— Прочь! Прочь! — Он оттащил от окна Мелию с Тарганом и бросился к девушкам.— Отойдите от окон!
— Что случилось? Конан! — недовольно вскричал зуагир.
Но Зул с Акаямой, оказавшись сообразительней, помогли оттащить от окон упиравшихся девушек.
— Твоих лучников больше нет! — хмуро бросил киммериец.
— Что?! — не веря своим ушам, вскричал Тарган.
— Я все удивлялся,— с горечью объяснил киммериец,— почему жрецы позволяют им беспрепятственно отстреливать своих людей, но, видно, зря удивлялся. Впрочем, я говорил тебе, что не верю в победу.
Тарган хотел было ринуться на помощь своим гибнущим на площади людям. Он уже не думал о себе, лишь хотел разделить их судьбу, какой бы она ни оказалась, да не успел. Дверь распахнулась, и в комнату ворвались Тефилус с Бруном и несколько зуагиров Таргана.
Увидев спокойно стоявшего у окна киммерийца, Дознаватель побагровел от злости и уже открыл, было, рот, чтобы выплеснуть на него поток брани, когда тихое: «Папа! — заставило его окаменеть. Несколько мгновений он не мог вымолвить ни слова, лишь ошарашенно смотрел на дочь, которую только что на его глазах жрецы уволокли внутрь дворца.
— Мелия? — наконец смог он прошептать побелевшими от волнения губами.
— Папа! — воскликнула она и бросилась к нему в объятия.
— Дочка! — повторял он, целуя ее волосы.
— Уезжайте немедленно! — оборвал эти изъявления нежных чувств киммериец и отвернулся к окну.
— Конан! — едва не закричала Мелия, освобождаясь из объятий Тефилуса.— Я никуда…— Она замотала головой, сглотнула внезапно накатившиеся слезы, и лицо ее исказила гримаса боли.— Я никуда не поеду без тебя!
Ее отчаяние было тем сильнее, что она прекрасно знала непреклонный нрав киммерийца.
— Брун! — Северянин обернулся к восторженно смотревшему на него сотнику.— Сколько у тебя людей… осталось?!
— Человек двадцать уцелело,— тяжело вздохнул тот.
— Забирай Мелию, — начал, было, киммериец, но его прервал отчаянный вскрик девушки:
— Я останусь с тобой!— Больше она не смогла произнести ни слова. Слезы бежали по ее щекам, прекрасные глаза в немой мольбе смотрели на киммерийца, но тот оставался непреклонен.
— Если потребуется, свяжи ее,— коротко бросил он Бруну и отвернулся.
— Я кричать буду! — пригрозила она.
— И вставь кляп,— добавил Конан, стараясь не смотреть на девушку.
— Как ты можешь! — Она вырвалась из рук отца и, подскочив к нему, забарабанила кулачками по могучей груди.— Как ты можешь…
Он обнял ее, попытался успокоить, и она сразу затихла и прижалась к нему.
— Ты должна ехать,— повторил он.
— Нет, Конан…— Она все еще тихонько плакала и при этих словах с мольбой посмотрела ему в глаза.
— Если ты хочешь остаться в живых сама,— вновь заговорил он,— и чтобы остался жив я, ты должна ехать.
— А ты?
— У меня появилось слишком много неотложных дел,— ответил киммериец, стараясь ни на кого не смотреть.
— Это моя вина,— с трудом выговорил Тефилус,— я останусь с тобой.
— Нет! — ответил варвар тоном, не допускавшим возражений.— Сбереги дочь. Это лучшее, что ты можешь сделать, и я не уверен, что это будет просто.— Тарган,— Конан повернулся к зуагиру,— забери своих девушек.
Тот в ответ усмехнулся:
— Ну, меня-то, положим, тебе выпроводить не удастся!— Он насмешливо посмотрел на друга.— Пока судьба боя не ясна, я и на шаг отсюда не сдвинусь.
— Перестань,— помотал головой киммериец,— неужели и ты не понимаешь меня? Того, что там произойдет,— он махнул рукой в сторону площади,— уже не изменить, но чем бы дело ни кончилось, до отъезда ты узнаешь об этом. Так что отправь девушек вниз, проводи до лагеря. Повидаешься с отцом и возвращайся. У тебя впереди остаток дня, вечер и вся ночь. Кстати, захвати Когра. Сдается мне, что без его помощи нам не обойтись.
— Что ж, убедил. Когда нам отправляться?
Киммериец недовольно хмыкнул:
— Лучше б ты уже был там!
— Что ж, пойду запрягать коней.
Тефилус кивнул Конану и потянул дочь за руку.
— Я буду ждать тебя! — выкрикнула она, едва сдерживаясь, чтобы не зарыдать.
Киммериец ничего не ответил. Да и мог ли он сказать ей, что не собирается возвращаться в Шадизар? Видно, она что-то все-таки почувствовала в его взгляде, потому что вырвалась от отца и подбежала к Конану.
— Если понадобится, я пройду сквозь смерть, но мы все равно будем вместе,— прошептала она, целуя его в губы.
— Идем дочка, пора!
Тефилус хмуро наблюдал за их прощанием, не решаясь, впрочем, мешать. Мелия же вдруг резко оттолкнула возлюбленного и, не оглядываясь, пошла прочь. Конан последовал за ней: ему нужно было сказать еще кое-что Таргану.
Зул с Акаямой остались наверху вдвоем, и лишь они стали свидетелями финала разыгравшейся трагедии. Они видели, как остаток отряда, в котором насчитывалось уже не больше сотни человек, несмотря на их отчаянное сопротивление, прижали к помосту. Зуагиры продолжали сражаться, хотя надежды выбраться не было ни у кого. Теперь они желали лишь подороже продать свои жизни.
Высокие двери дворца отворились, и новый отряд выплеснулся наружу, но в руках у них были не мечи и не копья, а сети… Никто из зуагиров и опомниться не успел, как всех накрыло полотнище, связанное из толстых шнуров, и через несколько страшных мгновении никто из них уже не мог сражаться, лишь нескольким удалось прорубить бреши, но и их свалили с ног и вырвали из рук оружие. Людей вязали, точно скот и сгоняли в одно большое стадо посереди площади, а когда на свободе не осталось ни одного зуагира, барабанный бой вновь разорвал повисшую, было, над городом тишину.
— Что это? — испуганно прошептала Мелия, уже пристроившаяся было на коне позади отца, и, вздрогнув, обернулась.
— Что бы там ни было, уезжайте! Уезжайте скорее! — Конан обернулся к зуагиру.— Помни, Тарган, назад должно вернуться не больше десяти человек.
— А если не справимся? — в отчаянии нии воскликнул тот.
— Не справимся вдесятером, не справимся и сотней!— отрезал киммериец.— Силой их не взять, особенно теперь, когда они укроются за стенами Черного Замка! Скачите!
Ворота отворились, и три сотни всадников рванули с места в карьер, не разбирая дороги и ни на кого не обращая внимания. Правда, никто и не пытался их остановить. Перепуганные люди попрятались по домам и даже не отваживались выглянуть в окна, чтобы посмотреть, что происходит за стенами их домов. Едва появилось чувство страха, как прежние забитость и апатия мгновенно вернулись в их души.
Стук копыт еще не успел замереть вдали, и а Конан уже стоял у окна рядом со своими друзьями.
