Фродо выдержал взгляд, но промолчал. Бродяга, однако, продолжать не стал. Его внимание привлек Пиппин. Фродо с тревогой услышал, что это посмешище людей и хоббитов, этот желторотый Тукк, окрыленный успехом байки о толстом Бургомистре из Мичел Делвинга, уже вовсю рассказывает о прощальном вечере Бильбо! Беспечный Пиппин препотешно изобразил торжественную речь старого хоббита и уже готовился огорошить слушателей рассказом о невероятном исчезновении юбиляра.
Фродо не на шутку испугался. Местные хоббиты еще куда ни шло, тут ничего особо страшного нет — подумаешь, еще один потешный случай из жизни чудаков засельчан! Но что, если кто–нибудь уже слышал об исчезновении Бильбо (да вот хоть старый Подсолнух, например)? Что, если слухи о скандале дошли до Бри? Тогда всплывет и фамилия Бэггинс, а о Бэггинсе здесь могли на днях справляться.
Фродо заерзал как на иголках, лихорадочно соображая, что бы такое предпринять. Пиппину явно льстило общее внимание, и он начисто позабыл о грозящей им всем опасности. Фродо похолодел от внезапной мысли: чего доброго, этот мальчишка совсем потеряет голову и помянет Кольцо! Тогда конец всему!
– Скорее! Сделай что–нибудь! — шепнул Бродяга.
Фродо вскочил со стула, одним прыжком взлетел на общий стол и включился в беседу. Слушатели на миг позабыли о Пиппине, и часть из них повернулась к Фродо, хохоча и приветствуя его громкими хлопками, — видимо, они решили, что господин Подхолминс наконец–то «принял свое».
Фродо вдруг почувствовал себя крайне глупо и заметил, что тянется к карману (у него была привычка каждый раз, произнося какую–нибудь речь, теребить в кармане случайную вещицу). Пальцы нащупали Кольцо и цепочку. Фродо с трудом подавил желание, сунув палец в Кольцо, выпутаться из дурацкого положения. Как ни странно, одновременно ему показалось, что желание ему внушил кто–то или что–то извне, из зала. Но он решительно отверг искушение и крепко сжал Кольцо в кулаке, словно для пущей уверенности, что оно не сбежит и не наделает бед… Кольцо, однако, лежало смирно, хотя и выручать Фродо тоже не торопилось. Наконец, собравшись с духом, Фродо выдавил из себя несколько слов, «чтобы соблюсти приличия» (как сказали бы в Заселье):
– Мы, все четверо, польщены вашим вниманием и благодарны за гостеприимство, и я питаю скромную надежду на то, что этот краткий визит поможет обновить старинные дружеские связи между Бри и Засельем!
Он запнулся в поисках нужного слова и кашлянул. Главное, однако, свершилось — теперь он был в центре внимания!
– Песню! — потребовал кто–то из хоббитов.
– Песню! Песню! — подхватили остальные. — Спой–ка нам что–нибудь новенькое!
Фродо на миг растерялся, раскрыл рот — и с отчаяния затянул нелепую песенку, которую обожал в свое время Бильбо (и которой, добавим, гордился — ведь слова он сочинил сам!). Песенка была про корчму — потому, наверное, она и пришла Фродо на ум. Приводим ее целиком, так как в наше время из нее поют один–два куплета, не больше, — остальное позабылось.
Под горой стоит корчма
У слиянья речек —
Раз свалился с чердака
Выпить доброго пивка
Лунный Человечек.
Был там подгулявший кот
С пятиструнной скрипкой —
Он по ней что было сил
Вжик–вжик–вжик смычком пилил
С пьяною улыбкой.
Там еще гулял щенок —
Не было с ним сладу:
Он по–щеньи лопотал
И от пуза хохотал,
Просто до упаду!
И корова там была —
Сунься к недотроге!
Но под музыку кота,
Позабыв свои лета,
Проплясала ноги!
Так надраена была
В кухне вся посуда,
Что, куда ни положи
Ложки, вилки и ножи —
Блещут, просто чудо!
Ну, веселье началось!
Все перемешалось —
И корова от щенка
Получила тумака,
И коту досталось!
Человечек окосел
Да и лег под лавку —
Но во сне он не молчал
И без удержу кричал,
Чтоб несли добавку!
Стали тут его будить,
Хоть и неприятно —
Уж недолго до утра,
Значит, самая пора
На луну обратно!
