Милая, юная, нежная — любовался девушкой Бэф, сопровождая в утренней прогулке по
окрестностям замка.
— Бэфросиаст… Какое странное имя, — заметила она, вскользь взглянув на юношу,
и покраснела вслед за ним.
— Причуды отца.
— У вас строгий отец.
— Странный, как и мое имя.
— Мой отец тоже….
— Чудак?
— Мы не вправе обсуждать родителей, Бэфросиаст, их нам дал Бог.
— Но согласитесь, Софи, они порой несносны.
Девушка смутилась, отвела взгляд и пришпорила лошадь. Голубой бант качнул ветер,
и золотистый локон свился с лентой…
— Она была очень набожна, ранима и чиста, как ангел. Ее звали Софи…
— Ты любил ее?
— Очень. Терялся, бледнел, глупел. Они приехали к нам по вызову отца. Она и
Бонифаций Шталевски — алхимик, маг, чародей. Ее отец. Он был парой моему — такой
же мрачный, вечно задумчивый. После смерти мамы наш замок превратился в приют
для убогих: юродивые, фигляры и мудрецы, нищие, аферисты, шарлатаны, святоши,
монахи — тамплиеры, адвентисты. Да, Бог их ведает, кого еще привечал отец.
Большинство — сброд, но были и очень занятные личности. Роберт Монгрейм и Юзифас
фон Шторц. Они прибыли в замок за неделю до приезда Шталевски. Уверенные в себе,
чуть надменные, одеты в пику остальным гостям — изыскано, по моде. Манеры
совершенны, речь изыскана и учтива. Сразу было ясно — дети именитых дворян. Мне
было двадцать два. Им с виду лет по двадцать пять. Небольшая разница в возрасте
и интересы сходны. Но их опыт был под стать старикам, а я был зеленым юнцом, не
знающим иного мира, чем замок и его окрестности….Потом приехала Софи. Я
влюбился сразу — страдал, мечтал, но был слишком неуклюж по своей неопытности,
порой через край пылок…. Юзифас вел себя осмотрительней и очаровал ее. Я
сгорал от ревности, глядя, как они воркуют, порой готов был убить соперника,
порой Софи. Роберт не вмешивался, наблюдал и давал мне дельные советы, половину
из которых я пропустил мимо ушей. События так стремительно начали развиваться,
что я попросту не мог за ними уследить: сначала слегла Софи. Я не спал ночами —
дежурил у ее покоев, выспрашивал у слуг состояние ее здоровья, прорывался к ней
и видел, что она спит. Неделя, две — Софи спит. А рядом с ней дежурит Юзифас. Я
был вне себя, готов был на любое безумство. И легко согласился на предложение
Роберта сделать эту татуировку. Якобы талисман для увеличения привлекательности,
для успехов в любви. На деле он готовил себе смену. Он хотел уйти, но замок
держал его, как держит сейчас меня.
— Что это значит?
— Варн, любовь моя, могут уходить в другой мир, в другое измерение. Но этот
знак возвращает назад, как бы ты ни хотел остаться. Я могу уйти от силы на
неделю, но потом вновь вернусь и вынужден буду выполнять отведенную мне роль,
главенствовать в этом мире и жить, жить, жить. На это рассчитывал Юзифас. Он
надеялся, что Роберт передаст ему знак вожака, но тот решил, что с него хватит
Софи. Он понял, что Шторц не подходит на роль главы клана, хранителя довольно
обширной территории. В его умозаключении был резон — Юзифас поддался не
возвышенным чувствам, а самым низким. Им двигала не любовь, а зависть. И ради
нее он погубил невинную девушку. Софи месяц превращалась в Варн и потерялась
через две недели. Улетела на охоту и не вернулась, как часто случается с
детенышами, живущими без наставника, без четкого контроля вожака, без опеки
клана. Я понял, что что-то неладно, когда Софи стала вести себя, как котенок.
Заподозрил и Роберта, и Юзифаса в вампиризме, — улыбнулся Бэф и хохотнул. — Я
даже наточил осиновый кол и пришел ночью в покои Роберта. А тот словно ждал меня
— сидел на постели и от скуки раскладывал пасьянс….
Роберт вскинул взгляд на бледного, как приведение, юношу, вторгнувшегося в его
покои с решительным видом гренадера с осиновым колом наперевес.
— Ах, какая прелесть, — хохотнул, качнув носком элегантного ботинка. — Сами
наточили, Бэфросиаст?
Тот двинулся к насмешнику и приставил пику к его груди.
Монгрейм скептически покосился на палку, потрогал острие и, оценив, кивнул:
— Острое. Что дальше, молодой человек? Желаете проткнуть им мое чер-рное сердце?
— Не смейтесь! Я действительно пришел убить вас и убью! Вы, вампиры, исчадия
ада! Вы укусили Софи!
— Как не смеяться над подобным вздором? — пожал плечами Роберт. — Впрочем,
молчу, не стану умилять благостное впечатление от экзекуции, что взбрела вам на
ум. Приступайте, Бэфросиаст.
Бэф смотрел в насмешливые глаза и понимал, что теряет решимость — не может,
просто не имеет сил убить человека. Вот если б Роберт превратился в вампира,
показал свои клыки, зашипел, взлетел вверх, как летучая мышь, сровнялся с тенью,
лежал в гробу с кровью невинных жертв на губах, в конце концов! Так ведь нет —
лощенная внешность изысканного франта, коих сотни на один светский салон.
— Ах, молодость, молодость, — доброжелательно улыбнулся Монгрейм. — Пора
сказок, баллад и радужных иллюзий. С чего вы взяли, что я вампир, Бэфросиаст? С
чего вы вообще решили, что они существуют? Граф Дракула? Хочу заметить, он был
мерзейшим человеком, дикарем и фанатиком. Вампиром, конечно, был знатным и
кровушки попил, столько же, сколько и нервов, но в ином плане. А что, собственно,
было ожидать от изгоя? Я говорил, Тэф, хорошего не будет, но женщины в любом
обличии остаются женщинами. Она увлеклась, купилась на его необузданную страсть.
О, сколько безумств было совершено! Но этой паре не суждено было соединиться,
все в прошлом — их тела, любовь, те безумства, что они свершали во имя друг
друга. Печально. Хотя, какая красивая легенда родилась из их страстной любви! А
знаете как? Владислав почил от ран, полученных в очередной битве. Его положили в
гроб, отслужили службу. Но Тэф не могла смириться с его смертью и сделала его
Варн. Он встал из гроба к ужасу своей челяди. Представьте их состояние, когда
они увидели, как он поднимается. Смотрит на них и ничего не помнит. Ах, это было
эффектное зрелище, а уж разговоров и сплетен было — несчесть. Так ведь и вел он
