***
Считается, что с крыши красивый вид: с одной стороны на море, с другой на лес. На самом деле, лучше всего видны толстые каменные зубцы по всему периметру. Декоративная нелепица, способ сказать, что архитектор — старый пердун, бредящий боевой славой.
Он уже собрался влезть на стену, чтобы глотнуть свежего морского ветра и забыть на минуту про душный каменный склеп, когда движение энергии заставило обернуться.
Вдоль внутреннего парапета зажглись неуместные в июне фонари. В их свете появившаяся рядом Офелия казалась пылающей после холодной голубизны неба.
— Не помешаю? — мягкие губы сложились в застенчивую улыбку.
— Нет.
Она подошла и ловко устроилась в проёме между зубцами. Ветер — на редкость тёплый сегодня — бросал волосы ей в лицо, облеплял блузкой тоненькое тело. Серьги, раскачиваясь, ловили свет ламп. Несколько раз она попыталась заправить волосы за ухо, потом сдалась, зажала ладони между колен, насколько это было возможно: узкая юбка стягивала бёдра, как тугая повязка.
Когда они последний раз виделись? Вчера или сегодня. Они видятся каждый день: в коридорах, в библиотеке. Даже иногда по-прежнему сидят напротив в столовой, хотя он старается приходить раньше или позже всех. Тогда она спрашивает что-нибудь вроде того, как прошёл его день, он отвечает, что нормально. Так что общаются они как обычно — как с Мэйгин или Кайтелем.
— Ну, как дела? — спросила она приветливо, но улыбка начала казаться натянутой.
— Нормально, — ответил он, гадая, чего она на самом деле хочет. — А у тебя?
Она на секунду развела руками и вернула их на прежнее место:
— Бодрюсь, как могу. Надо же, сначала казалось, что до солнцестояния ещё целая жизнь, даже странно, что он дал столько времени, — а теперь оно уже послезавтра. Не уверена, что я готова. — Она изобразила неубедительный смешок.
На это у него был один ответ: она могла отказаться. Она не должна была ввязываться, её не имели права заставить, надо было просто сказать нет.
Может быть, она прочитала его мысли и потому быстро продолжила:
— Ты не подумай, что я совсем пала духом, ничего такого. Но волнуюсь, конечно же, — мне, всё-таки, непривычно… Даже если всё пройдёт хорошо, — она ещё раз попыталась заправить за ухо прядь, но ветер её перехватил, — это же такое событие. Я чувствую, что всё станет немного по-другому, начнётся что-то новое… Ты так не думаешь?
Он не думал и счёл за благо промолчать. Как обычно, ей это не мешало.
— Предлагаю на пороге нового избавиться от старых проблем. Я вот что давно хочу сказать: я тебе не враг. Я всегда готова тебя поддержать. И если я говорила что-то, что казалось тебе неуместным, — это только потому, что я думала, что тебе так будет лучше: если я предложу помощь, если дам совет… Я могу ошибаться. — Она приложила руку к груди, и он заметил цепочку у неё на шее. — Но я всегда на твоей стороне. В конце концов, как ни прискорбно, у меня здесь больше никого нет. — Она улыбнулась, хотя шутка вышла грустная. — Не будем ссориться?
Да он даже не помнил, как они поссорились. Помнил такой же, как сейчас, искусственный тёплый свет на её коже, жёсткие блёстки на ткани и её весёлый энтузиазм, а дальше всё провалилось в бездну.
— Не будем, — согласился он.
— Спасибо, что пошёл навстречу. Может быть, через два дня уже ничто не будет иметь значения, но мне важно, что оставшееся время мы проживём друзьями. Ну а ты? Не планируешь перед новым этапом разрешить все недоразумения?
— Например? — насторожился он.
— Например, — она поёрзала, — ты не хочешь попросить прощения у Альберта?
Что?! Он отскочил от стены, как будто камень вдруг раскалился, и сложно выругался, как их когда-то научил Торк. Торк уверял, что это древнее заклинание, и обычно от этих слов действительно легчало, но сейчас не очень-то помогло.
— Нет! Нет, не хочу!
Он хотел сказать только «нет» и свернуть разговор, но что-то в нём лопнуло, как перегретая лампа, и брызгало огнём вокруг, и он никак не мог этому помешать. Не замечая этого, Офелия спокойно сказала:
— Его здорово расстроил ваш разговор.
— Это всё, что он сказал?!
— Джейсон…
— Нет — это всё, что он сказал?!
— Мы не совсем разговаривали…
— Тогда что тебе ещё непонятно? В чём я опять неправ? Почему всегда я?!
