— У нас был договор, человек, — сурово напомнил альв, заметив, как занервничал его собеседник. — Тестариус сегодня прислал мне птицу, что уже связался с покупателями из кланов Фано и Диш, и гоблины готовы обговорить условия.
Бриасвайс протянул руку ладонью вверх, и в этом жесте было что-то требовательное. Отказ он был не намерен принимать.
— У меня с собой нет карт, — промямлил Аш, стушевавшись. — Они в комнате… Я схожу, пожалуй…
Профессор уже было поднялся с места, но Бриасвайс остановил его одним только взглядом. Сколько в нем было холодности и стали — не измерить, и Ашарх застыл, не в силах пошевелиться.
— Не стоит мне лгать, человек. Я знаю, что ты всегда носишь карты у сердца, под рубахой. Даже в дороге ты с ними не расставался, а я всегда следил, как ты рисовал с них копию по вечерам. — Альв прищурился. — Надеялся впихнуть мне подделку, чтобы гоблины высмеяли Тестариуса при заключении сделки? Плохая идея. Не думал же ты, в самом деле, что я не отличу оригинал от грубо набросанной на коленке копии?
Невольно сжавшись под этим взглядом, Аш молчал. Конечно, он не верил, что удастся обмануть Бриасвайса дубликатом, и рисовал второй экземпляр исключительно для своего пользования, чтобы продолжить исследование, касавшееся Гиртариона, но почему-то в тот момент, замерев перед заместителем коменданта, он чувствовал себя виноватым.
— Давай сюда карты. — Воин вновь махнул требовательно вытянутой ладонью.
Сунув руку за пазуху, Ашарх вытащил измятые и уже хорошенько промасленные и испачканные карты и вложил их в ладонь альва. Длинные зеленоватые пальцы мгновенно захлопнулись, как капкан, и Бриасвайс, с нескрываемой ухмылкой оглядев свитки, убрал их себе на пояс, в черный кисет с завязками. Аш же в свою очередь проводил карты тоскливым взглядом.
— Вот и хорошо, — продолжил альв, поднимая свой нефритовый кубок. — Так давай же выпьем за окончание этой честной и выгодной сделки.
Он держал бокал до тех пор, пока профессор, сдавшись, не коснулся своим кубком его, и только тогда Бриасвайс одним большим глотком допил вино из одуванчиков.
— А теперь ступай, человек. Не скажу, что был рад нашему знакомству. Но кое-чему оно меня все же научило. Надеюсь, и ты не остался обделенным. Доброй ночи и прощай.
Аш ничего отвечать не стал, он и так чувствовал себя оплеванным, а потому лишь хмуро кивнул и скорее направился к выходу, ощущая, как вместе с вином по его телу медленно и неохотно расползается нелюбовь ко всем детям Леса.
Утро было настолько ранним, что в окружавшей особняк роще еще не замолкли ночные птицы. Высочайший Синклит начинал свои заседания по обыкновению с первыми солнечными лучами, и этот раз не стал исключением. Назначенный Бриасвайсом сопровождающий для посольства оказался еще достаточно молодым альвом, который носил на лбу тугую повязку, прижимавшую его волосы плотно к голове, и отличавшийся крайне громким командным голосом. Пелеантад говорил по-ифритски слабовато, но все же Ашарха он более или менее понимал, а это было самым важным.
— Я и мой отряд проводим вас, — зычно сообщил профессору воин, оказавшись утром на пороге его комнаты, и попросил немедленно собираться, чтобы не заставлять Синклит ждать.
Оказалось, на заседание были допущены лишь Лантея, как официально назначенный посол, обладавший всеми необходимыми полномочиями, и Ашарх, как переводчик. Остальные пустынники были вынуждены остаться в особняке Бриасвайса, уже смирившись с тем, что Ивриувайн оказался не таким уж замечательным и приветливым местом, и для чужеземцев здесь многое было недопустимо или запрещено.
— Нам разрешено отсюда выходить вообще? — с вопросом заглянул в комнату к сестре Манс, наматывая на запястье свои излюбленные четки. — Или эти альвы намерены круглосуточно держать нас в особняке?
Лантея, спешно собиравшаяся на заседание, на ходу шнуруя сапоги, пробормотала:
— Аш говорил, что можно. Но с сопровождение. А что, тебе так надоело сидеть в четырех стенах?
— Оцарио спит и видит, как попасть на базарную площадь. Я решил составить ему компанию.
На пороге за спиной юноши с громким пыхтением появился Оцарио. На плечи у него были закинуты мешки с товарами на продажу. Набитые котомки делали его похожим на покрасневшего от натуги сгорбленного гоблина, ограбившего чей-то дом.
