старым термином для обозначения мальчика. Таким образом, кнафы изначально были молодыми мальчиками, которые прислуживали рыцарям. Но когда в конце XVI века институт рыцарства рухнул, а лорды поняли, что могут нанимать более дешевые и качественные профессиональные армии, сотни рыцарей оказались без работы. Поэтому они поступали так, как поступают все молодые люди, которым не повезло — они объединялись с разбойниками и грабителями и становились теми отъявленными негодяями, которых мы сейчас называем knaves. Таким образом, история этого слова описывает не просто изменение языка, а изменение целого общественного строя».
Профессор Лавелл не был ни страстным лектором, ни прирожденным артистом. Он выглядел не в своей тарелке перед аудиторией; его движения были скованными и резкими, а говорил он в сухой, мрачной, прямолинейной манере. Тем не менее, каждое слово из его уст было идеально выверенным, продуманным и захватывающим.
За несколько дней до этой лекции Робин боялся идти на занятия со своим опекуном. Но все обошлось без неловкости и смущения. Профессор Ловелл вел себя с ним так же, как и в компании в Хэмпстеде — отстраненно, формально, его глаза постоянно скользили по лицу Робина, не останавливаясь, словно пространство, в котором он существовал, нельзя было увидеть.
Слово «этимология» происходит от греческого étymon, — продолжал профессор Ловелл. «Истинный смысл слова, от étumos, «истинный или действительный». Поэтому мы можем рассматривать этимологию как упражнение в отслеживании того, насколько далеко слово оторвалось от своих корней. Ведь они преодолевают удивительные расстояния, как в буквальном, так и в метафорическом смысле». Он вдруг посмотрел на Робина. «Как по-мандарински называется сильный шторм?
Робин вздрогнул. «Ah — fēngbào?»
«Нет, скажи мне что-нибудь побольше».
«Táifēng?»
«Хорошо.» Профессор Ловелл указал на Викторию. «А какие погодные явления всегда дрейфуют через Карибский бассейн?»
«Тайфуны», — сказала она, затем моргнула. Тайфэн? Тайфун? Как...
Мы начнем с греко-латинского языка, — сказал профессор Лавелл. Тифон был чудовищем, одним из сыновей Геи и Тартара, разрушительным существом с сотней змеиных голов. В какой-то момент он стал ассоциироваться с сильными ветрами, потому что позже арабы стали использовать tūfān для описания сильных, ветреных бурь. Из арабского языка оно перекочевало в португальский и было завезено в Китай на кораблях исследователей».
«Но táifēng — это не просто заимствованное слово», — сказал Робин. Оно что-то значит по-китайски — tái — великий, fēng — ветер...
«И вы не думаете, что китайцы могли придумать транслитерацию, которая имела бы собственное значение?» — спросил профессор Ловелл. «Такое случается постоянно. Фонологические кальки часто являются и семантическими кальками. Слова распространяются. И вы можете проследить точки соприкосновения в истории человечества по словам, которые имеют удивительно похожее произношение. Языки — это всего лишь меняющиеся наборы символов — достаточно стабильные, чтобы сделать возможным взаимный дискурс, но достаточно подвижные, чтобы отражать меняющуюся социальную динамику. Когда мы используем слова в серебре, мы вспоминаем эту меняющуюся историю».
Летти подняла руку. «У меня есть вопрос о методе».
«Продолжайте».
Исторические исследования — это хорошо и прекрасно, — сказала Летти. Все, что вам нужно сделать, это посмотреть на артефакты, документы и тому подобное. Но как вы исследуете историю слов? Как определить, как далеко они продвинулись?
Профессор Ловелл выглядел очень довольным этим вопросом. «Чтение», — сказал он. Другого способа обойти это нет. Вы собираете все источники, которые попадаются вам под руку, а затем садитесь решать головоломки. Вы ищете закономерности и нарушения. Например, мы знаем, что конечное латинское «м» в классические времена не произносилось, потому что надписи в Помпеях написаны так, что «м» не произносится. Именно так мы определяем звуковые изменения. Сделав это, мы можем предсказать, как должны были развиваться слова, и если они не соответствуют нашим прогнозам, то, возможно, наша гипотеза о связанном происхождении неверна. Этимология — это детективная работа на протяжении веков, и это дьявольски трудная работа, как поиск иголки в стоге сена. Но наши конкретные иголки, я бы сказал, вполне стоят того, чтобы их искать».
В том же году, используя английский язык в качестве примера, они приступили к изучению того, как языки растут, изменяются, морфируются, множатся, расходятся и сближаются. Они изучали звуковые изменения; почему английское колено имеет непроизносимое k, которое произносится в немецком аналоге; почему смычные согласные латинского, греческого и санскрита имеют такое регулярное соответствие с согласными в германских языках. Они читали Боппа, Гримма и Раска в переводе; читали «Этимологии» Исидора. Они изучали семантические сдвиги, синтаксические изменения, диалектические расхождения и заимствования, а также реконструктивные методы, которые можно использовать для установления связей между языками, на первый взгляд не имеющими ничего общего друг с другом. Они копались в языках, как в шахтах, отыскивая ценные жилы общего наследия и искаженного смысла.
Это изменило их речь. Они постоянно прерывались на середине предложений. Они не могли произносить даже обычные фразы и афоризмы без паузы, чтобы спросить, откуда взялись эти слова. Такие расспросы проникли во все их разговоры, стали стандартным способом понимания друг друга и всего остального.* Они больше не могли смотреть на мир и не видеть истории, истории, слоившиеся повсюду, как многовековой осадок.
И влияние на английский язык было гораздо глубже и разнообразнее, чем они думали. Chit произошло от маратхского chitti, что означает «письмо» или «записка». Кофе попал в английский язык из голландского (koffie), турецкого (kahveh) и первоначально арабского (qahwah). Кошки породы табби были названы в честь полосатого шелка, который, в свою очередь, был назван по месту своего происхождения: квартал Багдада под названием аль-«Аттабийя. Даже основные слова, обозначающие одежду, пришли откуда-то. Дамаск произошел от ткани, производимой в Дамаске; гингем — от малайского слова genggang, означающего «полосатый»; бязь относится к Каликуту в Керале, а тафта, как сказал Рами, происходит от персидского слова tafte, означающего «блестящая ткань». Но не все английские слова имеют столь далекое или благородное происхождение. Любопытная вещь в этимологии, как они вскоре узнали, заключается в том, что на язык может повлиять все, что угодно, от привычек потребления богатых и светских людей до так называемых вульгарных высказываний бедных и убогих. Низменные канты, предполагаемые тайные языки воров, бродяг и иностранцев, внесли свой вклад в такие распространенные слова, как bilk, booty и bauble.
Английский язык не просто заимствовал слова из других языков; он был до краев набит иностранными влияниями, это был просторечие Франкенштейна. И Робину казалось невероятным, как эта страна, граждане которой так гордились тем, что они лучше, чем весь остальной мир, не может обойтись за послеобеденным чаем без заимствованных слов.
В дополнение
