Паллада нахмурилась, с усилием держа Клинок Мрака. Её взгляд упал на его гладкую чёрную поверхность, и Тёмная увидела своё отражение: искажённое злобой лицо и драгоценный камень на украшении шлема, мерцание которого стало почти неразличимым в сумерках.
— Проклятье! — воскликнула Паллада; все её планы рушились в одночасье.
Она отпрыгнула назад и вложила всю свою злобу в последующий удар… Аврора парировала его Клинком Зари, и в ту же секунду чёрный меч рассыпался на множество осколков.
Аврора опустила меч, глядя сестре в глаза.
— Забирай. Он мне больше не нужен, — Паллада сняла с шлема ободок, на котором крепился почти погасший маячный фонарь, и кинула его Авроре.
Затем Тёмная богиня повернулась к ней спиной и удалилась, не произнеся более ни слова. Видно было, как она шагает к порталу в Беллиору, на ходу принимая облик корабля. Аврора ещё несколько секунд смотрела ей вслед, затем зашагала по поверхности моря к Нантакету, бережно прижимая к груди едва теплившийся огонёк
Альмира напряжённо следила в бинокль за поединком богинь. Кажется, эпицентр сражения переместился к острову. Светящийся камень в шлеме тёмной богини, на самом деле уже скорее догорающий… Да это же маяк Астраханского! Альмира сжала кулаки. Она терпеть не могла, когда приходилось только наблюдать, без возможности вмешаться.
Но ведь этот сон с оброненной тиарой что-то значит. Наверняка в нём — подсказка… Выждать момент и подхватить упавшую тиару? Альмира уже хотела сказать Солейль готовиться к вылету, но тут Паллада сделала выпад, её клинок встретился с Клинком Зари, и меч тёмной богини рассыпался на куски.
Буквально сразу после этого обе богини остановили сражение. Кажется, они обменялись несколькими фразами, и Паллада, сняв камень, всё ещё продолжавший слабо мерцать, небрежно бросила его Авроре, как бросают сломанную и ставшую ненужной вещь. Аврора бережно сжала угасающий камень в ладони, снова что-то сказала сестре — или они просто обменялись взглядами, — и направилась к Нантакету.
Камень в её ладони слабо вспыхнул — и погас.
Альмира опустила бинокль. Неужели всё?..
Прекрасная богиня зари, теперь серьёзная и печальная, подошла и склонилась, бережно опуская камень на палубу Нантакета. Взгляд её словно говорил: «Простите, я не успела…» Альмира тряхнула головой… Вместо волшебного камня на палубе плавучего маяка лежала мачта Астраханского с погасшим фонарём. А вместо богини справа по борту был знакомый силуэт крейсера.
Соль закрыла лицо руками и упала на колени, плечи её задрожали.
— Убить Палладу мало, — глухо произнесла Альмира. — И Рожественского тоже… — Слёзы брызнули из глаз. Женщина не выдержала и разрыдалась, обхватив руками штурвал Нантакета: — За что они его погубили? За что?..
— Он не умер! — звонко вскричала Лиэлль и бросилась к выходу из рубки. Выскочив на палубу, она подбежала к маячной мачте и обхватила её руками: — Рильстранн! Вернись, анн илваир! Вернись!..
…Лиэлль обхватила руками лежащего на палубе Рильстранна. Бледный как мраморная статуя, с широко открытыми невидящими глазами, казалось, он умер — второй раз, уже не на Земле, а в сумрачном и холодном мире. И сам он был холодный как лёд. И Лиэлль вместе с ним будто уходила в ледяную чёрную бездну.
Какие-то бесконечные коридоры, залы с массивными колоннами… Лиэлль чувствовала: он где-то здесь, он не мог уйти далеко! В лицо девушке бил пронизывающий холодный ветер, несущий иголочки льда, и казалось, желающий выстудить всю её душу. Однако Лиэлль не останавливалась.
— Рильстранн! — кричала она. — Вернись! Я люблю тебя!..
Но ей отвечали только гулкое эхо в тёмных коридорах и свист ледяного ветра. На полированных боках колонн играли лиловые вспышки. Лиэлль вступила в следующий зал и ахнула от ужаса. В темноту уходили бесконечные ряды застеклённых постаментов, на которых стояли… нет, не статуи, а мёртвые люди! Лиэлль бежала среди них, вглядываясь в лица, пытаясь найти среди них Рильстранна. Кто-то могущественный и недобрый наблюдал за ней, смеясь над тщетностью её попыток — она слышала в завывании ветра злорадный хохот.
— Альмира! — твёрдым голосом позвал Нантакет. Женщина отняла залитое слезами лицо от штурвала. — Иди на палубу, помоги Лиэлль. Она сражается. Дай ей свой меч.
Слова плавучего маяка, будто путеводный свет, помогли выбраться из бездны отчаяния. Да, надо действовать. Даже если кажется, что надежды больше нет.
— Поняла. — Альмира вытерла глаза рукавом куртки и шмыгнув носом, вышла из рубки. Подойдя к Лиэлль, обнявшей мачту Астраханского, она вытащила Лаэнриль из ножен и вложила в руку девушки рукоять меча.
Лиэлль потерялась в этом зале с бесконечными рядами мёртвых статуй. И вдруг обнаружила в руке меч, сияющий голубовато-белым светом! Лаэнриль!.. Повернув голову, она увидела за стеклом одного из стендов… Рильстранна!
— Я освобожу тебя, анн илваир! — закричала девушка и с мечом рванулась к стенду. Ветер усилился, двигаться вперёд получалось с трудом, и сам воздух становился каким-то вязким. Но Лиэлль упорно шла, держа обеими руками меч. Ещё немного… ещё пара шагов… Взмахнув мечом, Лиэлль разбила стекло.
…Она очнулась и обнаружила себя лежащей на груди Рильстранна, обнимая его одной рукой, в другой сжимая рукоять меча. Девушка подняла голову. И увидела, как веки Рильстранна дрогнули. Потом он растерянно заморгал и посмотрел на Лиэлль удивлённо и радостно:
— Ты пришла за мной, анни илвайри … — Его рука легла ей на плечо: — Ты пришла, мой лучик…
Лиэлль отняла лицо от маячной мачты. Альмира, Соль и спустившаяся с крыши рубки Саша не могли поверить своим глазам: огонь в фонаре постепенно разгорался!
— Ты победила, Лиэлль, — услышали все голос Авроры. — Твоё сражение было самым тяжёлым.
* * *
— Кир Дариэль, Рильстранн выходит из комы, — сообщил врач Доран, всё это время не оставлявший своего пациента в госпитале. Король, сидевший у постели Рильстранна, осунувшийся и бледный после нескольких беспокойных дней, облегчённо вздохнул и подошёл к окну:
— Хвала звёздам… «Ты победила, Лиэлль, — добавил он про себя. — Ты вернула Рильстранна в мир живых. Только ты и могла это сделать».
Глава 19. Человек вечного ноября
Зиновий Петрович сидел в бывшей капитанской каюте, кутаясь в шерстяное одеяло. На борту плавучего маяка вообще-то было тепло, но холод Аласары, казалось, выстудил не только тело, но и душу. Поэтому адмирал всё ещё не мог согреться.
