Игмор продвигался по одной из радиальных улиц — от окраины к центру. Следом двое новобранцев волокли зеленого рыцаря. Тот начал приходить в себя, но без поддержки конвоиров, наверное, не смог бы идти. Воин с трудом переставлял ноги, никак не попадая в такт с наемниками. На голове его была неглубокая рана, и по кудрявым черным волосам стекала кровь. Последним шел Ридрих, ему картины насилия не доставляли никакого удовольствия.
Если неосторожный горожанин оказывался поблизости от баронета, Отфрид, не оборачиваясь, бил мечом — путь Игмора отмечали изуродованные тела; Ридрих ограничивался тем, что раздавал мергенцам пинки.
У дома с зеленым щитом над дверью баронет остановился. Белая башня в одном углу и белые же полосы в другом — знакомый герб. Ошибки быть не может. Дверь приоткрыта, здесь, похоже, успели похозяйничать победители.
Пленник уже почти оклемался, он встряхивал головой, отбрасывая слипшиеся пряди, падающие на глаза. Отфрид с минуту разглядывал крыльцо. Затем скомандовал:
— Locus classicus…[66] Ридрих, возьми этого… а вы двое — свободны. Идите прочь. Предавайтесь излишествам сколько угодно, но где-нибудь подальше отсюда.
Оба солдатика тут же скрылись. Их ждали сундуки мергенцев, а также жены и дочери последних… И еще солдатам ужасно хотелось оказаться подальше от Отфрида — да как можно скорее.
Баронет поднялся по ступеням, толкнул дверь и вошел. Ридрих втащил зеленого рыцаря следом. Миновали несколько помещений, потом коридор вывел в большой зал.
Там оказался Риллон, он обернулся к вошедшим. Лицо капитана пылало багровым румянцем, в руке — объемистая фляга.
Отфрид объявил:
— Капитан, этот дом — моя добыча, я одолел хозяина.
Риллон сердито зашевелил усами, он был порядком пьян. Отфрид бросил кузену: «Погоди здесь», — и, приобняв капитана за плечи, увлек прочь. Командир упирался и пыхтел: «Но!.. Но!.. Но ты, это…»
Ридрих выволок пленника на середину зала и толкнул — зеленый свалился, загромыхав тяжелыми латами. Чем закончился спор, Эрлайл не расслышал, спустя минуту возвратился баронет. Стащил шлем, тряхнул головой — рассыпались по плечам рыжие кудри. Улыбнулся и сказал веселым голосом:
— Итак, начнем!
От этой улыбки Ридриха передернуло.
Зеленый рыцарь завозился, скребя доспехами по полу. Баронет подошел, склонился над пленником и придавил ногой. Потом извлек из ножен уродливый меч.
Ридрих отошел в сторону, он уже начал догадываться, что сейчас произойдет. Баронет ударил лежащего сколотым обрубком — тупой клинок проломил доспехи. Рыцарь заорал от боли. Отфрид со скрежетом извлек меч из пролома в зеленой кирасе и принялся править оселком. Пленник замычал, стиснув зубы. Баронет, по-прежнему улыбаясь, бросил:
— Ничего, ничего, omne initium difficile est.[67]
Из пробитых доспехов начала сочиться кровь. Ридриху видеть отвратительное действо не хотелось, но необъяснимое темное любопытство заставило обернуться.
Баронет снова ударил пленника, тупой клинок вдавил, смял латы, будто пергамент, а Игмор снова стал точить окровавленную сталь. Зеленый то орал, то издавал протяжные стоны, то рычал сквозь зубы. Отфрид, придавив беднягу сапогом, размеренно правил острие. Ferrum ferro acuitur.[68]
Ридрих не поверил глазам — окровавленный металл поддавался оселку, кургузый обломок становился острием… Баронет покосился на родича и подмигнул:
— Ferrum quando calet, cudere quisque valet![69] Пожалуй, это оно и есть — испытывать чувство. Оказывается, мне не нужен граф Оспер, хватит и этого ублюдка.
