Я нервно облизнулся. Правильно, нужно хоть иногда думать, что думаешь в такой компании. Пардон за сей каламбур, но шансы мои обыграть всю эту компанию, если они вдруг возжаждут увидеть часть меня плавающей в такой вот колбе…
– Ну плавает и плавает, – перебила неожиданно спокойным тоном Тень. Она присела на край стола и взяла пресловутую банку. Протерла от пыли, повертела в руках и вздохнула. – Хорошая рука была. Моя.
– И кандалы, значит, здесь в качестве рождественских гирлянд? – я решил переть напролом, раз уж меня видят вдоль и поперек.
– Знаешь такой анекдот: «Дорогая, ты же у меня такая умная, придумай что-нибудь сама»? Нет? Полагаю, если сказать, что ими пристегивали лабораторных животных, ты мне не поверишь. Ладно, меня, меня ими пристегивали. Я себя, некоторым образом, не контролировала.
– Хватит мне зубы заговаривать. Придумала бы чего получше.
– Не веришь?
– Ты бы поверила?
– Хм… Прав. Ладно, сам смотри, – она поймала мой взгляд и напряженно посмотрела в глаза. В сознании вспыхнула картинка бешено извивающегося тела, которое Дикий прижимал к столу всем своим весом, и все же едва не отлетел в сторону во время очередного рывка. Все это можно было истолковать в поддержку моей теории, если бы не абсолютно поддерживающие все, что происходит, глаза на перекошенном судорогой лице.
– Ладно, – неохотно протянул я, оставляя себе место для маневра и, не давая ей придумать очередное оправдание, подкинул следующий вопрос: – А рука? Я прекрасно умею считать, и у тебя обе на месте.
– Так…Отросла. Лет пятнадцать уже как, – она глянула на меня и расплылась в кривой усмешке. Что смешного?
– Да так, вспомнилось одно безумное предприятие. Не обращай внимания. Ноги, крылья… Главное – руки беречь. Руки, солнце мое – главное оружие мага. Сразу после мозгов.
– Ну и как же отросла твоя?
– Ну-у-у… Я, видишь ли, существо не совсем нормальное даже по меркам своей расы. И потому… – она развела руками. – Я, некоторым образом, живу уже…Гм…довольно долго.
– Мне уже сказали, – мрачно вставил я.
– Да? И кто? А. Можешь не говорить.
– Если хочешь убедить меня в своих благих намерениях, прекрати копаться у меня в голове! – я весь внутренне вскипел. Потому что достало!
– Ах, даже так… – она улыбнулась. – На такое открытое сознание у меня автоматический рефлекс. И не только у меня, кстати говоря. Не нравится – учись ставить блоки.
– Как? – я подозрительно глянул на нее исподлобья. Тень невнятно что-то пробормотала. У меня сложилось впечатление, что кое-кто просто-напросто старается уйти от объяснения обстоятельств воскрешения своей конечности.
– Никто никуда не уходит. И вообще, кто сбил меня с мысли? Ладно, не кипятись. А что до конечностей… Я живу долго. Очень долго. Ну, вроде эльфа из ваших мифов…
– Ну, просто одно лицо, – угрюмо буркнул я. – Что уши у тебя не круглые, я и так вижу. Может, еще и крылья есть?
Она резко нахмурилась. Я уже пожалел, что позволил себе такой тон.
– Крылья. Где-то в той жизни. На таких не полетаешь, – она угрюмо уставилась перед собой, криво улыбнувшись одними губами и медленно проговорила:
– Но в небо тянет, – потом резко повернулась ко мне. – Не важно. Мы не о том говорили. Как-то я попала в одну переделку… – я отчетливо чувствовал, что говорить все это ей…трудно, что ли? Неприятно. – И вследствие кое-каких обстоятельств подхватила одну занимательную форму жизни… Симбионта. Я ему предоставляю питание и тело в качестве места жительства, а он каждые пять лет включает механизм…чего-то вроде линьки. За три дня все ткани растворяются, и из них формируется организм, который заложен в памяти симбионта – такой, какой он был у хозяина на момент заражения. Иными словами, на пять лет моложе. На самое главное – без всех тех повреждений, что могли появиться за эти пять лет. Шрамы, хронические болезни, сломанные кости, порванные связки и так далее. Уже потом, через эти три дня, начинается обыкновенный сон, во время которого восстанавливаются повреждения глобальные, требующие большого расхода материи – вроде отращивания конечностей. Время сна прямо пропорционально повреждениям, требующим восстановления. Можно проспать хоть месяц. Или больше. К сожалению, если что-то было повреждено до заражения, оно уже не восстанавливается, а если его восстановить операбельным путем, после линьки все придет в исходное состояние.
– Но разве…растворение и все такое… Слишком уж это…
– Фантастично? Банально все это. Стандартный процесс преобразования материи. Недалеко ушедший от тех же бабочек с их куколками. Где материя, между прочим, тоже растворяется.
– Да? Кошмар какой, – я подумал и решил, что, пожалуй, стоит поверить. Пока. Я помолчал, но решил все-таки внести ясность. – Ну а… что там такое, потребовавшее кандалов? Выглядит…
Тень хмыкнула.
– Дались тебе эти кандалы… Знаю я, как это выглядит. По идиотски, прямо скажем. Есть одна такая каверзная зараза. Ползучая падучая называется. Очень мелкий паразит, разносимый током крови, и выделяющий токсин, действующий на двигательные центры мозга. Мышцы начинают сокращаться. По крайней мере, большинство из них. Ощущения незабываемые. Есть очень эффективный антидот, но вся проблема в том, чтобы этот антидот пациенту вколоть. Ну и попробовали меня как-то зафиксировать с помощью этих железок. И не скажу, что эта была самая лучшая идея, поскольку под конец они все-таки порвались… И как я посмотрю, никто так и не удосужился их снять.
– Как я посмотрю, латают тебя с завидной регулярностью.
– Так работа такая. Травмоопасная.
– Угу, – я оглядел худощавую фигуру, потом весьма объемную цепь. Если это действительно правда, то что понадобилось бы, если бы «фиксировать» вдруг понадобилось бы Дикого?
– Не понадобилось бы, – я выразительно посмотрел на нее. – Извини. Я же говорила, что это машинально.
– Почему?
– Он регенерант. Причем очень сильный. Регенерирует все, что повреждено – начиная от клеток и кончая органами, причем с очень большой скоростью. Иммунитет вообще какой-то ненормальный. Как его убить, не представляю даже я. Разве что одним махом снести голову.
– Или в космос выкинуть, – поддакнул я, не особенно удивляясь очередной новости.
– А вот это точно не поможет. Даже наоборот… Как ни странно это звучит, но некоторые формы жизни живут в открытом космосе и отлично себя чувствуют. Т,хоры вообще существа…странноватые. И безумно выносливые. Дикий не совсем…чистокровный т,хор, поэтому предпочитает жить в атмосферном пространстве из чисто психологических соображений.
– А… Понятно. Чего еще я не знаю?
– Строго говоря, ничего ты не знаешь. И боюсь…
