайд за другим. Первая часть презентации, посвященная выявлению ответственных за телепатию генов, еще хоть как-то интересовала Салливана, и то лишь потому, что он сам собирал пробы крови на Вай-олет и провел начальную работу по сканированию ДНК и поиску генов-кандидатов. Лишь потом, когда стало ясно, что Салливан наконец-то нащупал нужные участки генома, к работе подключились еще два десятка человек. В том числе и его бывший университетский приятель Олаф Митчинсон. Салливан вытащил биофизика и его жену из терранского гетто Аль-Сахид – практически лагеря для политзаключенных. Он помог оформить визу Марине Митчинсон, которая вообще землянкой не была и могла рассчитывать в лучшем случае на экстрадицию обратно на Шельф. За это или за что другое, но Олаф с головой нырнул в работу, быстренько докопался до таргет-генов и занялся их трансплантацией подопытным. Конечно же не добровольцам. Конечно же солдатам из срочников.
Картинка сменялась картинкой. Аденовирусная система доставки кодирующей ДНК. Встройка новых последовательностей в геном. Пациенты до и после подсадки генов. Контрольная группа, не проявляющая никаких способностей к телепатии, и экспериментальная группа, такую способность получившая. Активность лобных и теменных зон коры больших полушарий во время телепатических сеансов у подопытных. Вспышки пирамидальных нейронов в области гиппокампа. Замеры по эмпатии. Замеры по ридингу. Статистика. Критерий Пирсона-Фишера. Погрешности распределения… Марк устало прикрыл глаза. Азарт вчерашней ночи угас, и сейчас будущему руководителю сверхсекретного института больше всего хотелось отправиться в ближайший сортир и сблевать.
Наконец бубнеж затих, и Марк с трудом разлепил тяжелые веки. Надо было отвечать на вопросы. Впрочем, Митчинсон неплохо справлялся и с этим. Низенький и косматый, он агрессивно скалился и возражал невидимым оппонентам со всей яростью прозелита, бичующего маловерных. Салливан вновь прикорнул на скамье, вяло прислушиваясь к перепалке. Голоса сливались в одно монотонное гудение.
