— Хитрые, гады, — оценил противника Тонвель. — Сайрус, Вы можете пустить туда воду?
— Нет, магистр, — тяжело дыша, отозвался Глава, — я же не водник, да и все силы уходят на поддержание разлома. У них тоже хватает земляных магов — они сращивают поверхность.
— Прямо сейчас? — поразился Тонвель, глядя на идеальные холмы.
— Да, — выдохнул Сайрус, еще сильнее напрягаясь.
— Тогда бейте разломом ближе к нам — холмы не дрогнут, я гарантирую.
— Что толку, они найдут его уже через пару шагов.
— Верно, но все же они потеряют еще несколько человек.
— Тонвель, знаете что? — Сайрус отступил, и кресанийцы оживленно снова повалили толпой.
— Что? — откликнулся Тонвель, с жалостью глядя на свои идеальные холмики.
— Создайте лучше иллюзию разломов — это их задержит.
— Хорошая мысль, — пожал плечами магистр, и начал работать.
Кресанийцы озадаченно замерли, наблюдая за возникающими со всех сторон обвалами. Их разрозненные группы застыли на местах.
— Бейте, — прорычал напряженный Тонвель. — Бейте, чем можете, пока они стоят там идеальными мишенями. И Сайрус не заставил себя долго упрашивать. Земля взрывалась, под пластами и толщами погребая врага живьем. Земля содрогалась и изворачивалась, как живое существо, сбрасывая со своего тела чужаков. Но уже через несколько ударов сердца кресанийцы вновь выстроились колоннами и пошли вперед, не обращая внимания на то, что видели. Иногда первые маги бесследно исчезали, но следующие за ними тут же смещались и шли дальше. А по большей части, несмотря на красочно изрезанную землю, кресанийцы беспрепятственно двигались вперед, поскольку все опасности были лишь очередной иллюзией Тонвеля.
— Все, это конец, — констатировал Тонвель. — Я поддержу иллюзию холмов, но нам надо уходить. Вы первый, господин Глава.
— Видите поля сразу за холмами? — проигнорировал предупреждение Сайрус.
— Да, — кивнул магистр.
— Сохраните их такими, как они сейчас есть.
— Что Вы задумали?
— Небольшие зыбучие пески, вернее, землю, — зло усмехнулся Сайрус.
— Инверсия? — поразился Тонвель. — Она ведь затронет и тот участок, на котором стоим мы.
— Придется убраться раньше, — бросил Глава, начиная задуманное.
— Сайрус, мы можем не успеть.
— Успеем, Тонвель, держите.
Оба мага напрягли последние силы. Тонвель сильно сомневался, что после всех затрат, его хватит на банальный переход в столицу. Но даже незначительного перемещения в Дон должно было хватить, чтобы избежать смертельной опасности. Глава выглядел не менее измотанным, но по-прежнему тратил огромное количество сил на свою затею.
— Сайрус, довольно, — Тонвель видел, как разрастается вокруг них пояс живой земли.
— Я хочу окружить их, — прохрипел Глава, — чтобы даже когда они начнут отступать, им настал конец.
— Еще немного — и конец придет нам, — напомнил Тонвель. — Пора уходить.
— Хорошо, открывайте, — сдался Сайрус.
И когда Тонвель направил остаток своей силы на переход, он увидел, как падает защитное поле Сайруса, а следом за этим белая вспышка бьет прямо по Главе. Тонвель закричал, но было уже поздно что-либо предпринимать. Сайрус тяжело осел на землю, раненый и совершенно опустошенный. Иллюзия упала: теперь перед кресанийцами открывалось истинное лицо ненасытной бурлящей земли. Но наступающие уже знали, как избавиться от проблемы, а у Тонвеля не хватало сил прыгнуть вдвоем. Остаться и сдерживать атаку означало лишь отсрочить их совместную гибель на короткое время.
— Уходи, — велел Сайрус.
— Нет, — Тонвель упрямо покачал головой. Уйти — было все равно, что убить Сайруса, а этого он не мог себе позволить. Очередная иллюзия, конечно, потому что остаться — все равно, что убить и Главу Совета, и себя.
Сайруса било мелкой дрожью от страшного ранения. Он прекрасно понимал, что им не выжить. Но сожалел лишь о том, что так и не сумел нанести непоправимый урон кресанийцам. Слишком много еще врагов оставалось на долю Дигина и выживших магов.
А еще сожалел о том, что по возвращении в столицу, не обнял и не поцеловал Олянку, не провел с ней еще одну безумную ночь вместо того, чтобы набрасываться со своими нравоучениями.
— Олянка, — беззвучно прошептал он и тут же зашипел от боли.
* * *
Я не помнила ни как дошла, ни как шагнула на землю. Только бледное лицо Тонвеля, обороняющегося из последних сил и лежащего на земле Сайруса. После этого ярость достигла предела, затопив все. Кресанийцы сжимали кольцо вокруг обессилевших магов, первые из них были всего в нескольких шагах от нас. Очевидно, видя плачевное положение гаковцев, они решили взять их живыми. Ярость выплеснулась из меня наружу какой-то беззвучной волной, или не так: оглушающим взрывом, почти ядерным, только со мной в эпицентре вместо характерного гриба. Люди сгорали и рассыпались в прах, вернее, сгорало абсолютно все на пути. Земля оставалась голой и выжженной: ни магов, ни костей, ни доспехов — просто ничего. Какой-то лунный пейзаж, черт меня дери. И черт меня таки драл: я хохотала, неистово, громко, а из глаз лились слезы. Мои деревья превратились в сплошной сияющий перламутровой зеленью столб, накаленный добела, по которому изредка пробегали ярко-красные искры. Это было страшно, жутко и неотвратимо. Я ничего не делала осознанно, не сплетала никаких заклинаний, не повторяла отработанные в исследовательском отделе или на тренировках с Гором или сестрами приемы: я лишь позволила ярости высвободиться.
Тонвель выпрямился и встал рядом со мной.
— А если бы ты владела всеми четырьмя стихиями? — поинтересовался он, глядя на вымершее пространство. — Что тогда? Межмировые дыры?
— Не знаю, — честно созналась я.
Города Дона больше не было. На его месте тоже не осталось ничего, даже руин. Просто пустота, как и везде вокруг нас, насколько позволяло различить зрение.
— Я же не все… — скользнула у меня страшная догадка, но Тонвель поспешил успокоить:
— В радиусе тысячи шагов, насколько я могу судить.
— Что ты натворила? — Сайрусу удалось приподняться на локте, и он с ужасом смотрел на то место, где когда-то возвышался Дон.
— Прости, — сердце тревожно шевельнулось в груди. Я вовсе не хотела и не думала уничтожать город с не успевшими сбежать жителями, я его просто не заметила у себя за спиной, когда взорвалась. Но это не умаляло моей ответственности и вины.
— Кресанийцы оказались правы: мы создали страшное оружие и нарушили равновесие, — потрясенно произнес Сайрус.
— Я не хотела, — мое оправдание даже для меня звучало жалко.
