– Насколько я понимаю, ДНК встраивается специфически в клетки коры больших полушарий, гипоталамуса и гиппокампа, и этого достаточно для проявления телепатических способностей?
– Абсолютно верно.
– Очевидно, что при этом гены не наследуются. Вы намерены провести опыты по подсадке вашего генного кластера в половые клетки?
– Да, такие опыты ведутся. Должен заметить, что наша система доставки позволяет трансплантировать ДНК в любой специализированный тип клеток.
– Как относится обнаруженный вами механизм к наследованию телепатии у землян?
– Никак не относится. Что касается наследования психических способностей у землян – а это не является темой сегодняшнего обсуждения, – нам известно лишь то, что один из маркеров расположен на Х-хромосоме. Речь идет, видимо, о сцепленном с полом наследовании рецессивного признака, поскольку у мужчин проявление способностей к телепатии встречается во много раз чаще, чем у женщин. Тут возможна параллель с гемофилией или дальтонизмом…
– Вы сравниваете способность к телепатии с генетической болезнью?
– Я привожу наиболее близкую аналогию. Если это как-то задевает ваши чувства, прошу прощения.
– Вы утверждаете, что одним из медиаторов телепатической активности мозга является дофамин?
– Предварительные эксперименты показали…
И так далее, в том же духе. Салливан насторожился, лишь когда опознал тонкий металлический тенорок председателя комиссии. Викторианец подобрался и сел на скамье, уставившись в направлении невидимого динамика.
– Все это великолепно, – заявил председатель таким тоном, что сразу стало ясно: великолепного тут мало. – Полученные вашей группой данные впечатляют. Однако мое внимание привлекла одна деталь. В отчете вы старательно опустили все, что касается оперирования. Следует ли это понимать так, что результат отрицательный?
Митчинсон тряхнул кудлатой башкой и совсем уж было собрался ринуться в атаку, но Салливан сделал ему знак помолчать и встал. Время собирать камни.
– Спасибо за вопрос, доктор Корбник, – ласково проговорил, почти пропел Марк. – Да, в популяции утан способность к оперированию близка к нулевой. Однако следует учесть, что перед вами лишь результаты первых опытов. Мы успешно трансплантировали отвечающие за телепатию гены в общую популяцию. Следующая стадия эксперимента, как вы могли бы заметить, если бы ознакомились внимательней с моей заявкой на получение гранта, как раз и состоит в исследовании механизмов, связанных с телепатией. На основе этой серии опытов мы надеемся выявить сигнальные пути, отвечающие за активацию operculum frontoparietalis…
На «оперкулуме» Алан Корбник, специализировавшийся на регенерации земноводных, сломался.
– Я в курсе ваших планов, – сухо прозвучало из динамика. – Мне только хотелось бы знать, как вы оцениваете вероятность успеха и сколько времени вам потребуется.
– Вы хотели спросить, сколько еще миллионов юно я намерен вбухать в свою авантюру? – Всякая сладость из голоса Марка исчезла.
Председатель откашлялся и раздраженно ответил:
– Да, если вам угодно так это сформулировать.
– Разрешите и мне задать вопрос. Какой у вас R-ин-декс, доктор?
– Восемьдесят семь, но при чем здесь…
– В случае мобилизации военнообязанными считаются все психики ордена с R-индексом выше восьмидесяти. Так что вы предпочитаете – совершать подвиги на поле боя или дать мне возможность завершить работу, чтобы за вас воевали профессионалы с трансплантированными генами?
В наступившей тишине раздался громкий стук – это биофизик уронил свою любимую лазерную указку.
Ответа так и не последовало. Члены комиссии молча, один за другим, отключались от канала трансляции, и лишь доктор Корбник кратко поблагодарил Марка за отличную презентацию.
Олаф убрал комм и искательно уставился на Марка:
– Пива, шеф? Или у тебя принято отмечать удачный шантаж бутылочкой французского коньяку?
Марк покачал головой и уселся на деревянную скамью. Сейчас, когда проектор погас, маленький зал вновь погрузился в свое нарочитое средневековье. Высокая полированная кафедра, тяжелые капители колонн, стрельчатые окна. Не самая удобная площадка для научных презентаций – зато вполне подходит для второй части представления.
– Мы еще не закончили.
– В смысле? Вроде все разбежались подсчитывать свой R-индекс.
– В смысле, у меня запланирована еще одна встреча.
– У тебя? А у меня нет, значит? Опять ваши вшивые орденские тайны, Салл? Надоело, ей-богу.
Прищурившись, Салливан глядел на своего ведущего биофизика. Олаф был на три курса старше и в пять раз талантливее Марка в том, что касалось науки. Въедливый гном тащил на себе лабораторию, пока его шеф разрывался между сбором материалов в гуманитарной миссии на Вайолет и выколачиванием денег из Совета. Митчинсон знал о проекте все, что знал Салливан. Точнее, почти все.
– Нет, – сказал наконец Марк. – Никаких тайн. Можешь остаться. Только тогда, братец мой Митч, из-под зеленого грифа ты перейдешь в красный.
Красный гриф – максимальная степень секретности для процедур ордена. Митчинсон яростно почесал шевелюру и выдал:
– Красный гриф, белый гриф, ушастый гриф… Только пугать меня не надо, ладно? Ты скажи одно: надо тебе, чтобы я остался, или не надо?
– Надо, – честно ответил Марк.
– Так чего ломаешься, как красна девка?
– Тебя жалко. У тебя ж язык длиннее ракетного выхлопа. Вот и думаю: память тебе придется стирать или так, без особых затей придушить?
Марк сказал это без улыбки. Митчинсон неуверенно хмыкнул:
– Лучше придуши. Маришка меня прибьет, если я опять про годовщину свадьбы забуду. – Не получив ответа и вглядевшись в лицо шефа, он нахмурился. – Да ты, никак, серьезно? Что у вас тут за дела?
Марк встал со скамьи, хлопнул биофизика по плечу и громко сказал:
– Нет, несерьезно. Шучу я, братец. Шучу.
– Да ну тебя с твоими дурацкими шутками.
– Ладно. Не кипятись. Руку давай.
– Что?
– Дай, говорю, руку. Левую. Биофизик моргнул и сунул Марку под нос
здоровенную, поросшую шерстью лапищу. Марк защелкнул на его запястье тонкий черный браслет, здорово смахивающий на браслет комма. Некоторые сейчас так и носили – один комм на левой, один на правой, а порой и не по одному. Результат смахивал на украшения индийских танцовщиц.
– Это что?
– Подарок.
– Какой, к черту, подарок? – обозлился Митчинсон. – У тебя что, от общения с лягушковедом мозги окончательно сплавились?
Не отвечая, викторианец легонько пихнул его, и – странное дело – кряжистый биофизик так и плюхнулся на скамью. Наклонившись к нему, Салливан тихо проговорил:
