О нет! Шею захватывает аркан. Хочу перерезать веревку, но на левой руке повисает одна из этих тварей. Бью ее об дерево, но на мне повисают еще двое. Удавка затягивается сильнее. Значит, нужен живым. В глазах начинает темнеть. Опять теряю сознание. Как же меня это достало…
Сознание медленно возвращается. Глаза упираются в каменную кладку. Сырость раздражает горло. М-да, похоже, у меня судьба такая – приходить в себя непонятно где. Но хоть не прикован, и то хлеб. Как определил, что нахожусь в камере? Каменный мешок без единого окна, с массивной дверью, снизу просвет. Холодный пол леденит тело. По стенам из крупных, плотно пригнанных камней струйками стекает вода и собирается на выщербленном полу в небольшие лужицы. В стены вставлены ржавые кольца, к которым, видно, когда-то крепились цепи кандалов. И такое ощущение, что находишься в магическом вакууме – ни капли энергии… Если это не камера, то я демиург!
И как выбираться? Хм, странно… Одежда с доспехом на месте, нет только пояса с мечом.
Мои размышления прерывает раздавшийся из дальнего угла глухой кашель и невнятное бормотание. От неожиданности вскакиваю на ноги и принимаю оборонительную стойку. Ешкин кот, у меня же меча нет! Всматриваюсь внимательно в оживший угол и с удивлением обнаруживаю, что это костлявая, давно не мытая, со спутанными, грязными лохмами старуха. Медленно приближаюсь к ней. За пару шагов в нос бьет такое амбре… Хотя пробудь и я столько же в камере (судя по всему, долго), благоухал бы не лучше.
– Как давно ты здесь? – интересуюсь, останавливаясь в паре шагов от нее.
– Ой, милок, я уже и со счета сбилась, – жалобно начинает она, – здесь же даже окошка нет, неба не видно…
– А где тебя схватили? – перебиваю ее.
– Да в лес за ягодами вышла, там они меня и поймали, прок…
Хм, и чего она замолчала?
– Деревня у вас большая и как она называется? – задаю я вопрос и делаю шажок вперед.
– Деревня? – нервно переспрашивает она и через пару секунд продолжает: – Нет, маленькая, милок, всего пятьде… тридцать дворов. Родниками кличут.
Действительно, маленькая, просто крошечная, деревня.
– Знаю, знаю, – соглашаюсь я, – у вас еще живет трактирщик Гнил, такой высокий, голубоглазый, он отличное пиво варит…
– Да, – трясет головой старушенция, – знаю я…
Она не успевает договорить – делаю последний рывок и, резко выкинув руку вперед, хватаю лжестаруху за горло, поднимаю и впечатываю в стену. Она пытается разжать мои пальцы.
Не нравятся мне такие методы, но куда деваться?
– Если врешь, то делай это лучше, – холодно говорю ей, – а теперь выкладывай, кто ты такая?
– Милок, – хрипит она, – ты ошибся! Что я тебе сделала?
Внимательно ее оглядываю. То, что я принял за лохмотья, оказалось местным аналогом маскхалата моего родного мира. Значит, скорей всего, она не та, за кого себя выдает.
– В твоем рассказе слишком много ошибок, – чуть сильнее сжимаю ее горло, – повторяю вопрос: кто ты такая?!
– Травница я! – бубнит старуха. – Чего ты ко мне пристал?
– Ах, травница?
Она пытается кивнуть, но мои пальцы на ее шее мешают это сделать. Руку начинает покалывать.
Обычно такая реакция появляется на чары. А значит…
– Сними морок! – приказываю я, вдавливая когти ей в кожу. – Иначе ты труп.
Ее лицо начинает оплывать, меняться… Вместо сморщенной кожи появляется юная, бархатистая. Старческие, тусклые глаза превращаются в огромные, яркие, миндалевидные, обрамленные пушистыми ресницами. Нос картошкой преображается в греческий, а тонкие губы разглаживаются и наливаются цветом. Лицо приобретает сердцеобразную форму, пышные локоны, из-под которых выглядывают острые кончики ушей, спускаются до плеч.
М-да, лицо идеально до такой степени, что красота воспринимается как уродство. Но это на мой взгляд…
– Другое дело, – произношу я, – а…
– Отпусти меня, ублюдок! – вопит она.
– Не указывай мне, – несильно бью ее затылком об стену, – а ублюдком будешь называть сына, я своего отца знаю.
– Ну да, – шипит эльфийка, – а такая морда у тебя от пьянок появилась?
– А это уже не твое дело, – отвешиваю ей пощечину, – отвечай, кто ты такая и как здесь оказалась?
Она прикрывает глаза и пытается ударить меня в пах ногой. Блокирую удар голенью, приподнимаю ее выше и бью об стену. Девушка злобно шипит что-то на эльфийском.
– Хорошая попытка, – холодно говорю ей и через секунду продолжаю с напускной веселостью: – Но рискни еще раз, и мне придется сломать твои чудесные ножки…
Эта «прелесть» на мгновение напрягается, а потом расслабленно повисает в моем захвате.
– Эльфийка, если ты не видишь, – зло отвечает она. – А как оказалась? Эти уродцы притащили!
– Ясно, – киваю ей, – но ты была эльфийкой…
– Почему «была»? – удивленно спрашивает она.
– А потому что сейчас тебя не будет, – начинаю сжимать пальцы.
– Остановись, – хрипит красавица, безуспешно пытаясь освободиться, – я из экспедиции. Волшебница…
– Умница, видишь, говорить правду не так уж и сложно, – усмехаюсь и ставлю ее на пол. – Для чего мы нужны этим жабам-переросткам?
– Не знаю, но раз в день они приносят еду.
– А почему не попыталась сбежать?
– Так они не заходят в камеру…
– Ясно, а теперь отдохни, – пережимаю артерию на хрупкой шее эльфийки.
Опускаю ее на пол и проверяю пульс. Бьется…
Начинаю ходить по камере – в движении легче думается.
Так-с, что мы имеем? Эльфийскую экспедицию, захваченную местными аборигенами. Значит, можно предположить, что скоро светляков придут спасать.
Третий круг.
Дождаться их и под шумок уйти… Правда, с такой рукой это будет сложно.
Пятый круг.
Не хотелось бы прибегать к ее помощи, но придется…
Замираю перед дверью и прислушиваюсь. Тишину нарушает лишь тихое дыхание эльфийки. Пока время есть. Опять начинаю ходить по кругу…
Похоже, это единственный выход. Но не хочу я этого делать, не хочу!
Второй круг.
И так уже она помогла мне, а я до сих пор не расплатился.
Пятый.
Да и привыкать я к этому не хочу, каждый раз просить ее о помощи?
Седьмой или восьмой?
Совсем расслаблюсь и из долгов не вылезу!
Опять останавливаюсь, но на этот раз перед стеной. Резко бью кулаком в нее.
Ладно, хватит рефлексировать – все равно другого варианта нет.
– Какой ты забавный… – неожиданно шепчет волнующий женский голос, идущий сразу отовсюду.
Докружил…
– Вечно вы то проклинаете, то слезно просите, – словно прочитав мои мысли, а может, и не словно, все тем же волнительным голосом отвечает Тьма. – Чего же хочешь ты? Власти, силы, любви женщин?
