Они некоторое время пристально смотрели друг другу в глаза, затем Фердинанд мягко улыбнулся и проговорил:
– Ваше Величество, я подчинюсь безропотно любому решению Великого Имперского Суда и понесу то наказание, которое мне будет определено. Я полностью осознаю свою вину перед народами империи и своим собственным народом, и хотел бы остаток жизни провести в какой-нибудь монастырской башне, посвятив свои дни изучению древних теологических трудов. Хотя, в конце концов, это уже не имеет никакого значения.
– Что вы имеете в виду?
Фердинанд встал, прошел к окну и снова принялся разглядывать облака.
– Что я имею в виду? Многое, Ваше Величество. Многое из того, что уже произошло и еще должно произойти. Управлять миром – это большая честь, и тяжелая ноша. Передвигать армии, вершить политику, управлять экономкой. За этими глобальными масштабами порою теряются крошечные, подчас и вовсе незаметные изменения, не правда ли?
Конрад задумчиво смотрел на герцога, всеми силами пытаясь понять, куда бывший правитель Аведжии на этот раз повернет беседу.
– Возможно, герцог, возможно… Терять малое в большом – это порою оправданно…
– А если это малое на самом деле есть всего лишь стружка от чего-то несоизмеримо огромного, не умещающегося даже в поле зрения самого дальновидного политика? Ваш старый канцлер был велик именно тем, что уделял массу времени таким вот мелочам, а потому и успешно заложил фундамент вашего правления.
– Не буду спорить, герцог. И все же, о каких мелочах идет речь?
Фердинанд чуть повернул голову и усмехнулся:
– Да так… Ваше Величество. Я не в курсе событий последнего времени, но почему-то предполагаю, что ваш брак с моей сестрой, королевой Шелоной, событие уже определившееся? Возможно, что под сердцем моя сестра уже носит наследника Великой Империи?
Конрад вздрогнул. Костяшки его пальцев, сжимающих подлокотники побелели от напряжения. Фердинанд, не меняя выражения лица, продолжил:
– Я прав… Как и все очень близкие люди, мы с сестрой чувствуем друг друга на любом расстоянии, Ваше Величество. А этот ребенок… Это будет воистину великое существо!
– Существо? Вы сказали – существо?
Фердинанд заложил руки за спину, и поглядывая на императора, прошелся по камере.
– Я сказал? Ах, да… Ну, не буду себя поправлять. Видите ли, Ваше Величество, мы, аведжийские правители, несколько отличаемся от вас… Да-да… Пришло время сказать вам об этом, ибо это и есть та самая мелочь, на которую великие стратеги и полководцы не обратили внимание. Мы – не люди, и это главное отличие… – Фердинанд остановился и широко улыбнулся, – Остроумно, не правда ли? Да и вы, собственно говоря, уже давно не те, кем пришли сюда с крайнего севера. И различий между нами значительно больше, чем общего. Мы – прямые наследники великих древних правителей, а вы всего лишь временное убежище для нашего семени. Я понимаю, что это звучит оскорбительно, но ничего оскорбляющего ваше достоинство в этом нет, это правда. Правда, с которой вам придется вскоре столкнуться лицом к лицу. Мне уже все равно, кто повелевает армией или церковью, все эти стремления умерли во мне, как ненужные. Мне все равно как со мною поступят судьи, чей близкий конец предрешен. Но могу сказать вам, что меня волнует более в данный момент…
Император, вслушиваясь в слова Фердинанда, вдруг поймал себя на мысли, что герцог все-таки спятил, и все его разговоры – это всего лишь последствия длительного одиночного заключения. Когда эта мысль окончательно сформировалась, Конрад откинулся в кресле и улыбнулся.
– Все это замечательно, герцог. Похожие теории, как мне помнится, не раз выдвигались, задолго до нашего рождения. А уж для аведжийцев выделять собственное превосходство над другими народами – это в крови. Думаю, что у вас будет еще очень много времени для того, чтобы отточить свою гипотезу. После приговора суда, разумеется. А до этого вам придется продолжить изучение древних книг в вашем персональном подземелье…
Фердинанд остановился посреди камеры, и перекатываясь с пяток на носки, довольно улыбнулся.
