— Мы его сами запомним! — раздался веселый голос. — Рыжий да с подбитым глазом, такое не забудется.
— Мало ты рыжих видел с подбитыми глазами? — повернулся в сторону голоса Макилвен.
— В нашем бараке — впервые...
— Ладно, устраивайся, — сказал Макилвен Радихене. — И больше меня вопросами не тревожь. Я тебе рассказал все, что тебе следовало знать. Остальное выяснишь сам. Не маленький, если нарвался на такие неприятности. Но вообще, — он чуть наклонился к Радихене и заговорил очень тихо, — ты мне, рыжий, не нравишься. Что-то в тебе есть гнилое. Будет лучше, если оно как-нибудь само отвалится. Ты меня понял?
Радихена несколько раз моргнул желтыми ресницами. Он ничего не понял.
Макилвен отошел и исчез в темноте. Радихена уселся на койку и начал стаскивать с ног сапоги.
Обладатель веселого голоса снова дал о себе знать:
— Ты воняешь. Иди, умойся. За бараком есть умывальник, найдешь. И сапоги свои сюда больше не приноси, понял?
— Понял, — сказал Радихена и поплелся к выходу. Ему вдруг сделалось грустно, и он сам не мог понять -почему.
Умывальник действительно имелся: широкий бассейн, вырубленный в камне. Вода стекала туда из узкой керамической трубки, которая торчала прямо из скалы, и Радихена некоторое время смотрел на нее, трогал и даже засовывал в нее пальцы, ощущая, как бьет упругая струя воды. Вот как, значит. Эти люди нашли в глубине гор водную жилу и сумели заключить ее в трубу.
Радихена сбросил с себя всю одежду, за исключением рубахи, и долго оттирал дорожную грязь.
Неожиданно он услышал за спиной женское хихикание. Сомнений быть не могло: какие-то особы противоположного пола наблюдают за его потугами сделаться чище. Радихена вспомнил о том, что на нем одна рубаха, когда коварный порыв ветра приподнял подол и явил созерцательницам его голый зад.
— Очень смешно! — сказал Радихена, оборачиваясь к ним.
Они захохотали и бросились бежать, однако Радихена успел рассмотреть их лица — довольно хорошенькие, как ему показалось.
Ногой он отпихнул свои лохмотья подальше от бассейна и босиком вернулся в барак.
— Замерз? — спросил его веселый сосед.
— Ноги сводит, — признался Радихена.
— Это ничего, рыжий, — сказал весельчак. — Меня зовут Тейер.
— Ты здесь давно?
— Всю жизнь... Ну, лет с двенадцати, — сказал Тейер. — Пересаживайся пока на мою койку, я тебе кое-что покажу.
Он наклонился и вытащил, небольшой плетеный короб.
— Тут у меня всякое имущество, — пояснил Тейер. — Гляди.
Он выбросил наверх две пары штанов, рубаху из плотной темной ткани, ременный пояс и завернутые в тряпицу сапоги.
— Возьми.
Радихена осторожно коснулся этих вещей. Они были сделаны очень добротно. Радихена покачал головой.
— Не могу.
— Почему? Я от души предлагаю. Не за деньги. Потом как-нибудь сочтемся.
Радихена взял сапоги, примерил. Оказались чуть великоваты.
— В первый раз надеваю новую вещь, — признался Радихена.
Тейер потянулся, хрустнул косточками.
— Вы, с юга, все чудные, — заявил он. — Расскажешь потом, как там житье.
— Нет там никакого житья, — ответил Радихена. — Век буду хозяину благодарен за то, что меня сюда продал.
— Ты сильно не радуйся, — предупредил Тейер. — Тут тоже не все хорошо.
— Женщины есть — и ладно, — сказал Радихена.
— А, уже видел? — Тейер хмыкнул. — Здесь такие встречаются особы... С ними ухо востро! Они — не то что ваши южанки, от всяких глупостей не размякают. Они сразу суть человека видят. Если рохля, трус или плохо работает — нипочем к себе не подпустят. Такие вот женщины. Я тебе потом про них расскажу... Полезно знать.
— Я умывался, а они подглядывали, — сказал Радихена, чувствуя непонятную нежность к незнакомкам, хихикавшим в темноте. — Можно подумать, голой задницы никогда не видали!
— Задница, брат, в наших краях не редкость, — философски заметил Тейер, и оба они рассмеялись.
Затем Тейер посерьезнел. Зашептал:
— Я тебе одну вещь расскажу, только ты Макилвену не передавай, что я рассказывал. На твоей койке много народу перебывало. Только я четверых помню. Нехорошее какое-то место: кто на нем оказывался, тот в горах погибал.
— Быстро? — спросил Радихена, подумав немного.
— Кто — через месяц, а кто по полгода держался... Ты веришь в приметы, рыжий?
— Не знаю. — Радихена чуть задумался. — Я однажды звезду из колодца достал.
— Это не примета. Здесь много примет. Потом научишься. Но с этой койки постарайся уйти, иначе помрешь, точно тебе говорю. Спи давай. Завтра рано вставать.
Радихена еще раз поблагодарил за сапоги и одежду и вернулся к себе.
Комковатый матрас его мало беспокоил. «Смертное» место — тоже. Как судьба повернется — так и ладно. Ничего страшного в том, чтобы вскорости умереть, Радихена почему-то не видел.
Он завернулся в одеяло, втягивая потревоженными ноздрями чужой запах, и почти сразу же заснул.
Девушка в его сне ждала его за порогом темноты. Едва лишь Радихена погрузился в забытье, как она выступили вперед, вся залитая светом. Он не мог различить её лица, сколько ни старался: сплошное белое пятно, похожее на жемчужину. Такие он видел когда-то в доме её отца. Речной жемчуг, нежного палевого цвета. Она пришивала бусинки к тесьме, делала узоры. Белошвейки.
Девушка медленно поднесла пальцы к своему лицу и провели пятерней по щекам. Пять красных полосок справа и пять — слева. Исколоты иглами, понял Радихена. У нее все пальцы исколоты иглами. Ради королевы. Ради той нелюди.
Он хотел окликнуть девушку, но вспомнил, что не знает её имени.
Забыл.
Она постояла еще мгновение перед его глазами, а затем отступила назад и скрылась в темноте.
* * *
Гномов Радихена видел почти каждый день. И каждый раз его брала оторопь. Завидев коренастую фигуру, быстро передвигающуюся по поселку на коротких, кривых ногах, Радихена надолго впадал в ступор. Застывал на месте, по-дурацки приоткрыв рот.
Что-то было в подземном народе такое, что вызывало у Радихены почти мистический ужас. В отличие от большинства горняков он не был особенно суеверен: даже «несчастливое» место в бараке его не слишком пугало. Но гномы — другое дело.
Самое удивительное заключалось в том, что никто больше от нелюдей не шарахался. Здесь к ним, судя по всему, давно привыкли: никто не оборачивался вслед очередной нескладной фигуре.
Постепенно Радихена научился скрывать свое отношение к подземным союзникам герцога. В конце концов, они занимали достаточно высокое положение на территории Вейенто. Чем каждый из них занимался под землей — никого из людей не касалось; однако, очутившись на земле, они все как один приобретали статус неприкосновенных друзей его сиятельства. Любая обида, причиненная гному, могла повлечь за собой крайне неприятные последствия.