Трой забился в руках солдат и заверещал, как раненый гурпан. Патео жестко усмехнулся, и спускаясь по лестнице, обронил:
– Замечательное дополнение к коллекции, просто замечательное…
Нападение на караван не стало для него неожиданностью. Напротив, как только они пересекли границу Аведжии, Аттон уже знал, что за ними пристально наблюдают. Он улавливал чутким ухом вдалеке хруст веток под ногами неосторожно разведчика, он видел едва различимые следы недавнего передвижения больших кавалерийских отрядов, и все это время чувствовал опасность за каждым деревом, за каждым кустом. Соленый ветер, пахнущий морем доносил до него бряцанье оружия и доспехов, тяжкое сопение многих воинов, притаившихся в засаде. Бантуйцы, напротив, почувствовав скорое приближение к родным портам, несколько ослабили внимание и торопили волов, чтобы успеть, как выразился один из охранников, к пришествию осенних штормов. Аттона это вполне устраивало. Он уже высвободил крепление цепи, сковывающей его руки и был готов к любому развитию событий. Его собратья по несчастью, измученные переходом, потеряли всякую волю и большую часть времени лежали на загаженном полу, апатично глядя на трясущиеся прутья клетки.
События, впрочем, не заставили себя ждать. На них напали днем, как Аттон и предполагал. Осенние ночи были темны, яркий свет Первой Луны не мог пробить тяжелые серые тучи, закрывающие небо, а потому ночная атака теряла всякий смысл. У одной из развилок поперек дороги рухнул огромный эвкалипт, погребя под собою первую повозку вместе с волами. Аттон спокойно выждал, пока нападавшие осыпали караван арбалетными болтами, и как только раздались первые звуки рукопашной, он вырвал крепление своих цепей из гнезда и всей своей массой обрушился на дверь клети. Засов, жалобно пискнув, отлетел в сторону и Аттон, потеряв равновесие, рухнул в грязь. Падение оглушило его, но он тут же вскочил и бросился под повозку.
Вокруг каравана шел бой. Бантуйцы сражались молча, сражались отчаянно и умело не смотря на очевидно превосходство противника в живой силе. На них со всех сторон наседали усатые аведжийцы, и не разбойники, а солдаты в одинаковых кожаных доспехах вооруженные копьями и дорогими мечами хорошей стали. Аттон видел, что воинское искусство на стороне караванщиков, они без труда справлялись с неуклюжими солдатами, но аведжийцы продолжали наступать и теснить бантуйцев к обозам, оставляя все меньше и меньше простора для маневра. Наконец, Аттон кончиками пальцев почувствовал легкое дрожание и приложил ухо к земле. Приближалась кавалерия, с десяток всадников на лошадях. Аттон перебрался поближе к месту сражения, стараясь, чтобы его не заметили. Ожидать от нападавших сочувствия не приходилось, он справедливо предполагал, что как только аведжийцы покончат с караванщиками, они спокойно прирежут и пленных каторжников. Он осторожно выглянул из-за колеса и увидел, как первые всадники ворвались в сражение и в сторону тотчас полетела отрубленная голова. Караванщики, наконец осознав, что в этом бою им суждено погибнуть бросались на врага с удвоенной яростью. Аттон переполз под следящую телегу, заметив краем глаза, что из сражения на четвереньках выбрался и устремился в сторону леса тот самых хромой толстяк. Аттон хмыкнул про себя и пополз дальше. Наконец, он увидел, то что хотел. У крайней телеги, гарцевал на лошади усатый бритый наголо аведжиец с жабьим лицом. Аведжиец командовал нападавшими, он беспорядочно размахивал руками и выкрикивал бессвязные команды. Аттон выбрался из-под телеги и улучшив момент одним рывком оказался у лошади. Аведжиец, выпучив темные бессмысленные глаза, потянулся за мечом, но Аттон мощным рывком стянул его на землю и с силой опустил тяжелый ботинок прямо на выкрикивающий проклятия рот. Затем он вскочил на лошадь и огляделся. В его сторону никто не смотрел. Несколько всадников топтались у телег, пешие мечники пытались организовать нападение, но караванщики, хоть и потеряв изрядно своих товарищей, продолжали яростно обороняться. У повозок уже лежало не один десяток окровавленных трупов в коричневых кожаных доспехах.
Аттон развел руки насколько позволяла цепь определив для себя возможность ведения боя, затем вытащил тяжелый длинный меч и тронул поводья.
"Ладно, мастер-башар… Пожалуй, я дам вам шанс…"
Он взмахнул мечом, пробуя его на весу, и направил коня прямо в гущу боя.
– Сейчас раннее утро или поздний вечер, Ваше Величество?
Фердинанд смотрел в узкое окно, вырубленное в толстой стене… За окном царила серая мгла.
– Утро, герцог. – Конрад жестом отправил охрану, присел в специально приготовленное для высоких гостей кресло и посмотрел на аведжийца. Правителя империя отделяла от пленного герцога сплошная решетка.
– Утро… Я потерял счет времени, Ваше величество, и для меня это слово имеет уже совершенно другой смысл, нежели для вас. Утро для меня – это время когда, какой-нибудь из ваших солдат просунет под дверь поднос со скудным завтраком.
– Вы не жаловались прежде на пищу, герцог.
– А я и не жалуюсь, Ваше Величество. Я привык ограничивать себя во многом, особенно если это касается моих, скажем так, телесных потребностей. Ваша библиотека в избытке снабжала меня книгами и бумагой, и этого мне вполне хватало для комфортного пребывания в тюрьме. Мне не хватало общества умных людей для бесед, но с этим я вполне смирился.
– Могу сказать, что пребывание в заключении совсем не отразилось на вашей манере вести беседу, герцог. Впрочем, я позволю себе направить наш разговор в русло обсуждения предстоящих событий. А именно суда, для которого в Вивлене в ближайшее время соберутся главы Великих Домов Лаоры. Все будет соответствовать Маэннской Конвенции, герцог.
– Не сомневаюсь, Ваше Величество. – Фердинанд, наконец, отвернулся от окна, прошел через камеру и присел напротив решетки. – И еще… Я хочу поблагодарить вас за эту маленькую услугу…
– Что вы имеете в виду?
Фердинанд белоснежно улыбнулся и обвел руками помещение.
– Вы могли бы спуститься для беседы ко мне в подземелья, но вместо этого, проявили столь свойственное Атегаттам благородство, и дали мне возможность подышать свежим воздухом. Это многое для меня значит, поверьте…
Конрад смотрел на аведжийца и удивлялся про себя. Длительное заключение нисколько не изменило Фердинанда. Герцог выглядел сейчас так же, как и во время их последней беседы в замке Барга. Фердинанд был опрятен, его отросшие волосы и борода были ухожены, а движения остались такими же плавными. Из донесений внутренней службы Император знал, что герцог все свое время проводит за чтением, почти не вставая с нар. Но сейчас, Фердинанд выглядел как человек только принявший ванну и сытно пообедавший после долгой пешей прогулки окрестностями.