— Нужно приглядеться к товарам конкурентов! — беззаботно заявил торговец.
— Но ведь у тебя даже нет местных денег… — осторожно заметила Лантея.
— Это как раз легко решаемый вопрос! — усмехнулся Оцарио и, махнув рукой на прощанье, удалился дальше по коридору, позвякивая содержимым своих баулов.
— Надеюсь, заседание сегодня пройдет успешно. Пусть Эван’Лин не оставит вас с Ашархом. — Юноша коснулся своих молитвенных песочных часов на поясе и, улыбнувшись сестре, ушел догонять торговца.
Через десять минут Аш и Лантея в сопровождении внушительного эскорта из воинов Пелеантада, несших баулы с дарами для Синклита, покинули территорию фамильного поместья и двинулись через весь город какими-то тайными, едва видными глазу, тропами, не выходя на центральные улицы. Здесь было опасно терять из виду провожатых, иначе легко можно было заблудиться в густой растительности. Идти пришлось недолго. Скоро впереди сквозь частокол деревьев показалась водная гладь, и отряд ступил на берег озера Уладена.
Здесь возле самой кромки воды, раскинув в стороны свои узловатые корни, стояло древнее высохшее дерево, очень выделявшееся среди остального зеленого массива. Его голые серые ветви ощетинились колючими прутами, а по всей высоте ствол пересекала широкая трещина. В чреве этого огромного полого дерева ходили альвы, разглядывая письмена, вырезанные на стенах, а возле прохода внутрь несли почетный караул бдительные часовые.
— Что это за мертвое дерево? — обратившись к Пелеантаду, полюбопытствовал Ашарх. Альв долго собирался с мыслями, явно вспоминая отдельные слова на ифритском, и вскоре озвучил:
— Здесь высечены законы, по которым Лес существует вот уже почти две тысячи лет.
— И кто их там высек?
— Два великих мыслителя древности. Наш народ почитает их веками и благодарен за дар, который они преподнесли нам. Это были два кровных брата — Имагантий и Игдрангар, первыми среди альвов получившие от Синклита свои четвертые имена.
— Никогда не слыхал я, чтобы был в этом мире уголок, где народ бы жил по законам, что не менялись столетиями, — удивленно протянул профессор.
Видимо, Пелеантаду было лестно, что чужеземец стал его расспрашивать о внутреннем укладе Леса, поскольку через мгновение альв продолжил:
— Братья желали, чтобы наш народ всегда знал свои права и обязанности, всегда мог увидеть их. А дабы никто не мог изменить законы, они собственноручно вырезали их в чреве полого дерева хацу и высекли над входом свои слова: «Никто не смеет искажать эти законы, менять их или стирать, ибо в законах этих заключена свобода и справедливость альвов».
Аш обернулся, провожая взглядом древнее рассохшееся древо, и успел заметить, что над головами часовых и правда можно было рассмотреть старинные потемневшие клинописные знаки. Жаль, что у него не было достаточно времени, чтобы заглянуть в это сакральное для альвов место и изучить его подробнее.
Обогнув полое дерево, отряд приблизился к скромному приземистому зданию, расположившемуся возле самой кромки воды и спрятавшемуся среди серых корней мертвого хацу. В павильоне не было дверей — лишь остроугольная арка, обвитая плющом, к вершине которой был подвешен маленький золотистый колокольчик. А прямо за этим широким проходом раскинулся роскошный вишневый сад, где все было усыпано розовато-белесыми лепестками. В здании не было потолка, и кроны ближайших деревьев укрывали собой строение, бросая на сад ажурные тени. Одна из боковых стен отсутствовала: таким образом воды озера подходили вплотную к павильону.
Меж деревьев блуждали и переговаривались между собой десятки старейшин — женщины и мужчины, простые и древесные альвы. Всех их объединял только почтенный возраст: седые волосы, уложенные длинными косами вокруг голов, выцветшие глаза и согбенные спины выдавали в альвах стариков, хотя кожа их не была покрыта сеточками морщин, как это бывало у пожилых людей или хетай-ра. Кто-то сидел в размышлениях на каменных скамьях, другие же устроились прямо на траве, некоторые стояли по щиколотку в водах озера, любуясь природой. Когда отряд Пелеантада ступил внутрь, то никто даже не обернулся посмотреть. Все так и продолжали беседовать, медитировать или дремать. Пелеантад вывел Аша и Лантею на середину сада, оставил нескольких воинов рядом, а остальных отпустил.