Менестрель шустро сгонял за гитарой, поёрзал на стуле и сыграл пару пробных мотивов. Настроившись, он тихо запел в ломаном ритме:
Дети уходят из города
к чертовой матери.
Дети уходят из города каждый март.
Бросив дома с компьютерами, кроватями,
в ранцы закинув Диккенсов и Дюма.
Будто всегда не хватало колючек и кочек им,
дети крадутся оврагами,
прут сквозь лес,
Пишут родителям письма кошмарным почерком
на промакашках, вымазанных в земле…
Ритм чуть поменялся, Пашка запел громче и более нервно:
…Пишет Виталик:
«Ваши манипуляции,
ваши амбиции, акции напоказ
можете сунуть в…
я решил податься
в вольные пастухи.
Не вернусь. Пока».
Пишет Кристина:
«Сами учитесь пакостям,
сами играйте в свой сериальный мир.
Стану гадалкой, ведьмой,
буду шептать костям
тайны чужие, травы в котле томить».
Пишет Вадим:
«Сами любуйтесь закатом
с мостиков города.
Я же уйду за борт.
Буду бродячим уличным музыкантом.
Нашёл учителя флейты:
играет, как бог».
Взрослые
дорожат бетонными сотами,
бредят дедлайнами, спят, считают рубли.
Дети уходят из города.
В марте.
Сотнями.
Ни одного сбежавшего
не нашли…[47]
Струны ещё тихо звенели…
— Ой, блин! — испуганно выдал Пашка за полсекунды до того, как тусклая лампочка замигала и погасла.
— Ничего, — послышался в потёмках голос Сайласа. — Это просто ветра нет. Отбой, ребята, а завтра бензогенератор поставим.
Глава 33. Постельно-шпионская
Подземелья тёмных.
Верховная мать подземелий Хар'ол-Велдрина Баль-Виер'арра Хельви'рахель ждала этой встречи, будто невинная девушка — брачной ночи. Она — нимфоманка, искушённая за свою долгую жизнь правительницы многочисленными партнёрами. Кто-то из её любовников и любовниц питал к ней истинную страсть, кто-то — боялся отказать владычице. Ей уже всё опостылело. Но сейчас было интересно, она ждала новые ощущения и новую информацию. И ответ на вопрос о красных глазах, мучивший её так долго. Она даже на секунду могла бы согласиться, что именно ради этого ответа она и ждёт сейчас серого предателя в своих личных покоях.
Голубой свет из чаш казался нежным, невинным. Он плясал на стенах, скромно вступал под чёрный бархатный полог над ложем. Он игриво освещал длинные ноги, тонкие плечи, широкие ленты голубого с чёрным кружевом шёлкового корсета и белья. Жрица с удивлением осознавала, что сегодня ей не хочется повелевать, доминировать, плести свои и расплетать чужие интриги. Сегодня её тело ждало мягкого, но настойчивого мужского внимания. Утонуть и раствориться в объятиях серого, этого плебея, этого черноглазого отродья, готового по её знаку как угодно менять внешность. Даже во время процесса… наверно. Она забавлялась, представляя его метаморфозы: один глаз чёрный, другой красный.
В дверь с лёгким шорохом вошёл златоволосый плак'кйорл из личной охраны, в нерешительности опустился на одно колено у входа. Жрица взглянула на него с неудовольствием:
— Ну? Я жду гостя, — она откинулась на подушки. — Он идёт?
— Он уже явился, Великая мать… — голос шелестел тихо и невнятно.
Она поднялась на локтях и одарила стражника вниманием. Ей даже не хотелось кричать и ругаться на него. Просто завтра она развоплотит его обратно в Мир Духов. За нерасторопность. «По собственному…»
Златовласый поднял голову, поймал её взгляд, и в чёрных, как сама тьма, глазах мелькнул дьявольский синий огонёк.
Жрица упала на подушки, расхохоталась. Жестом пригласила подойти к ложу, и рядом возник тот мужчина, которого она увидела при первой встрече. Иссиня-чёрные глаза и волосы до плеч, гладкая кожа, могучий обнажённый торс. Она смотрела на него снизу вверх, готовая к его натиску. Он склонился, его мужественное лицо приблизилось. Он приоткрыл рот и прошептал:
— Я не знаю, как с тебя снять всё это, моя Арра… — лицо выражало смешное детское смущение.
Внезапно она поняла, что в этот раз всё будет совсем иначе: необычно, искренне, завораживающе. И ей захочется продолжения.
Она допустила самую главную ошибку в жизни.
Она поверила серому по имени Четырнадцатый…
Наслаждение. Упругость. Настойчивость. Нежность. Податливость. Открытость и таинственность. Страсть. Боль. Жажда. Похоть. Услада. Подчинение. Наслаждение.
Сильные руки, подхватившие её трепещущее успокаивающееся тело…
В языке дроу нет слова «любовь».
Но иногда ей не нужны слова…
На грани реальности и иллюзии сна она боролась с собой за собственные мысли и волю. Мужчина помог ей, снова прильнув к её длинному уху, прошептал:
— Я не знаю, стоит ли на тебя надевать всё снятое…
Она снова лишь улыбнулась и прижалась к его груди:
— Не надо…
Тишина подземелий тончайшей паутиной звенела вокруг, готовая порваться в любую минуту. Пара лежала, обнявшись. Жрица не хотела разговаривать, но их слов требовала паутина тишины, требовали обстоятельства.
Мужчина решился первым:
— Скажи, моя Арра, зачем эльфам армии и оружие? Ведь вы живёте в согласии друг с другом. И, насколько я знаю, не воевали никогда… в этом мире, — вопрос казался ей слишком простым.
Жрица резким усилием вырвала себя из неги. Не нашла подвоха в вопросе, но и говорить всю правду не была намерена:
— Чтобы мирные эльфы слушались, — голос беспечен, обнажённое плечико мило поднялось вверх. — Армия нужна не для войны, а для мира. Чтобы эльфы не восставали, чувствовали защищённость…
— Но вы же создаёте оружие. Сила на вашей стороне. Ты могла бы щёлкнуть пальцами и стереть с лица земли и серых, и Наземных. Почему ты этого не делаешь? — вкрадчивый голос шептал прямо в душу.
Жрица содрогнулась, понимая, что ей всё больше нравится этот амбициозный серый.
— Ого, какие замашки! А ты хотел бы быть вместе со мной в этот момент?
«Я ушла от ответа, серый!» — подумала она.
«Вместо тебя, Подземная!» — подумал он.
Они лукаво взглянули друг на друга, полагая, что понимают противника.
Арра задумалась. Стоит ли рассказывать этому повесе о реальном положении дел? Он же тоже хочет играть в политику. На её ли стороне? Что он уже знает, что из эльфийской истории успели рассказать ему тёмные солдаты?
