- Тогда вам нужно, - проговорила она тихо, - да, это обязывает…
- Еще как, - сказал я.
- Значит…
- Сегодня же и отбуду, - сказал я торопливо. - Я в самом деле отсутствовал слишком долго. Никаких вестей не получал, прямо и не знаю, что там творится!
Слуги с почтительным страхом и гордостью сообщили, что моему вороному жеребцу скормили ненужное железо из кузницы, а также из каменоломни для него привозят серый гранит, который он очень любит.
- Любит, - сказал я саркастически, - уже и вкусы его знаете…
- Ну, а как же? - ответил старший конюх с достоинством. - Такой конь… За ним должен быть особый уход.
- Избаловали, - проворчал я. - И раскормили небось. Как на такого бегемота влезу? Да и стыдно будет за ворота выехать…
Зайчик выбежал во двор, едва распахнули ворота конюшни. Я уж испугался, судя по его виду, что бросится на шею, как и Бобик, но арбогастр только нежно обнюхал мою голову и шею, фыркнул, уловив аромат женских духов, заржал призывно.
Я обхватил его за могучую шею, он замер и только жарко дышал мне в затылок, тоже стараясь продлить это мгновение. Бобик перестал скакать вокруг нас, плюхнулся на толстый зад и смотрел с великим интересом: а что, мол, дальше? Что за игра?
- Вот видишь, - сказал я ему с упреком, - Зайчик совсем не растолстел! Ну, почти… А ты? Посмотри на себя, кабанище! Да ты в ворота крепости не пройдешь, придется тебя здесь оставить.
Бобик взвился в воздух, оттолкнувшись всеми четырьмя. Вид у него такой, что перепрыгнет и стену, если не пролезет в ворота, но как это не пролезет, что за обвинение чудовищное и несправедливое, и вообще как это уедем без него?
Зайчик злорадно заржал, конюхи и слуги собрались во дворе, дивились внезапно появившемуся хозяину и умилялись той радости, которые выказывают ему преданные и любящие животные.
Я вскочил в седло, Бобик сразу же бросился к воротам. Я вскинул руку, все смотрят и слушают с великим вниманием.
- Зима кончилась, - сказал я, - пришло время работы. Помните, и пусть помнят все соседи, добрые и не очень: этот замок и земли со всеми вами - под моей защитой. Будьте сами честными и справедливыми, потому что не посмотрю, свои вы или нет, а приму сторону правых. Так что будьте всегда на правой стороне!
Решетка заскрипела особенно натужно, что значит, за всю зиму почти не двигалась, медленно поползла вверх. Бобик торопливо проскользнул под ней первым, там далеко в конце каменного туннеля уже отворились ворота.
Он выбежал и туда первым, сразу же развернулся в нашу сторону, в глазах обвиняющее выражение.
- Все-таки протиснулся, - сказал я сочувствующе, - ну, а на мосту точно не поместишься… Узковат для тебя.
Бобик перебежал по опустившемуся мосту, там трое всадников проедут стремя в стремя, оглянулся с укором, что за неприличные и даже оскорбительные шутки, но останавливаться не стал, здесь столько новых запахов, ринулся вперед, почти зарываясь носом в грязь.
Я оглянулся, помахал рукой. Со стены закричали, вскинули мечи и топоры.
- Еще вернусь! - крикнул я. - Поклон леди Беатриссе!
Сердце сжалось, но я сам еще крепче сдавил его в железной, надеюсь, ладони. Не до женщин, слабак. Облажался на Юге, реабилитируйся хотя бы здесь. Работа и только работа! Никаких бабс, никаких женщин и даже никаких леди.
А затем в лицо дул мокрый ветер, мы с Зайчиком то и дело проскакивали через полосы холодного дождя вперемешку со снегом. Пес уносился далеко вперед, успевал рыскать справа и слева, донельзя счастливый, и что я вернулся, и что мы снова под открытым небом, где так много запахов, будто не нанюхался за свою долгую жизнь.
Под копытами чавкающими струями взлетает грязь, а темный лес сдвигается в сторонке за спину медленно и неохотно. Равнина из-за одноликости ползет навстречу медленно, хотя мы глотаем милю за милей, а скорость чувствуется только по напору ветра да вдруг возникающему вдали одинокому утесу или дереву, а потом так же быстро исчезающим позади.
Я прикидывал, что там, в моем замке, не могут же рыцари всю зиму сидеть за столом… хотя, собственно, почему нет, сэр Растер точно может, а чем еще заняться, но есть еще и барон Альбрехт, полная противоположность Растеру…
Мысли о рыцарях воскресили позорное воспоминание, которое старательно затаптываю в глубины памяти. Дал слабину, да еще такую позорнейшую, что не решусь даже упомянуть на исповеди. Есть настолько значимые грехи, что даже гордишься, есть всякая житейская мелочь, что и не грехи даже, а проступки, но бывают и моменты, которые могут повернуть всю жизнь так, что потом и за вечность не отмоешься.
Господь говорит: не согреши даже в мыслях! А я не просто согрешил, я этого проклятого ублюдка в мыслях не просто убил, я его чуть ли не спокойно, хоть и с отвращением, зарезал и спустил всю кровь в ритуальный тазик. Прекрасно понимаю, сколько их дохнет при родах, даже в роддоме, сколько погибает в первый же год, выбежав по дурости под копыта скачущего коня или попав под быструю повозку, сколько мрет, обожравшись диких ягод, так что уже почти убедил себя…
Да что там «почти», именно убедил! И все-таки рука не поднялась придушить или прирезать. Что значит, я не так крут, как стараюсь выглядеть даже перед самим собой. И на роль отца большого государства, Сатана прав, пока еще не тяну. Император из меня никакой. Еще не изжил допотопные комплексы, вбитые в меня неизвестно когда и неизвестно кем.
Далекий замок возник на сером небе как неопрятная кротовая куча, я постарался выдавить несвойственные демократу душевные терзания практическими мыслями насчет замка получше. Гроссграфу надлежит пребывать в соответствующем, да и вообще пора вернуться к идее выстроить крепость в той важной стратегической точке, которую наметили вместе с бароном Альбрехтом.
Зайчик с разбега вбежал на земляной вал. Я потянулся за рогом, но на стене между зубцами появилась голова в железном шлеме, густой голос охнул:
- Никак сэр Ричард?
- Точно, - ответил я с облегчением.
- А не мара? - спросил страж опасливо. - Если сэр Ричард… перекрестись!
Я перекрестился, страж вскричал во весь голос ликующе:
- Сэр Ричард!… Хозяин вернулся!… Открыть ворота! Быстрее, сони!
На стене появились еще головы, подъемный мост начал медленно опускаться, со скрипом лег на деревянные брусья. Зайчик красиво вступил на вообще-то тонковатые доски, надо бы заменить, потряхивая гривой.
Железная решетка ворот поднялась с жутким лязгом. Пес ринулся первым, пугая народ оскаленной пастью и горящими глазами.
Во дворе сухо и даже чисто, во всяком случае - посредине. Под стенами груды влажного мусора. Стражники молодцы, выглядят бодрыми, оружие в руках, а не в казарме или караулке, толстые морды расплываются в счастливых улыбках.
