— Шевелитесь, — приказал Корнбёке.
Оливер нахмурился. Ему очень хотелось послать это божество, до сих пор такое молчаливое, куда подальше. Но он понимал, что так можно лишиться помощи богов Урожая. И все же…
— Мы стараемся, как можем, — сказал ему Оливер.
Олень лишь огляделся по сторонам, явно желая напомнить ему об опасности, которой они по-прежнему подвергались. Оливер понял намек, но решил, что, раз олень не видит никакой необходимости в словах, можно и самому вести себя так же. Не удостоив оленя еще одним взглядом, он двинулся вперед. Поначалу Кицунэ ерзала у него на плечах, и он чувствовал, как часто бьется ее сердечко. Но потом лиса вроде бы устроилась поудобнее и положила мордочку на передние лапы, оказавшиеся на его правом плече. Медно-красная шерсть щекотала щеку.
Через некоторое время — Фрост говорил, что путь займет час, но Оливеру показалось, что времени прошло больше, — они поднялись на пригорок. Их взглядам открылась такая зеленая и плодородная долина, что Оливеру невольно пришло на ум сравнение с райским садом. Оливер решил, что Кицунэ уснула у него на плечах, и придержал ее за лапы, чтобы та не свалилась во сне. И когда он обратился к зимнему человеку, шедшему рядом своей легкой походкой, так напоминавшей порою поступь фламинго на озере, то говорил почти что шепотом.
— Не понимаю… Те земли, что мы уже прошли, от реки до этой долины… Почему они голые и бесплодные, а здесь — такое изобилие?
— Когда-то там была война. Давно, еще до Перемирия, — ответил зимний человек. Они поспешили догнать Корнвольфа, который ускорил шаг, едва увидев Урожайные Поля. — Земли богов Урожая остались нетронутыми, потому что те держали нейтралитет. Ни один солдат не пересек границы их владений.
Оливер кивнул. Они всегда были буйными и независимыми, эти дети природы.
— Отрадно слышать.
Стоило им войти в долину, как Оливер почувствовал прилив сил и бодрости духа, несмотря на всю свою усталость. По долине пятнами были разбросаны небольшие рощицы, но все остальное пространство, от того места, где он стоял, до вершины самого дальнего холма, занимали поля. Злаки и овощи. Кукуруза, пшеница, капуста и тыква росли повсюду, не обращая внимания на то, какое время года на дворе. Когда они проходили мимо грядок с тыквами, Оливер не смог удержаться и рассмеялся. Должно быть, его смех разбудил Кицунэ, потому что вскоре она потянулась и спрыгнула на дорогу. Лиса не стала сразу принимать человеческую форму, а бесшумно засеменила рядом с ним.
Волк и олень исчезли в зарослях широкого кукурузного поля, и Оливер увидел, что там, где они прошли, тут же появились новые стебли.
Не успел он задуматься, о том где же они встретятся с Ареном Конигеном, как из гущи злаков вышли на дорогу и направились к ним три фигуры. Это оказались три женщины, миниатюрные и очень красивые. Смуглые, с черными косами. На них не было надето ничего, если не считать листьев. Оливер сначала принял листья за платья, но потом увидел, что они растут прямо из плоти.
Когда он остановился, очарованный этими новыми существами — очевидно, богинями Урожая, — Кицунэ прошла вперед. Через пару шагов она остановилась, еще на лисьих лапах, и тут же поднялась на две ноги, развернув свой плащ, как знамя. Она опять стала женщиной в меховой одежде. Кицунэ коснулась плеча Фроста, и тот тоже пропустил ее вперед. Мимоходом кинув на Оливера благодарный взгляд, она обратила все свое внимание на трех послов — а они казались именно послами, группой приветствия, посланной из сердца полей, чтобы встретить их.
Три женщины спокойно ждали, когда Кицунэ подойдет к ним. Всем своим видом она выражала глубокое уважение. Сложив перед собой ладони, Кицунэ коротко поклонилась и заговорила с ними на языке, в котором Оливер узнал японский. Он был слегка знаком с этим языком благодаря нескольким своим клиентам-японцам — знал несколько общих фраз да цветистых ругательств. Три женщины были почти неотличимы друг от друга, но та, что стояла в середине, по-видимому, являлась главной. Впрочем, судить об этом Оливер мог лишь по еле уловимым жестам. Две другие, похоже, подчинялись ей, и именно она ответила Кицунэ, коротко и тихо, после чего все трое разом склонили головы.
Но язык, на котором ответила женщина, не был японским. Оливер слышал его впервые.
Кицунэ ответила им вежливым поклоном и сделала два шага назад, не поворачиваясь к ним спиной. Потом повернулась и направилась к Фросту. Зимний человек наблюдал за этой беседой без единого слова. Но теперь он повернулся и жестом подозвал Оливера. Тот, со своей стороны, с таким любопытством следил за этой сценой, что даже удивился, когда от роли наблюдателя ему пришлось вернуться к роли участника событий.
— Это деохако, — объяснила Кицунэ своим спутникам. — Хранительницы Урожая из легенд ирокезов.
— Но ты обратилась к ним по-японски, — сказал Оливер.
Ее нефритовые глаза сверкнули.
— Верно. В японских сказках существует вариация их легенды. Они хорошо меня поняли. — И, обратившись к зимнему человеку, добавила: — Нам надо следовать за ними.
Фрост кивнул, и Кицунэ повернулась к деохако, которые, ни секунды не мешкая, направились в заросли высоких кукурузных стеблей. Вся остальная странная процессия тут же двинулась следом, по тропинке, которая сама собой появлялась перед ними. Кукурузные стебли расступались, пропуская идущих, и сразу смыкались за спиной, словно желая скрыть их следы.
Оливер был рад, что их не увидят с Дороги, но в то же время сильно нервничал, понимая, что убежать с этих полей будет совсем нелегко. Его тревога нарастала по мере того, как они все дальше и дальше углублялись в кукурузную чащу, пока наконец не вышли на прогалину. В рыхлой коричневой земле отчетливо отпечатался след его ботинка. На поляне не росло ничего, кроме нескольких травинок. Но мгновение спустя эти травинки вдруг начали расти — точно так же, как они росли на островке посреди реки, где демон вишневого дерева чуть не убил Оливера и его спутников.
Их было не меньше дюжины. Некоторые имели облик животных, как Корнвольф или высокомерный олень, другие походили на людей, а третьи являлись не более чем нелепо изогнутыми стеблями кукурузы или кривыми деревцами. Среди них была даже огромная тыква со щелочками-глазами и щелочкой-ртом.
Последними прибыли Яблоневый человек и Арен Кониген. Остальные кинулись к ним по взрыхленному полю. В свете послеполуденного солнца ветви и стебли богов Урожая отбрасывали длинные, неровные тени. Косые лучи блеснули на фигуре Яблоневого человека, так что стало казаться, будто у него совсем нет лица. Когда дерево остановилось, стало казаться, будто оно росло тут всегда. Лишь легкий ветерок трепал ветви. Остальные божества явно подчинялись этим двоим, но теперь все смотрели на Конигена, который держал речь.