– О… Конечно, Ваше Величество, вы подумали что я свихнулся? Я ожидал этого, а потому не буду настаивать на своей правоте в данный момент. Но… Есть еще одна мелочь… Совеем уж небольшая, и со стороны вряд ли достойная внимания великих… Но, повторюсь, вскоре эта мелочь изменить всю вашу жизнь. И даже более – жизнь всех живущих в Лаоре людей. – Фердинанд поднял над собою палец, и в его лице мелькнуло что-то такое, отчего Конрад опять вздрогнул. – Мой старший брат совершил непростительную ошибку. Впрочем, он был очень далек от совершенства, что конечно же не снимает с него никакой вины. Он одарил своим семенем женщину из рода эльфов, и плод этой извращенной любви уже приносит беды Лаоре. Это существо несет угрозу всем. Это совершенно новая ужасная раса, справиться с которой будет не по силам даже древним демонам Дома Света. Это существо надо уничтожить как можно скорее, Ваше Величество, и вы сами поймете это в ближайшее время. И пусть мои слова звучат отныне у вас в ушах каждое мгновенье. – Фердинанд вдруг неуловимо изменился. Он как будто в одно мгновение стал выше, шире в плечах, он больше не улыбался, его рот стал похож на щель, а глаза тревожно вспыхнули красным. Конрад в замешательстве встал и попятился к дверям.
– Стража!
В помещение, держа наготове оружие, ворвались гвардейцы Краста. Конрад глянул Фердинанда. Герцог стоял у решетки и протягивал конвоирам руки. Он смотрел поверх их шлемов на императора и улыбался.
– Мои слова, Император. Не думайте обо мне. Не думайте о ней. Думайте о том, кто притаился на краю этого мира. Вы поймете, очень скоро поймете, что его надо остановить.
Кена Бурман, которого все друзья и родственники называли просто – Филином, достаивал свое обычное вечернее дежурство на самом нижнем ярусе гарнизонной тюрьмы Вивлена. Впрочем, "достаивал" – это сказано, пожалуй, слишком сильно. Начиная с пятой службы, как только свой пост покинул неутомимый и свирепый капитан Даммир, начальник этой секции тюрьмы, Филин провел развалившись на неудобном стуле в охранном помещении. Он точно знал, что сегодня уже никто не придет с проверкой, а потому с огромным удовольствием стянул новые сапоги и погрузился в созерцание грязных пальцев на ногах. При этом, думал он только о том, как совсем скоро, всего через одну службу, он покинет мрачные подземелья тюрьмы и отправится в свой любимый трактир.
Служба в тюремной охране Филину нравилась. Казалось бы, совсем недавно он еще гнил в сырых казармах Виллайяра, вместе с такими же неудачниками, и каждый день отправлялся в патруль по враждебному городу, и каждый день рисковал получить из-за угла арбалетный болт в спину. А теперь – благодать. Тем более, что он вовремя позаботился и передал одному из писарей кошель с небольшой суммой, которую ему удалось отложить за время службы в Вилайяре, и попал он сторожить не дезертиров и преступников, а в самый элитный отряд, охраняющий нижние ярусы тюрьмы, где в просторных камерах содержали особо отпетых, из числа дворянства. Здесь можно было не опасаться бунтов и шальной заточки в бок, да и вообще – им даже запрещалось строго настрого разговаривать с именитыми заключенными. К тому же – сухая теплая караулка, сытные обеды и жалованье почти капральское – целых десять колец в неделю. Этого ему вполне хватало и на выпивку и на шлюх, и еще оставалось немного на то, чтобы купить младшему брату-калеке засахаренных слив и свежих булок. И никакой тебе муштры, а капитан Даммир? Да что там капитан… Он, Филин, уже столько лет провел в армии, что обмануть бдительность какого-то гарнизонного служаки, пусть и дослужившегося до офицерского чина, ему не составляло никакого труда. Впрочем, пить на службе Кена все же опасался. Его вовсе не прельщала перспектива вылететь обратно в действующую армию, только из-за того, что какому-нибудь проверяющему из дворца удастся унюхать сивушный запах. Поэтому пил он исключительно после службы, пил помногу, как и все его друзья, надираясь подчас до полной потери памяти. Вот и теперь, шевеля грязными пальцами ног, Филин думал о том, как это прекрасно опрокинуть в себя стопку обжигающей, а затем закусить солеными кабачками прямо из бочки. Нет большего наслаждения. К тому же, именно сегодня он обещал той рыженькой, как ее там, ну, со второй улицы которая, показать одну интересную штуку, которой его обучил один капрал-кавалерист в полевом лагере под Марцином.
