Через несколько минут он поднял потухшие глаза:
– Я с тобой.
Маркус едва слышно облегченно вздохнул и развил бурную деятельность: привел их лошадь, чуть не пинками загнал на нее шута, подсадил Лену.
– Той же дорогой пройти легче. Граница еще помнит нас, да и Путь окажется короче. Не понадобится много времени, чтобы его найти… – Помолчав, он спросил: – Нам обязательно будет являться в столицу?
– Необязательно, – успокоила его Лена. – Я не стремлюсь в гости к Родагу. Но мы должны туда вернуться.
Не приведи бог сказать «уйти отсюда». Пусть думает, что Светлой вожжа под платье Странницы попала… Кстати, надо переодеться. Светло-зеленое платье никак не годится для путей.
Она вытащила из сумки платье, расправила его. Шут помог ей слезть с лошади, подождал, пока она переодевалась. Маркус деликатно смотрел в сторону, а шут не сводил с нее больных глаз.
–Ты оставь это платье, – вдруг попросил он. – Ты в нем совсем другая… Оно так тебе идет.
Другая. Просто женщина. Не Светлая. Он встал на колени, чтобы помочь ей надеть сапоги. Сапоги – летом. С ума сойти. Ноги просто сгорят. А уж амбре будет – все монстры в округе задохнутся… если здесь водятся монстры.
Здесь водились люди. Они ехали вдоль горной гряды, Маркус всматривался в каждую щель, прислушивался и принюхивался, поэтому и заметил группу мужчин. Если толпа мужичков, вознамерившаяся повесить из-за кражи лошадей, выглядела как крестьяне, то эти – исключительно как бандиты. Маргиналы. Таким бы пограбить, подраться, покуражиться. Таких даже менты обходят стороной, когда ментов всего двое.
– Ух ты… Хорошие лошадки, – прокомментировал один, хватая лошадь под уздцы. – Тебе, эльфийское отродье, они уж точно не понадобятся. Слезай. Ты уже приехал.
– А я? – с нехорошей ласковостью спросил Маркус, вынимая меч из ножен.
– А ты ехай дальше. Бери бабу и ехай. Вы ж люди. Нешто мы людей обидим?
– А мне случалось обижать людей, – сообщил Маркус, съезжая с лошади, как с горки. Шут тоже соскользнул на землю и, мягко улыбнувшись, вытащил кинжал.
– А ну пошли вон! – рявкнула Лена. Бандиты соизволили на нее посмотреть, и странно было видеть на немытых и тупых лицах узнавание, плавно перетекающее в благоговение. – Помоги мне!
Шут послушался, но умудрился снять ее с лошади, не выпуская из руки кинжала.
– Дык, Светлая… эльф же! – беспомощно объяснил один.
– Полукровка, – любезно поправил шут. – Тебе что-то не нравится?
– Помолчи, – приказала Лена голосом барыни, отдающей распоряжение дворовому мужику, надеясь, что шут ей это простит, если не поймет. На той стороне Границы я ему все объясню. Расскажу ему, как расправляются с эльфами в этом мире. Он поймет, почему я вынудила его нарушить слово. Почему сейчас говорю с ним, как со слугой.
– Светлая, ты ж понимаешь, сиятельный король повелел…
– Плевать мне, что повелел ваш сиятельный король, – базарным тоном бросила Лена. – Пошли вон с дороги, если не хотите, чтобы на ваши тупые головы пало проклятие Странницы!
– Ты, это, прости, Светлая, – сказал самый смелый, с рожей, наглой до того, что в нее хотелось плюнуть, – ты Проводника-то забирай, нам только эльфийское отродье нужно.
– И что? Силой его у меня заберешь?
– Ну дык… придется, видно, силой. Да и то – зачем тебе эльф-то? Человеков не хватает? Так что ты иди, доброго тебе пути, Светлая, а этого оставляй… все одно заберем.
