Паф притащил в зубах свою потрепанную одежду, чтобы Лён спрятал её до времени. Волк был весел и даже поиграл немного, валяясь в снегу. А потом вскочил и помчался без предупреждения вперёд. Лён на Сияре поскакал следом. Так они и летели в свете месяца. Волк скользил беззвучной серой тенью, а белый конь со всадником легко нёсся по мёрзлой дороге. Их путь лежал на восток. И только с наступлением утра они остановились на ночлег.
ГЛАВА 23. Что случилось с Платоновой
Проснувшись утром в тёплой постели, Лён чуть не застонал от досады. Опять школа! Опять идиотские уроки! Одно удовольствие — встретить Вавилу. Он торопливо собрался в школу, даже забыв умыться. Наспех прибрал бутерброды, оставленные мамой на тарелке, сгрёб деньги в школу и умчался.
— Коса, панкуешь? — тут же достал его Федюн.
— Это, Бубен, почему?
— Само собой. Патлы-то до плеч. — ответил друг Федюня. — Кстати, не Бубен, а Бубно. Врубайся. Ну, так что? Братанёмся?
— Бубно, отвянь, мне некогда. — с досадой ответил Лён.
— Ты чё, к неформалам тащишь? — спросил Федюн. — С Васяном, значит, сбортовался?
Лёнька призадумался. Давно он тут не был. Что-то плохо понимает простую русскую речь. Но, размышлять особо некогда и он поспешил в столовку закинуть пирожка на дно души. К его удивлению, в столовой больше не оказалось самоваров. И бесплатных пирогов тоже больше не было. Не было и вышитых скатёрок. Может, в этом мире прошло больше, чем одна ночь? Может, сейчас уже ноябрь?
— Бубно, что сейчас за день? — спросил он приятеля, огорчённо чесавшего кольцо в губе. Федюн тоже тосковал по пирогам. Панки не отказывались от сытного брэкфаста.
— Как по-французски будет "завтрак"? — спросил он у приятеля, оставшись не солоно хлебавши.
Но тот уже его забыл.
— Панки — хой! — крикнул Бубно братьям по разуму.
* * *
С истории его сняли прямо в коридоре. Он даже не успел увидеть нового учителя. Кренделючка с поджатыми губами пригласила Косицына к себе в кабинет. Там уже сидели двое — знакомый уже милиционер и женщина с заплаканными глазами.
Ничего не понимая, Лёнька уставился на всех троих.
— Косицын, скажи, — нервно обратилась к нему завуч, — когда ты последний раз встречался с Платоновой?
Такой простой вопрос поставил Лёньку в затруднительное положение. Он стал вспоминать. Но, времени прошло так много, что он вынужден был признаться, что не помнит.
— Как же ты не помнишь? — спросила его незнакомая женщина. — Одноклассники сказали, что вы позавчера вдвоём пошли домой.
Что-то такое вспомнилось. Да, кажется, пошли. И, кажется, Платонова была расстроена. А потом она не вышла в школу. Он думал, что Наташа заболела.
— Косицын, дело очень серьёзное. — обратился к нему участковый. — девочка пропала.
Далее изумлённому и встревоженному Лёньке поведали о странном деле. Платонова явно пришла домой. Мама её видела в тот день. Но, они не разговаривали из-за двойки по истории и тройки по математике. Мама Платонова считала, что дочь ей врёт. И что такие манеры она приобрела недавно, из-за дурного влияния Косицына. Наташа легла спать, а ночью ушла из дому. Причём, непонятно, во что одетая. Вся одежда осталась дома. Не в пижаме же она сбежала!
— Сознавайся, Косицын! — резко говорила Кренделючка.
— Ну, хоть скажи, где вы собираетесь с вашими неформалами? — со слезами просила мама.
— С чего вы взяли, что я с неформалами? — удивился Лёнька.
— А с кем ещё? Патлы рыжие до плеч. — ответила завуч. — Скоро косы заплетёшь.
Лёнька вдруг вспомнил, что в самом деле давно не стригся. В том мире, откуда он только что явился, длинные волосы — обычное дело.
— Леонид, — проникновенно сказал участковый, — дело ведь нешуточное.
Но Лёнька больше всех понимал, насколько нешуточное это дело. Натинка — это Наташа Платонова! Что она тогда задумала, сидя рядом на трубе и глядя на падающую звезду? Она тоже попала в тот же мир. Он наобещал ей, что сбудется! Что же за желание было у неё?!
Он молчал и думал, не слушая, что все трое говорили ему. Они с Пафом знают так же мало, как и в начале своего пути. А друг уже успел превратиться в оборотня. Теперь у Лёна две беды, а не одна. Может, и Наташу превратили в монстра. Ведь времени у желтоглазого было гораздо больше.
— Говоришь, говоришь ему, а он плевал на всё! — с досадой воскликнула завуч.
Лёня печально посмотрел на неё. Ничего нельзя объяснить, если не хочешь попасть в психушку. Так и молчал. Сегодня ночью он вернётся в мир Селембрис. Теперь только от него и Пафа зависит, вернётся ли Наташа Платонова домой. Раз она не вернулась утром, значит, что-то ей не позволяет.
* * *
Вавила отыскал его на перемене.
— Лён, скажи, — тут же пристал он. — Гондурас он кто?
— Придурок он великовозрастный. — мрачно отозвался Лён.
— Ну, это факт. — согласился кот. — Но всё же он кто — панк или скин?
— Да тебе-то зачем?! Башка бритая, значит скин.
— Тогда я рэпер! — оживился кот. — Я буду слушать «Многоточие», "Первый квартал" и Эминэма.
— Какой же ты рэпер, Вавила?! — засмеялся Лён. — Где твои трубы? На что ты наденешь патрули? На лапы?
— Как же так?! — заволновался кот. — Мне уже значок подарили!
— Можешь быть готом. — успокоил его Лён. — Твой чёрный фрак как раз сойдёт.
— Не глуми меня! — огорчился кот. — С белыми-то носками? А какие у них значки?
— Это несущественно. — ответил Лён и вспомнил. — Вавила, что это за знак?
Он нарисовал трёхзубую вилку.
— По-моему, это либо анархисты, — ответил кот, — либо, дай подумать… В круге или без? Это птичья лапа.
— Без круга. — ответил в досаде Лён.
— Тогда это знак дракона. А что слушают панки?
Лён не стал слушать, что Вавила ещё скажет. Он спешил на английский. Навстречу ему бежала группа гномов. Поверх красных штанов они надели кожаные куртки с цепями и заклёпками. Поверх колпаков — чёрные повязки.
— Пиво — отрава, — кричали они хором, — не лезет с попсой! Неферы рулят! За панков мы — хой!
Знак дракона! Жёлтые глаза, вертикальные зрачки! В какую ловушку угодила Наташа? Девочка с волосами цвета зари. Принцесса-недотрога.
А он здесь сидит, в школе! Впрочем, суетиться нечего. Там, где его нет, время останавливается. Он вернётся в самый тот момент, когда надо будет просыпаться. Он живёт сразу двумя жизнями. Здесь, в тоскливой реальности ограниченного школой и домом пространства. И там, в Селембрис. В мире, где соседствует прекрасное и ужасное. Сказочное и чудовищное. Где нет никакой определённости. Где только три незыблемых ориентира: дружба, верность и любовь. Его друг может не сегодня-завтра вонзить ему в горло зубы, а он полагается на него больше, чем на Федюна, с которым рос с пелёнок.