Кот на скрипке заиграл,
Голося ужасно.
Тут бы и покойник встал, —
Ну а этот спал да спал.
Видно, все напрасно!
На гору его снесли —
Было ж «аху–оху»!
Хором крикнули «А ну!» —
Зашвырнули на луну
Луновыпивоху!
Кот опять схватил смычок,
Снова запиликал —
И корова, хоть строга,
Встала прямо на рога,
А щенок хихикал!
«Дзынь!» — и струны порвались;
Ахнула компания!
А корова (чудеса!)
Ускакала в небеса —
Что же, до свидания!
Закатилася луна,
Брезжит свет во мраке:
Ну, дела! Пора вставать,
А они идут в кровать —
Экие гуляки![141]
Хлопали долго и оглушительно. Голос у Фродо был хороший, да и песня пришлась по нраву.
– Где старина Подсолнух? — послышались отдельные голоса. — Позовите его сюда, пусть послушает! Заставим Боба, пусть научит своего кота пиликать! А мы попляшем!
Засим хоббиты потребовали еще пива и дружно заорали:
– Еще разочек, приятель! Давай! Еще разок!
Они заставили Фродо осушить еще одну кружку, и ему волей–неволей пришлось начать песню сначала — а остальные подхватили: мотив был известный, а память на слова у хоббитов превосходная. Настал черед Фродо чувствовать себя польщенным. Он прошелся по столу чечеткой, а на словах «…ускакала в небеса» высоко подпрыгнул. И… пожалуй, слегка перестарался. Дзынь! Нога его угодила в поднос с пивными кружками, он поскользнулся и — бах, тарарах, шмяк! — полетел на пол. Все открыли рты, чтоб рассмеяться, — да так и замерли: певец–то исчез! Пропал — и все тут, все равно что в подпол провалился, только вот дырки не осталось!
Придя в себя, местные хоббиты повскакивали с мест и закричали, требуя Подсолнуха. От Пиппина и Сэма отодвинулись, и бедняги, всеми оставленные, жались в углу, не зная, куда спрятаться от недобрых, подозрительных взглядов недавних собутыльников. Было очевидно, что теперь их считают пособниками бродячего волшебника, — а кто знает, зачем он пожаловал и чего от него можно ожидать?! Один смуглый бриец, стоявший неподалеку, посматривал на них с такой издевкой и так понимающе, что бедолагам стало совсем неуютно. Вскоре этот бриец покинул гостиную. За ним подался и косоглазый южанин: эти двое весь вечер шептались между собой. Следом за ними выскользнул на улицу и привратник Харри.
Фродо чувствовал себя дурак дураком. Не зная, что предпринять, он прополз под столами в темный угол, где неподвижно сидел Бродяга, ничем не выдавший своего отношения к происшествию. Прислонившись к стене, Фродо снял Кольцо. Как оно очутилось на пальце, хоббит сказать не мог. Видимо, каким–то образом само наделось, когда он взмахнул рукой, пытаясь удержаться на ногах,– он наверняка по привычке перебирал содержимое кармана, а ведь там было и Кольцо! «Может, оно сыграло со мной злую шутку?» — мелькнуло у Фродо в голове. А что, если оно попробовало подать знак о себе в ответ на чье–то пожелание или приказ? Взять хотя бы тех людей, которые минуту назад вышли из залы. Фродо они совсем не понравились…
– Что скажешь? — спросил Бродяга, когда перед ним появился Фродо. — Зачем тебе все это понадобилось? Ты один натворил куда больше бед, чем могли бы натворить все твои разговорчивые друзья, вместе взятые! Вляпался, можно сказать, обеими ногами! Или, может, пальцем?
– Не понимаю, что вы такое говорите, — притворился Фродо, встревожившись от этого вопроса и чувствуя приступ раздражения.
– Неправда, ты все отлично понимаешь, — возразил Бродяга. — Но подождем, пока тут станет потише. А тогда, господин Бэггинс, я хотел бы с вами, если позволите, переговорить с глазу на глаз.
– О чем бы это? — удивился Фродо, пропуская мимо ушей, что Бродяга назвал его настоящим именем.
– О делах довольно важных — важных и для тебя, и для меня, — ответил Бродяга, глядя Фродо в глаза. — Не исключено, что наш разговор немало послужит к твоей пользе.