...Бескрайний сад виселиц, плоды его лопаются от спелости, и под слепым небом бесконечно кричит, заходится криком женщина в пышных восточных одеждах; крик ее беззвучен, только небо содрогается, роняя мелкие острые капли, и великий полководец идет среди раскачивающихся трупов, молча, с окаменевшим лицом.
– Милая госпожа Суэри, по всей видимости, была шокирована этой грозной цифрой и не стала ее уточнять, – сказал Онго. – Речь о десяти тысячах действительно шла, но это были не десять тысяч человек, а десять тысяч знатных фамилий. Семьи островитян многочисленны.
– Я знаю, – сказал я.
– По моему приказу было убито куда больше человек, Мори, – сказал Онго. – Дело не в числе, а в роде казни. Вельможи Тиккайная не присягали Уарре и не нарушали данных ими клятв. Ни один из них не испугался бы благородной смерти. Я приказал казнить их с позором... Поклявшись служить отечеству даже мертвым, я дозволил потомкам поднять меня в случае нужды. Мое посмертие было временным сном. Двести лет. Я видел это двести лет.
– И не отказался воевать дальше? – вырвалось у меня.
Онго помолчал.
– Когда на пути своего долга совершаешь чудовищную ошибку, желание отречься невыносимо, – медленно произнес он. – Желание оставить все прежнее, уйти, стать отшельником, искупать вину, творя малое, посильное добро, легко понять. Продолжать путь, понимая суть совершенного, приказать себе быть безупречным и ежесекундно поверять совестью каждый свой шаг, боясь новой ошибки больше, чем можешь описать словами, – это выше человеческих сил. Почти что выше.
– Ты вызвался ехать на острова вместо меня, – тихо сказал я.
– Да, – кивнул Онго. – Помимо прочего, мне это было необходимо. Я Воин Бездны, и теперь ноша втройне тяжелей.
Нечто странное прозвучало в его словах.
– Онго, – осторожно спросил я. – Тогда, после разговора с Лаангой, ты усомнился в том, что стал Воином? Я слышал ваш с Кайсеном разговор...
Эрдрейари коротко усмехнулся.
– Нет, – сказал он. – Но я был слишком погружен в свои мысли и потому выразился расплывчато. Это было внове и некоторым образом даже лестно – узнать, что из всех, кто способен принять звание Воина Бездны, я меньше всего подхожу для исполнения этой роли.
Эрдрейари удалился. Личный атомник ждал генерала, чтобы унести его на запад, в Лациаты, где таился коварный исполин кошачьего рода, Пещерный Лев Арияс. Я надеялся, что горец окажется достаточно умен и не станет тратить силы на безнадежные попытки отобрать назад Нижний Таян. Пусть двинется не на имперские войска, которые ему не по зубам, а на диких собратьев.
Скоро должна была прийти Эррет. Она, не удовлетворившись разговором, снова сорвалась в Башню Лаанги, а оттуда, кажется, намерена была отправиться в Дом Теней. Надеюсь, сумеречное сословие не заморочило ей голову... я не понимал, что думают о ней тени и как сама она относится к теням.
...На Восточных островах Онго любезно заменил меня, но инспектировать войска, расположенные в Лациатах, мне пришлось лично. Я в любом случае должен был посетить новые провинции.
Помнится, покончив с официозом, мы с Эррет прогуливались по живописным окрестностям форта. Оттуда открывался необычайно красивый вид на Восточные Лациаты: бледно-сапфировый гребень, поднимающийся над зеленой страной. Если вглядываться, то за пологим, бесснежным ближним хребтом можно было различить серебряно-белый Аррат, часть Верхнего Таяна. Он походил на низкое облако, удивительным казалось, что и там живут люди... Я видел Нийярские горы, Северный океанский хребет, вулканы Восточных островов, все они прекрасны, но ни одно место на свете не сравнится с Короной Мира. Какое-то купеческое чувство загоралось во мне, постыдное и потешное: приятно было думать, что именно в мое царствование часть Лациат стала Уаррой.
Налюбовавшись пейзажем, мы направились обратно, а по пути свернули к реке. Через несколько десятков шагов кусты пышно цветущих акаций расступились, и нашим глазам открылась незабываемая картина.
На берегу реки стоял танк. Вокруг танка расхаживал солдат и красил его в маскировочный цвет. Вдохновение владело рядовым. Краской он успел обрызгаться с головы до ног; то отступал, окидывая свое творение придирчивым взором, то вновь наносил мазок за мазком, воплощая шедевр. При этом танкист пел на редкость жизнерадостную песню.
Армейские некроманты – люди грубые, стандартный солдатский договор предусматривает самое простое воздействие, о тончайшей работе с плотью рядовому нечего и мечтать: поднимают в костяной форме и не чешись. Зато температура и влажность внутри парового танка рядового Особых корпусов волнуют мало... Превосходству Аллендора в воздухе Уарра отвечает превосходством на земле.
Сказать по чести, поначалу никто не мог взять в толк, зачем Эрдрейари в операции против диких горцев понадобились броневые машины. Впрочем, отказывать генералу не было и мысли, затребованный им десяток танков прибыл без промедления. Результативность машин оказалась фантастической: танкистам не было нужды даже открывать огонь, противник обращался в бегство, едва завидев вдали колонну железных чудовищ. Они пугали чааров больше, чем драконы. «Признаться, – сказал мне Эрдрейари, посмеиваясь, – когда я впервые увидел танки, то сам был чрезвычайно впечатлен. Потому и предположил, что для наивных душ это самое выразительное зрелище».
Мне снова вспомнился Хоран: последние мои недели под командованием Эрдрейари. В начале весны погоды вблизи Хораннета уже превосходят по суровости ту летнюю жару, какую могут вынести жители северных провинций Уарры. Командующий князь Мереи слишком мало думал об этом – об офицерах штаба заботились маги-климатологи. Отправив Мереи домой, Онго отослал с ним в Мерену и большую часть солдат-северян, заменив их на нийярцев, рейичан и уроженцев Восточных островов. Те, кто успел перевестись в состав Особых корпусов, остались... Эрдрейари отправлял Особые корпуса в атаку в послеполуденное время, когда солнце становилось нестерпимым даже для местных. Вид безмолвных, серых от пыли шеренг, в ожидании приказа застывших под жестоким светом, страшил и уаррцев. Генерал наводил на противника ужас и берег технику: в тяжелых условиях ресурс заклятий, движущих боевые машины, вырабатывается быстрей. Наступление по всему фронту начиналось ночью, после артобстрела, в час луны; залпы тяжелых разрядников уносились в черное небо, словно упавшие звезды возвращались домой, и точно такие же танки, как этот, стояли, озаряемые сполохами, на бесконечной плоскости лунного света – десятки и сотни танков. Южные степи, говаривал Эрдрейари, будто нарочно созданы для красивой атаки.
