Варион отчасти согласился. Конечно, он не желал оказаться незваным гостем в жилище существ, способных вырезать целую крепость в цельной скале и пользоваться тяжёлой плитой вместо двери. Однако, кто сказал, что они могут вернуться? Убежище казалось давно заброшенным, а вот ищейки Содагара были вполне реальны. Вряд ли герцог смирится с тем, что его великая казнь сорвалась.
— Демоны или не демоны, тут нам безопаснее, чем на большой дороге, — выдохнул Химера.
— Всю жизнь тут не проведёшь, — возразил Хлыст. — Припасов Микела хватит дней на двенадцать, и то если все перестанут жрать без остановки и начнут хоть немного беречь запасы.
— Есть шанс, что через десяток дней начнёт сходить снег, — Сойка выглянула в бойницу. — Если найдём лошадей, то сможем быстро убраться от границы.
— Мы не можем полагаться на то, что весна будет ранней, — тряс головой Инелай. — Лошади нужны будут сильные, чтобы не сдохли ночью на снегу. Причём целая дюжина лошадей, а ещё придётся пополнить припасы, да и оружие не помешает. Химера, что у нас с казной, которую ты украл у Кранца? Сколько там и чего? Золото, монеты или утварь какая?
— Я почём знаю? — фыркнул Варион. — Всякое там есть, выглядит дорого.
— А как ты можешь не знать? — Хлыст всплеснул руками. — Мы обязаны знать, сколько у нас есть! Ты что, даже примерно не изучил её толком? Не попытался посчитать?
Варион отмахнулся и отошёл подальше от двери. Богатства Кранца Родейна оказались не горкой из начищенных леттов. Краденная Лисья казна была полна статуэток, украшений и прочих поделок из серебра да золота. Наверняка, дорогих. И как же, по мнению Хлыста, Химера должен был оценить их?
Он не стал озвучивать свой вопрос. К тому же, их прервало появление последнего живого наёмника Кранца.
Граус взмыл по каменной лестнице. Весь раскрасневшийся и растрёпанный, он поднял руки над головой и начал стенать.
— Спасите меня от этого чудища, — взвыл Калач. — Достал, чес-слово! Пришёл, начал орать. И плеваться при этом! Не, я серьёзно, прям смачно так плюнул мне в ухо и даже не заметил.
Трое Лис переглянулись, но по лицам Сойки и Хлыста Химера догадался, что и они не поняли ничего из тирады Грауса.
— Ты о чём? — спросил-таки Варион.
— Я о дружбане твоём рыжем, о чём ещё? — пояснил Калач сквозь зубы. — Я его папане в подвале помогал, а он до нас добрался и давай мне в ухо гудеть! То-то мы не так делаем, туда-то мы не идём.
— Вийм просто очень устал, — предположил Химера. — Отсидел в Бастионе, дом потерял…
— Ну, сам ему и расскажешь, — Граус похлопал Вариона по плечу.
Рыжая голова Вийма появилась на лестнице. Он гулко протопал на середину верхнего яруса, сложил руки на груди и исподлобья оглядел всех присутствующих.
— Привет, — Сойка первой подняла руку в кратком приветствии.
— Когда выходим? — рыкнул Вийм. — Я уже дышать здесь не могу.
Хлыст покосился на Химеру, а потом указал на плиту в проёме, что не давала ему покоя с самого утра.
— Вон там — дверь, — произнёс Инелай. — Откроешь — и путь свободен.
— Шутки шутить будешь? — рыжеволосый гигант навис над Хлыстом, но бывалый Лис лишь задрал голову и усмехнулся. — Нам нужно двигаться дальше, пока мы ещё можем. А Бассу нужен настоящий лекарь с травами, которые помогут лучше, чем Ним и её суп!
— Дружище, послушай, — Хлыст опустил ладонь на плечо Вийма, отчего все жилы в шее последнего натянулись струнами злобы. — Настоящего лекаря в Алледане найти так же сложно, как и в Летаре. Как мы можем знать, что в Люведенне он вообще есть? Как бы тебя это ни злило, ничего лучше тепла и покоя ему сейчас не предложишь. Ах да, я забыл про заботу. Сядь рядом с братом, потравите истории, посмейтесь вместе. Ты никому не поможешь, если будешь просто слоняться по крепости и кричать на нас.