— Это… — Ридриху и говорить не хотелось, но он почувствовал, что видит нечто сверхъестественное, наблюдает mirabilis,[70] — потому, что он убил барона?
— Да! — с неожиданной злобой выкрикнул Отфрид. — Он убил отца, нарушил связь! Прикончить старика должен был я! Пророчество гласит: младший Игмор убивает старшего, круг не разорвать! А этот дылда помешал мне…
Баронет сильнее придавил жертву к полу и с особенным остервенением вонзил кургузый меч в бок распростертого рыцаря, тот взвыл. Распахнулась дверь, ведущая во внутренние покои, вылетела молодая женщина, с криком бросилась к зеленому, обняла, прильнула к окровавленным латам, заходясь плачем. Отфрид отшвырнул ее и выпрямился… и Ридрих торопливо подхватил незнакомку, прижал к себе, стиснул — если выпустить, баронет не задумываясь убьет ее.
Игмор с минуту наблюдал, как женщина выгибается в руках родича, и вернулся к прежнему занятию.
Поначалу зеленый дергался, стараясь освободиться от ремней, которыми его связали наемники, потом обмяк, затих в кровавой луже. Женщина билась в объятиях Ридриха, обрывая кружево о заклепки доспехов, рыдала, трясла головой… Наконец баронет, оглядев меч, остался удовлетворен — клинок обзавелся острием. Коротковат, конечно, но уже не выглядит обрубком. Отфрид склонился над зеленым рыцарем:
— Жив? Вот и хорошо. Поживи еще немного. Ридрих, тащи девку сюда.
Отфрид расстегнул и сбросил латы, подхватил из рук кузена взахлеб рыдающую женщину. С треском разорвалось платье на груди… Пленница пронзительно завизжала, Ридрих снова отвернулся. То, что началось теперь, ему видеть не хотелось вовсе. Постепенно крики и плач стихли, слышались только хрип умирающего рыцаря, прерывистое жаркое дыхание парня да стоны женщины. Зеленый испустил последний вздох — и тут же шумно закряхтел Отфрид.
Баронет поднялся, подошел к зеленому и помочился на труп. Потом подтянул штаны, щелкнул пряжкой и объявил Ридриху, кивнув на неподвижную женщину:
— Можешь взять… Или я должен был прикончить и ее?
Он не спрашивал, просто рассуждал вслух. Ридрих подошел к женщине и склонился над ней. Отфрид, пожав плечами, поднял кирасу, шлем, поглядел искоса… Эрлайл осторожно обнял женщину, она раскрыла глаза — огромные, черные, будто окна, распахнутые в ночь. Похоже, Ридриха она не видела, вообще ничего не видела…
Отфрид несколько минут наблюдал за кузеном, потом вышел из зала. Спешить некуда, Мерген отдан во власть победителей на три дня. Но город не умрет.
* * *
Его величество въехал в завоеванный город лишь наутро. Мудрая предусмотрительность! Ночью в Мергене царил хаос, королевская армия потеряла несколько десятков человек, при том что уцелевшие лигисты прятались по чердакам да подвалам и не помышляли о сопротивлении. Солдаты ссорились между собой из-за добычи, женщин, да и просто из пьяного куража. То и дело вспыхивали драки. В южной части города не в меру ретивые люди кого-то из высокопоставленных придворных решили занять богатый особняк для сеньора — на беду здание оказалось захвачено наемными солдатами, а вернее сказать — бандитами, которые отказались уступить добычу. Латники попытались взять дом приступом, но, потерпев неудачу, обозлились и подожгли. В конце концов недавним противникам пришлось вместе с мергенцами тушить пламя, грозящее перекинуться на соседние постройки. Тем не менее сгорело несколько кварталов. На пепелище снова началась поножовщина…