— Дело не в том, кто тут неправ. — Крыша горела, её лицо полыхало пламенем, а она с умным видом объясняла: — Дело в том, что ты учитель, а он ученик. Он пытается отыскать свою дорогу, найти подходящее место для своего дара, а наша задача…
— Он не имеет права!
— Не имеет права на что?
— Ни на что! Его вообще не должно быть!
Она решительно замотала головой:
— Ты не можешь так говорить про ученика.
— Я не могу? — Очень хотелось что-нибудь пнуть, но в этом пожаре ничего не нашлось. — Макдуф не может приводить в школу маньяков! Ковен не может это одобрять! Желчная баба-морж не может меня поучать! Мир не может заменять хороших людей мудаками, а остальные не могут делать вид, что так и было!
— Здесь я с тобой согласна…
— Нет! Ты согласна с кем угодно, кто против меня!
— Это не — что значит против тебя? Альберт Дьюри против тебя? — Черти драные, как она округляет рот, когда негодует! — Да он считает себя виноватым!
— Ну хоть кто-то!!! Смотри-ка, мы нашли виноватого! Хотя подожди, в чём? Ничего же особенного не случилось! Это просто я не беру ответственность!
— Разве я говорила тебе такое?
В дрожащем мареве он нечётко видел, как она легко соскочила со стены, шагнула к нему, помедлив секунду, положила руки ему на плечи. Запах её чёртовой травы.
Он не понял, что сделал и куда всё опрокинулось, — только то, что её рот влажный и тёплый, а ему катастрофически недостаёт ещё пары рук, чтобы вспомнить всё её тело, сверху донизу, сквозь одежду и под одеждой, да ещё поддерживать её затылок над пропастью и сделать уже что-то с её чёртовой юбкой, не желающей задираться ещё хоть немного выше. Рвануть бы чистой энергией, но где ж её взять, когда всё в огне.
Заминка неприятно отрезвляла. Они почти вырвались за стену, в светлые сумерки, но реальность уже догнала и отшвырнула обратно. Он осторожно выпрямился, высвобождая её из-под себя, и с трудом подавил желание вытереть рот. Только кровь стучала в висках, ещё не успев остыть и замедлиться.
— Так вот почему ты так любишь спорить, — усмехнулась Офелия красными губами, приподнимаясь на локтях.
— Я не люблю спорить.
— Значит, показалось. — Она улыбнулась шире, даже не думая прикрывать оголившиеся колени. — Может, тогда продолжим? Ту часть, где мы не спорили?
Сердце всё ещё билось так громко, что заглушало стыд, и он спросил то, что никогда не собирался спрашивать, хоть и думал об этом каждый день:
— Ты с ним спала?
— С кем?
Такого поворота он не ожидал. Но, если подумать, с чего он взял, что круг конкурентов так ограничен…
— Дерек опять тебя дразнил? — Офелия прервала его замешательство. — Нет, с какой стати мне с ним спать?
— Ну… Не знаю. Почему бы нет?
Надо было рвать проклятую юбку.
— Ну, хотя бы потому, что у него есть девушка.
Он фыркнул:
— Только одна? Годы берут своё?
— Не знаю про годы, — нахмурила брови Офелия, — но там всё серьёзно, он влюблён без памяти.
— Ага. Он тебе сам так сказал?
— Представь себе, — она села, скрестив руки на груди, её лицо оказалось прямо напротив, — я довольно неплохо разбираюсь в людях.
— Я сомневаюсь.
— Сомневаешься в моих способностях? Вот это да! Ты по любому поводу попрекал меня тем, что я влезаю людям в головы, а теперь вдруг считаешь, что я не могу понять, врёт человек или нет?
Он не успевал за развитием событий. Её губы — потом лучшая новость за полгода — и вот они снова ссорятся? И как она так всё выворачивает?
Он бессмысленно пожал плечами, уступая ход.
— Ты, конечно же, не обратил внимания, — охотно продолжила она, — но, вообще-то, сейчас все наоборот стараются друг друга поддержать. И господин Макдуф, и — другие преподаватели — все как будто невзначай напоминают мне, что ценят меня, что у меня всё так хорошо получается, что они рады моей помощи. И только ты!.. За два дня до битвы с чёртовым Хадегом Тисом ты говоришь мне, что я даже не разбираюсь в людях? — Она бессильно выдохнула и прикрыла глаза. — Я знаю, что это ничего не изменит! Да, это всего лишь слова. Но они помогают, правда! Всё равно всё будет так, как должно быть, — но перед этим я могла бы хотя бы чуть больше верить в себя и меньше бояться.