— Хрена лысого вы понимаете? — Вийм сбросил руку Инелая с себя и отправился к запечатанному выходу. — Мне делом заняться предлагаешь? Ну, хорошо. Постою тут, в окно потаращусь весь день, пойдёт? Вы же этим заняты, да? Или, может, кухоньку понатираю вместе с сеструхой, ммм?
— Найди что-нибудь, что тебя отвлечёт, — Сойка подходить к нему не решалась. — А если что-то не нравится, то, кажется, твой папа привёл нас сюда, так что он покажет дорогу дальше. Люведенн или что там?
— Но без нас вам светит только Небесное Царство, — добавил Хлыст.
— Папа, видите ли, занят, — ответил Вийм. Он подошёл к Калачу сзади и стиснул его плечи. — Нашёл уже занятие по душе. Расскажешь им?
— Как раз собирался, — бурчал Граус. — Ты мне в ухо наплевал и сбил с толку, сам виноват.
— Не томи, — попросил Химера.
— Я лучше покажу, — Калач вырвался из медвежьих лап Вийма и погрозил тому пальцем. — А тебе — не покажу. Сначала плюёшься, потом лапаешь. Наказан!
— Стой, Химера! — заорал Вийм им вслед. — Я с тобой разговариваю!
Граус оставил Сойку и Хлыста наедине с Виймом. Химера шёл за ним по крутой лестнице и надеялся лишь, что до драки дело не дойдёт. Вийм, конечно, был в плечах шире обоих своих братьев вместе взятых. Варион не раз видел, как он в одиночку выталкивал из «Морды» целые компании выпивох, предварительно намяв им бока.
Но на любой кулак найдётся кулак побольше, а то и целый стилет. Варион не понаслышке знал, что спокойствие Хлыст сохранял ровно до момента, пока ему не начинали перечить слишком уж сильно. Шесть лет назад пара новобранцев Приюта решила утвердиться перед остальными и подшутить над поколением постарше. Крысолову они просто насыпали дымного листа в похлёбку на Большое Новолуние. Самому Химере устроили свидание вслепую в купальне Лома, где его якобы ждала юная дама по имени Ассантия. На деле же там именно в эту ночь позволила себе расслабиться госпожа Гадюка. То зрелище ещё долго преследовало Вариона странной смесью испуга и лёгкого возбуждения.
Пока очередь дошла до Хлыста, молодёжь вошла во вкус. Проснувшись однажды утром в спальном закутке Приюта, Инелай нашёл в любимых сапогах по дохлой крысе, каждая из которых лопнула зловонной кашицей, стоило ему обуться. Тогда-то на Большой Земле и стало двумя юнцами, уверенными в спокойном и рассудительном характере Хлыста, меньше. Пусть дело и было зимой, хромал один из них до самых знойных лун.
Воспоминания о юности в Приюте лёгкой тоской отозвались в сердце Вариона. Он давно подметил эту странность своего разума. Какой бы паршивой ни была жизнь, спустя несколько лет в памяти всплывали лишь приятные образы. Он почти забыл о тренировках, после которых кровоточили мозоли, а синяки сходили по целой луне. В тумане прошлого растворились сиплые крики Коршуна и ядовитые издёвки Гадюки. Зато он всё так же помнил поздние вечера с молодыми Лисами, когда кто-то протаскивал запотевшую бутылку в Приют.
Химера считал, что память издевается над ним, заставляет сожалеть об утраченном прошлом, в котором на деле была лишь боль. Боль от истязающих упражнений и наказаний за их плохое выполнение. Боль от постоянного голода до первых серьёзных заказов.
И, конечно, боль в той самой душе, которую распорядители Лисьего Приюта так старались задушить. Предупреждали, что о жалости нужно забыть. В первую очередь, к самим себе. Говорили, что только так можно не жалеть тех, чью жизнь придётся оборвать по воле других, кто заплатит побольше. А ещё распорядители велели не привязываться друг к другу.
Отчасти они были правы. С каждым годом ребят, что собирались в разбитом южном коридоре, становилось всё меньше. Один за другим они уходили на своё последнее задание, после которого Коршун велел забыть даже их лица. И ведь так и получалось. Их имена звучали всё реже, пока кто-то не упоминал их в последний раз и получал лишь волну удивлённых взглядов от тех, кто давно о них забыл. Наверное, так человек и умирал окончательно. Когда его имя исчезало из разума и уст тех, кто его знал.
Химера решил, что более этого не допустит, что бы ни завещал ему в своё время Настоятель.
«Настоятель, — подумал он. — Я же тебя видел, да? Или приснилось?»