– Все одно заберете? – свирепея и от этого понижая голос спросила Лена, наступая на бандитов, которые как-то деликатно пятились всей шеренгой, не пытаясь даже взять их в кольцо. – Тогда не забудь передать королю Лоту, что не будет ему и его народу ни победы, ни мира, ни покоя! Запомнишь или на примерах объяснять!
Она протянула руку, и мужики кинулись врассыпную, даже наглец отступил на пару шагов, заметно бледнея. Сам проклятие снести готов, но вот королю об этом говорить ему явно не хотелось.
– Ну смотри, – неохотно пробурчал наглый, – не понравится это сиятельному королю.
– Я это переживу. А ты исчезни с глаз моих и больше не попадайся, сильно жалеть будешь, да только опоздаешь!
Через минуту Маркус внес рациональное предложение:
– А теперь сматываемся, и поскорее.
Шут подал Лене руку, но она помотала головой:
– Посади меня у него за спиной, Маркус.
– Лена! – воскликнул потрясенный шут, но ярость у Лены еще не улеглась.
– Ты мне слишком дорого стоил, чтобы я позволила какой-то скотине всадить стрелу тебе в спину! Маркус, ну!
Рефлекс послушания у Маркуса был развит заметно сильнее, и он без долгих разговоров забросил Лену на круп лошади. Лена села по-мужски, и наплевать ей было за задравшуюся юбку, это они не привыкли к виду женских коленей, а она хоть мини и не носила, но укороченных платьев не гнушалась. Маркус свистнул…
Что это было – галоп или еще чего, Лена и знать не хотела. Вцепившись в шута мертвой хваткой, она мечтала только о том, чтоб не свалиться с лошади, – и свалилась, когда Маркус свистом остановил их.
– Путь! – радостно сообщил он, показывая на узкую расселину в отвесной скале. Кое-как Лена поднялась на ноги. Отбитый зад, наверное, превратился в один большой синяк, куда более красочный, чем у шута под глазом. Маркус накинул ей на плечи плащ Арианы, перебросил через плечо плотно набитые кожаные мешки.
– Идите первые! – скомандовала Лена. – Ты видел, что мне эта твоя грозная Граница вроде шоссейной дороги.
Шут посмотрел на нее, но ничего не сказал, поплелся за Маркусом. Ничего, потерпит. Вот потом, когда они вернутся в страну, где правит не безумный эльфоненавистник Лот, а вменяемый Родаг, которому ведь и объяснить что-то можно будет, если, не приведи бог, придется встретиться… В конце концов, пусть обижается. Лишь бы живой.
Всю дорогу, которая и правда оказалась куда легче, шут держался отчужденно, почти не разговаривал, зато с демонстративной охотой выполнял любой намек Лены. Маркус его за это пилил, но шут делал непроницаемые глаза и удивлялся: а что, мол, не так? От этого Лене все время хотелось даже не плакать, а этак нормально пореветь с подвывом, но все время помнилось, какой ужас вызвали ее слезы во дворце Родага, и даже эльф все уговаривал ее не плакать. Было попросту больно, но и шута она понимала, но объяснения – потом. Все – потом. Подальше от казней, придуманных чьим-то извращенным умом. Если уж Родаг разгневается так, что никакие слезы никакой Странницы его не остановят, так пусть уж лучше его просто и незатейливо задушат… Маркуса тревожило ее настроение, он, собственно, и на шута наезжал-то только потому, что его поведение расстраивало Лену, но и ему она боялась что-либо объяснять. Потом. Когда синие скалы сменятся нормальными горами, а лучше обыкновенной дорогой… Когда можно будет натянуть зеленое платье – а вдруг в нем она совсем не похожа на Странницу, может, платье – своего рода опознавательный знак. Когда можно будет снять сапоги и надеть туфли… Когда будет река, в которое можно будет нормально вымыться вкусно пахнущим эльфийским мылом. Когда можно будет все-все объяснить этому дураку, попробовать доказать ему, что лучше быть клятвопреступником, чем видеть, как собаки рвут твои внутренности… Все что угодно объясню. Извинюсь. Покаюсь. На колени встану. В ногах буду валяться. Удавлюсь, если не поймет.
