— Как ты объяснишь ее смерть? — мрачно спросил я, подыскивая адекватный аргумент, чтобы остановить убийство.
— Некромант вполне мог зайти столь далеко, чтобы напасть на нее.
— Довольно! — На меня накатило, и я встал между ними. — Вам придется вместе сражаться, клянусь Бездной! А потом можете убивать друг друга сколько угодно! Я не собираюсь участвовать во всем этом!
Тиф рыкнула, меня отбросило в сторону, и поединок продолжился. Прежде чем мне удалось встать на ноги, все было кончено. Посланница Башни оказалась мертва.
— Ты гадина! — с ненавистью просипел я.
Она сплюнула:
— Я спасала не только себя, но и твоих друзей. Что бы ты там ни думал. Проклятье!
Мы одновременно увидели, как по склону ближайшего холма забирается выживший солдат. Прежде чем Убийца Сориты коснулась Дара, человек скрылся за гребнем.
— Разберись с ним, придурок! — взвыла она.
— Да пошла ты! — Весь мир был красным от моей ярости.
— Если парень сбежит, мы пропали! Я пока замету следы!
Чтобы оказаться наверху, мне потребовалось больше двух минок. Я бросился за беглецом, наложив стрелу на тетиву. Дорога была одна, справа и слева возвышались вертикальные стены. Деваться ему было некуда, оставалось нестись только вперед.
Каньон оказался, узким и достаточно коротким. Через несколько минок я смог его нагнать, так как путь закончился. Впереди был тупик, и воин, поняв, что сбежать не удастся, ждал меня с обнаженным мечом, но, увидев лук, скис. Здесь ему было меня не переиграть.
Он, как и я, тяжело дышал. Уставший, серый от пепла, худой и курносый. В его глазах стыла обреченность.
Я не стал подходить близко. Достал из колчана еще одну стрелу и бросил ее к его ногам. Он непонимающе посмотрел на нее, затем на меня.
— Мы оба попали в грызню Ходящих, — солгал я ему. — Все, что ты видел, — внутренние разборки Башни, а она не любит об этом распространяться. Не повезло тебе. Не повезло мне. Ты мне совершенно не нужен. Я не хочу делать то, что приказал Огонек.
Он, на мое счастье, оказался очень сообразительным парнем.
— Что ты предлагаешь?
— Сиди здесь. Не меньше нара. Придумай правдоподобную историю, чтобы в нее смогли поверить. Скажи, что это был некромант, и ты успел сбежать, пока с ним дралась Ходящая.
Он не хотел выглядеть трусом, но еще меньше хотел быть мертвецом.
— Мне могут задавать вопросы.
— Это твои проблемы. Просто знай — если ты сдашь меня, то вряд ли мы оба долго проживем. Тебя найдут и прикончат. Мы друг друга понимаем?
— Вполне.
Я стал пятиться назад, а он не спускал с меня глаз, все еще не веря, что остался жив.
Почему я это сделал? Из чувства протеста, из упрямства, назло Тиф, в конце концов. Я не ее пес, чтобы убивать всех, на кого она укажет, даже если она права и иного выхода нет.
Будет ли молчать этот солдат?
Если он глуп, то нет. Беспокоит ли это меня? Не слишком. Послезавтра здесь разверзнется Бездна, и вряд ли кому будет дело до погибшей Ходящей.
Возможно, в прежние годы я убил бы его, не раздумывая. Теперь же…
Наверное, старею.
Я спустился вниз, к телам, но Проклятой не увидел. Выругался. И тут же услышал приглушенный расстоянием крик с той стороны, откуда пришел.
Уже догадываясь, что произошло, я бросился назад и увидел спускающуюся по отрогу Проклятую. Оставалось только удивляться, как мы с ней разминулись.
— Ты сегодня полная размазня, — презрительно сказала она. — Все приходится делать самой.
Я молча стянул с лица шарф. Во рту был мерзкий привкус.
Тиа что-то сделала, и я увидел, как всадник в белой мантии удаляется прочь на призрачной лошади.
— На всякий случай, — пояснила она мне.
Мы в полном молчании вернулись назад. Небо очистилось. Над синеющей в вечерних сумерках верхушкой Грох-нер-Тохха все так же поднимался дым.
— Мне пришлось это сделать, Серый, — внезапно сказала Проклятая.
— Не знай я тебя, подумал бы, что ты оправдываешься.
— Если тебе интересно — я не получила никакого удовольствия от их убийства.
Я не ответил. Вот уж чего не собираюсь делать, так это облегчать ее совесть.
— Теплынь-то какая, а? — с блаженной улыбкой сказал Игла — круглолицый и курносый парень, расстегивая верхнюю пуговицу рубахи. — Словно лето наступило.
Никто ему не ответил. Впрочем, тот ничуть не огорчился, достал из-за голенища сапога нож и, щурясь от отражающегося в реке солнца, стал подбрасывать клинок в воздух.
Альга, прижавшись спиной к дубовой бочке с дождевой водой, с ненавистью следила за тем, как нож делает три оборота и плашмя приземляется человеку на ладонь лишь для того, чтобы через несколько мгновений вновь взлететь в небо. Игла частенько занимался таким жонглированием, порой двумя-тремя клинками сразу.
— Что-то они долго, — с ленцой произнес второй из ее похитителей. — Надо было самому идти.
— Да брось, Хирам. Торопиться некуда.
— Ты новичок, друг. Так что просто знай на будущее — господин Ка понимает задержки, только если на это есть серьезные причины. Иначе он бывает недоволен.
— Я учту… друг.
Повисло молчание, и Альга попросила:
— Можно мне воды?
Хирам — уроженец Золотой Марки, сорокалетний, склонный к полноте, красящий бороду и брови синской хной, посмотрел на пленницу, улыбнулся, обнажив гнилые пеньки зубов:
— Разумеется.
Он встал, подошел к ней и протянул тяжеленную флягу с водой:
— Пей на здоровье.
Альга с трудом открутила плотную крышку, напилась, вернула флягу.
— Едут, — коротко сказал Игла, отправляя нож за голенище.
— Вижу. — Борода Хирама горела пожаром, отчего он походил на разбойника с большой дороги.
Девушка прищурилась — солнце светило ей прямо в глаза — и разглядела, что из-за излучины появилась лодка, в которой сидят три человека.
— Кто это с ними?
— Успокойся, Игла. Будь добрее к людям.
— Я-то спокоен. Как бы наша «госпожа» ничего не выкинула. — Слово «госпожа» из его уст прозвучало с глубокой иронией.
— Не выкинет. — Хирам посмотрел на пленницу и повторил с еще большей уверенностью: — Не выкинет. Ведь правда, лапушка?
Альгу покоробило от его слов, но она кивнула.
— Ты просто чудо, а не Ходящая. — Рыжебородый послал ей воздушный поцелуй.
Девушка тихо прошептала проклятие.
Три дня назад она осмелилась попросить помощи у конного разъезда стражников, и в итоге ее тюремщикам пришлось убить восьмерых воинов и шестерых свидетелей. Для Альги случившееся оказалось прекрасным уроком. Больше она не пыталась звать на помощь тех, кого видела. Знала, что ни к чему хорошему это не приведет, а погибнут, как всегда, невиновные.
