— Я получила твое сообщение, — сказала она.
— Спасибо, что пришла. Я хотела извиниться — знаю, Маркос узнал о заклинании. Мне не представилось возможности рассказать ему первой.
Она пожала плечами:
— Ты никогда и не собиралась рассказывать ему правду. Ты сказала мне это только для того, чтобы я заткнулась.
— Это неправда.
— Все нормально, Ари. Ты была права по поводу Маркоса. Мы не любили друг друга. Оставим это, и пусть все идет, как раньше.
Я ненавидела этот ее тон, ровный и безэмоциональный. Ненавидела Маркоса за то, что он с ней сотворил. И особенно я ненавидела тот факт, что все случилось именно так, как я и предсказывала.
— Хочешь мороженого? — спросила я.
— Конечно, — ответила она. Диана готова была согласиться на что угодно — съесть мороженое, сделать тату на лице, утопиться. Я наполнила вафельный рожок «Каменистой дорогой» и протянула ей.
Диана буравила мороженое взглядом, но не съела ни кусочка.
— Еще до того, как ты рассказала мне о своем заклинании, я много размышляла об этом. Наши отношения вдруг резко изменились, и я не могла понять почему.
— Мне было трудно… подобрать слова, я не знала, что стоит говорить, а что нет.
Она покачала головой:
— Я не об этом. Я думаю — нет, я знаю, что наши взаимоотношения изменились еще до того, как ты воспользовалась заклинанием. Ты не… Мне приходилось звонить Кей. Я больше не чувствовала, что могу на тебя положиться. И еще мне казалось, что у вас образовался клуб по интересам под названием Ари-Уин-Маркос, куда меня не пригласили вступить. — Она вздохнула. — Какой-то жалкий голосок нашептывал мне, что ты решила приберечь Маркоса для себя и пытаешься заранее избавиться от конкуренток.
— Диана, честно, я никогда не думала о Маркосе в таком ключе.
— Тогда почему ты никогда не приглашала меня с собой? Вечером накануне смерти Уина вы ходили куда-то втроем. Как всегда. Обо мне ты даже не вспоминала — и не только в тот вечер. Всегда.
Я сощурила глаза и попыталась вспомнить. Но вспомнила только Маркоса — как он меня поддразнивал, как его выставляли из ресторанов и боулингов, как он во всю глотку распевал рок на пассажирском сиденье грузовика, когда за рулем сидел… Пустота.
Воспоминания казались забавными, но я видела картинку как бы со стороны, без внутреннего диалога, отчего смысл происходящего прыгал и ускользал от меня, истончаясь, словно бумага.
— Диана, я не знаю, почему не приглашала тебя. И, честно говоря, не уверена, что хочу знать ответ.
— Что во мне было такого плохого?
— В тебе нет ничего плохого. Ты это ты. Просто, когда принимаешь решение, нужно следовать ему до конца.
Я не была уверена, что это правда. Единственное решение, которому я следовала до конца, касалось удаления Уина из моей памяти.
— Мне правда очень жаль, — сказала я.
Продолжая смотреть на мороженое, Диана покачала головой:
— Ты даже не знаешь, за что извиняешься.
Когда Джесс вернулась домой с работы, я лежала на полу в гостиной. Спину сковал спазм. Если бы не он, я бы ни за что не прекратила работать над плие. Лежать было больно, но, по крайней мере, схваткообразная пульсация закончилась и меня больше не трясло, как тряпичную куклу. (Успокаивала лишь мысль о том, что заклинание Эхо меня спасет. Это заклинание я готова была ждать сколько угодно.) Я видела лишь клумпесы[22] Джесс, и больше ничего.
— Привет, — сказала я.
Она села на колени и крепко обняла меня обеими руками, положив голову на ковер. От ее одежды пахло кофе, а от короткой стрижки — гелем для фиксации.
— Эй, ты чего? — спросила я, пытаясь отстраниться.
— Прости меня, Ари, — пробормотала она в ковер.
— За что?
— Тебе, наверное, было так больно.
Я закрыла глаза:
— Ты узнала.
— Я узнала.
— От кого?
— Несколько подростков перешептывались в кофейне. Видимо, им рассказал Маркос или кто-то из его братьев. — Я представила компанию одноклассников — даже несколько компаний — которые с восторгом обсуждают последние новости. Все видели меня на похоронах. Представляли, как мне плохо. — А потом я пошла к Ровене. Она сказала, что ты не посещала класс все лето.
— О нет, Джесс…
— Я должна была понять это много недель назад. — Джесс отстранилась и села на пятки. — Должна была уделять тебе больше внимания. Заметить что-то. Я полная идиотка.
— Брось, Джесс, ты не идиотка.
Джесс покачала головой:
— Я пыталась заботиться о тебе.
— Никто не просил тебя об этом.
— Хочешь сказать, что мой провал — это очень даже хорошо? — Джесс потерла руками глаза. Это напомнило мне утро после заклинания. Джесс тогда плакала и хотела поговорить.
А я ушла танцевать. Оттолкнула ее. — Порой мне кажется, будь твоя мама жива, она выбрала бы кого-то другого для этой работы.
Запястье начало пульсировать, и я задержала дыхание, чтобы перетерпеть боль.
— Не говори так, — сказала я, вовсе не уверенная в том, что тетя меня слышит. Даже сидя так близко.
— Я всегда слишком быстро верила тому, что на поверхности. Замечала лишь очевидные проблемы. А если ты казалась в порядке, я считала, что так оно и есть. Проницательность никогда не была моим коньком — наверное, это что-то вроде материнского инстинкта, которого у меня нет. У Кэти он был. — Кэти — это моя мама. За последние годы Джесс почти не упоминала о ней. — Она всегда видела, что человек думает на самом деле. Но мне достался другой набор генов.
— Если я выгляжу нормально, значит, так и есть, Джесс.
— Ну да — только я знаю, что это не так. — На лице Джесс появился отпечаток скорби. Морщинки возле глаз и рта стали четче, словно кто-то провел по ним черным карандашом. — Я оплатила тебе абонемент к доктору Питтс и отказалась от перевозки.
Я поднялась на локтях:
— Ты сделала что?
— Тебе нужно с кем-то поговорить. Мы редко говорили по душам, и, мне кажется, я должна как-то исправить этот недостаток, так что…
— Только не это. Нью-Йорк.
В глазах ее было столько вины и жалости, что я не могла устоять.
— Мы не можем ехать в Нью-Йорк.
— Нет, можем. Ты даже не спросила меня.
— Ты ведь не можешь сейчас танцевать, Ари? Покажи мне. — Я осталась лежать на полу. Джесс кивнула. — Ровена сказала, что не видела тебя после падения в классе. Это было сразу после смерти Уина.
Джесс не злилась на меня. Она не кричала и даже не выглядела разочарованной. Возможно, она предполагала провал. Считала, что я могу бросить единственную вещь, которая мне удавалась. Сев окончательно, я попыталась обнять руками колени.
