— Рахмангул! — прошипел Рус, — что ты здесь забыл?
Наследник медленно обратил на него взор. В глазах плясали «дарковы огоньки», а на лицо наползла страшно довольная ухмылка:
— Испугался, зять? — голос буквально сочился медом, казалось, чувствовался его вкус.
— Не дождешься! — зло ответил родственник, с досадой отмечая, что первым делом все-таки да, испугался.
Первой мелькнула мысль «зарекался же себе надолго не отлучаться!», которая, впрочем, именно мелькнула, не задержалась. Мимолетный страх сменился решимостью: «Убью сученка!» и только после этого Рус с удивлением ощутил молчание «чувства опасности».
«Идиот! Я же мог тебя сжечь!!!», — и даже мысленно не добавил — «со страху». Сразу услышал вопрос Духа Огня:
«Его прожарить?»
«Не вздумай! И спасибо, что не спалил его сразу, «друг»!»
«Защита — первоочередное», — пояснил Дух, «полыхнув» непонятной эмоцией.
— Испугался, я видел, — повторил шурин чуть ли не торжественно и ловко убрал кинжал в ножны. — Вот значит, как ты спишь… — добавил очень многозначительно.
— Говори и убирайся из моего шатра, — процедил Рус, сняв защиты и расслабленно садясь по-тирски. До этого тело само приняло положение, удобное к атаке и бегству.
Рахмангул насмешливо хмыкнул и… чудо, Рус не увидел в нем страха!
— Этруски прибыли? — продолжил уже серьезно.
— Вся тысяча, — хмуро ответил зять. — Это всё?
— Почти. Надеюсь, они оставят прибрежное охранение?
— Поступят в точности по третьему варианту плана, утвержденного твоим отцом, — произнес Рус спокойным тоном. — Всё?
— Почти, — нажал Рахмангул, — со мной связался отец и приказал внести в него коррективы. Вот они, — сказал, вытаскивая из-за пояса свиток. — Тебе наместник вряд ли поверит, знаю я его, — соблаговолил пояснить он, — потому и задержался. Ждал, когда писарь все оформит.
— Слушай, шурин, я выжатый, как гошт… давай я гонца «ямой» отправлю? Могу вместе с единорогом.
Рахмангул удивленно поднял бровь, но не высказался.
— Хорошо, — согласился он, — это ты называешь — выжат?
— Я говорю о телесных силах. Поди, Сафара приглашал? (воин-маг Пылающий, охранник Рахмангула) Он наверняка объяснил тебе мое состояние.
«Предки, с единорогом через «тропу»! Скрытен зятек, всегда таится…нет, так не спят. Пускай Сафар хоть тысячу раз подтверждает! — подосадовал княжеский сын. — Но как я его напугал! Приятно вспомнить…», — храбрый воин уже забыл о собственном страхе. Похоже, после детской шутки с кинжалом он полностью излечился от «комплекса Руса».
— Я пришлю тебе гонца, — сказал Рахмангул, поднимаясь.
— Пусть прямо со скакуном ко мне заходит, — устало произнес «таинственный зять», — и предупреждаю заранее: Силы на это уходит — прорва! В следующий раз смогу отправить всадника не раньше завтрашнего вечера, и я в принципе не собираюсь рассылать гонцов по любому поводу. Уяснил?
Шурин, не отвечая, направился к выходу. Вдруг обернулся:
— Скажи, Рус, почему ты не оставил вызов Великих Шаманов на решающую битву? Под Далором вполне обошелся бы одним големом, а здесь сохранил бы жизнь многим воинам, раз так сожалеешь о «лишних жертвах».
Теперь хмыкнул зять.
— А я не знал о такой особенности древних Предков, мы не обсуждали «частоту вызовов». Оказалось — не чаще раза в месяц. Схитрили они.
— Они? — уточнил командующий, привычно подняв бровь. Теперь его лицо выражало намек: «Они ли?». Не дожидаясь ответа, вышел.
«Ну вот, наконец-то! Со мной по-человечески и я отвечаю тем же, — удовлетворенно подумал Рус, отмечая полное отсутствие раздражения на родственника, — ловко он меня на кинжал подловил, в духе пионерского лагеря розыгрыш. Всё, с Гелькой общаюсь только из бункера! Или при надежной охране. Скорей бы к ней! Интересно, как того бога назовут? Предчувствие, черт бы его побрал, не стихает…», — собственное имя даже мысленно не произнес. С этим ощущением неведомой опасности, он был уже не так уверен, что его присутствие в пятне — обязательное условие «обожествления».
Рус вырвался из Баламбора только через пять дней после победы. Кроме вылазок в Далор, пришлось поучаствовать и в «общеармейских» заботах. Подсчитывал точное количество убитых в каждом десятке (как и предполагал Рус общее число потерь составило половину тирского войска против двух третей у коалиции), следил за выздоровлением раненых, сортировал вверенные ему части, формируя полнокровные полки[27]. Словом — сдавал дела и окончательно убедился, что административная работа не для него. Нет, исполнил все в лучшем виде, но действовал без души. Напоследок, грустно попрощался с выстроившимся войском: шестью сотнями кавалеристов и тремя сотнями тяжелой пехоты — это из двух тысяч всадников и тысячи щитоносцев! Две сотни шаманов стояли отдельно. Кровавая победа. Правда, приятно согрел душу дружный хор воинов его корпуса:
— Русу — Великому Хранящему, любимцу Предков, победителю иноземцев — Слава!!! Сла-а-ва!!! — умилили не значения слов, а искренность восхваления.
При взгляде со стороны, он всегда оставался на вторых ролях. Устройство ловушек в портах само собой приписалось Великим магистрам, способным создать «каменных големов»; в далорской битве Рус сам свалил вызов Великих Шаманов на Избранных Предками, а при Баламборе — его «пулемет» затмили гранитные великаны, решившие исход битвы. А надо же, воины «его» частей все равно разобрались в важнейшем вкладе в общую победу именно их командира. А может, славили как полководца — разбившего галатинцев. Не важно. Проорали от души.
Старший шаман Барангул подошел Русу после построения:
— Скажи, этруск, Великие Шаманы услышат нас через месяц, если… тебя не окажется рядом? — он долго думал о том вызове, выспрашивал Предков и пришел к неутешительному выводу — их «жертвенная кровь» пролилась впустую.
— А не стоит их вызывать, Барангул, — ответил Рус, — как бы беды не вышло. Я читал — они с характером.
— Не считай меня глупцом! Предки подсказали мне, что достучаться до Великих кровью нельзя! До них никак нельзя достучаться, а они приходили! — девяностолетний старик высказывался очень горячо. Разве что не ревел.
Он чувствовал себя обманутым и обижался как ребенок. Детская обида на Великих Предков перемежалась с взрослой досадой и подозрительностью к чужеземцу — этруску, который мало того, что сумел призвать их Великих Шаманов, так и убедил Избранных в причастности к этому действу! Подло обманул.
— Зачем?! — прохрипел-прошептал он в конце, и было понятно, что вопрос адресован Русу, а не Великим.
