Сознание медленно возвращается. Глаза упираются в каменную кладку. Сырость раздражает горло. М-да, похоже, у меня судьба такая – приходить в себя непонятно где. Но хоть не прикован, и то хлеб. Как определил, что нахожусь в камере? Каменный мешок без единого окна, с массивной дверью, снизу просвет. Холодный пол леденит тело. По стенам из крупных, плотно пригнанных камней струйками стекает вода и собирается на выщербленном полу в небольшие лужицы. В стены вставлены ржавые кольца, к которым, видно, когда-то крепились цепи кандалов. И такое ощущение, что находишься в магическом вакууме – ни капли энергии… Если это не камера, то я демиург!
И как выбираться? Хм, странно… Одежда с доспехом на месте, нет только пояса с мечом.
Мои размышления прерывает раздавшийся из дальнего угла глухой кашель и невнятное бормотание. От неожиданности вскакиваю на ноги и принимаю оборонительную стойку. Ешкин кот, у меня же меча нет! Всматриваюсь внимательно в оживший угол и с удивлением обнаруживаю, что это костлявая, давно не мытая, со спутанными, грязными лохмами старуха. Медленно приближаюсь к ней. За пару шагов в нос бьет такое амбре… Хотя пробудь и я столько же в камере (судя по всему, долго), благоухал бы не лучше.
– Как давно ты здесь? – интересуюсь, останавливаясь в паре шагов от нее.
– Ой, милок, я уже и со счета сбилась, – жалобно начинает она, – здесь же даже окошка нет, неба не видно…
– А где тебя схватили? – перебиваю ее.
– Да в лес за ягодами вышла, там они меня и поймали, прок…
Хм, и чего она замолчала?
– Деревня у вас большая и как она называется? – задаю я вопрос и делаю шажок вперед.
– Деревня? – нервно переспрашивает она и через пару секунд продолжает: – Нет, маленькая, милок, всего пятьде… тридцать дворов. Родниками кличут.
Действительно, маленькая, просто крошечная, деревня.
– Знаю, знаю, – соглашаюсь я, – у вас еще живет трактирщик Гнил, такой высокий, голубоглазый, он отличное пиво варит…
– Да, – трясет головой старушенция, – знаю я…
Она не успевает договорить – делаю последний рывок и, резко выкинув руку вперед, хватаю лжестаруху за горло, поднимаю и впечатываю в стену. Она пытается разжать мои пальцы.
Не нравятся мне такие методы, но куда деваться?
– Если врешь, то делай это лучше, – холодно говорю ей, – а теперь выкладывай, кто ты такая?
– Милок, – хрипит она, – ты ошибся! Что я тебе сделала?
Внимательно ее оглядываю. То, что я принял за лохмотья, оказалось местным аналогом маскхалата моего родного мира. Значит, скорей всего, она не та, за кого себя выдает.
– В твоем рассказе слишком много ошибок, – чуть сильнее сжимаю ее горло, – повторяю вопрос: кто ты такая?!
– Травница я! – бубнит старуха. – Чего ты ко мне пристал?
– Ах, травница?
Она пытается кивнуть, но мои пальцы на ее шее мешают это сделать. Руку начинает покалывать.
Обычно такая реакция появляется на чары. А значит…
– Сними морок! – приказываю я, вдавливая когти ей в кожу. – Иначе ты труп.
Ее лицо начинает оплывать, меняться… Вместо сморщенной кожи появляется юная, бархатистая. Старческие, тусклые глаза превращаются в огромные, яркие, миндалевидные, обрамленные пушистыми ресницами. Нос картошкой преображается в греческий, а тонкие губы разглаживаются и наливаются цветом. Лицо приобретает сердцеобразную форму, пышные локоны, из-под которых выглядывают острые кончики ушей, спускаются до плеч.
М-да, лицо идеально до такой степени, что красота воспринимается как уродство. Но это на мой взгляд…
– Другое дело, – произношу я, – а…
– Отпусти меня, ублюдок! – вопит она.
– Не указывай мне, – несильно бью ее затылком об стену, – а ублюдком будешь называть сына, я своего отца знаю.
– Ну да, – шипит эльфийка, – а такая морда у тебя от пьянок появилась?
– А это уже не твое дело, – отвешиваю ей пощечину, – отвечай, кто ты такая и как здесь оказалась?
Она прикрывает глаза и пытается ударить меня в пах ногой. Блокирую удар голенью, приподнимаю ее выше и бью об стену. Девушка злобно шипит что-то на эльфийском.
– Хорошая попытка, – холодно говорю ей и через секунду продолжаю с напускной веселостью: – Но рискни еще раз, и мне придется сломать твои чудесные ножки…
Эта «прелесть» на мгновение напрягается, а потом расслабленно повисает в моем захвате.
– Эльфийка, если ты не видишь, – зло отвечает она. – А как оказалась? Эти уродцы притащили!
– Ясно, – киваю ей, – но ты была эльфийкой…
– Почему «была»? – удивленно спрашивает она.
– А потому что сейчас тебя не будет, – начинаю сжимать пальцы.
– Остановись, – хрипит красавица, безуспешно пытаясь освободиться, – я из экспедиции. Волшебница…
– Умница, видишь, говорить правду не так уж и сложно, – усмехаюсь и ставлю ее на пол. – Для чего мы нужны этим жабам-переросткам?
– Не знаю, но раз в день они приносят еду.
– А почему не попыталась сбежать?
– Так они не заходят в камеру…
– Ясно, а теперь отдохни, – пережимаю артерию на хрупкой шее эльфийки.
Опускаю ее на пол и проверяю пульс. Бьется…
Начинаю ходить по камере – в движении легче думается.
Так-с, что мы имеем? Эльфийскую экспедицию, захваченную местными аборигенами. Значит, можно предположить, что скоро светляков придут спасать.
Третий круг.
Дождаться их и под шумок уйти… Правда, с такой рукой это будет сложно.
Пятый круг.
Не хотелось бы прибегать к ее помощи, но придется…
Замираю перед дверью и прислушиваюсь. Тишину нарушает лишь тихое дыхание эльфийки. Пока время есть. Опять начинаю ходить по кругу…
Похоже, это единственный выход. Но не хочу я этого делать, не хочу!
Второй круг.
И так уже она помогла мне, а я до сих пор не расплатился.
Пятый.
Да и привыкать я к этому не хочу, каждый раз просить ее о помощи?
Седьмой или восьмой?
Совсем расслаблюсь и из долгов не вылезу!
Опять останавливаюсь, но на этот раз перед стеной. Резко бью кулаком в нее.
Ладно, хватит рефлексировать – все равно другого варианта нет.
– Какой ты забавный… – неожиданно шепчет волнующий женский голос, идущий сразу отовсюду.
Докружил…
– Вечно вы то проклинаете, то слезно просите, – словно прочитав мои мысли, а может, и не словно, все тем же волнительным голосом отвечает Тьма. – Чего же хочешь ты? Власти, силы, любви женщин?
– Приветствую тебя, о вели…
– Хм, я, между прочим, женщина, – перебивает она меня.
Хочу в «желтый дом», к добрым дядям в белых халатах!
Ответом на эту мысль служит мелодичный смех Предвечной.
