гневно крикнуть на Ибрагима и уйти, но я не смогла. Он, казалось, был на грани слез, и неудивительно: он отчаянно просил у девчонки, с которой всегда обращался грубо, пощады для себя и для близкого человека. Если он хотел, чтобы я и дальше продолжала тренироваться с его командой, ему следовало сказать то, что я желала услышать. И если бы Ибрагим был умен, он понял бы, что мне все равно, и самым естественным образом продолжал бы разговор, чтобы продемонстрировать свое стратегическое раболепие.
Но я знала, что Ибрагим не настолько умен. Из него вышел хороший подлиза, потому что он был абсолютно искренен. Похоже, ему, в отличие от меня, действительно нравились люди, и он смотрел на них с восхищением. Он подлизывался к Ориону, даже когда стало ясно, что Орион не нуждается в слугах. Ибрагиму хватило глупости влюбиться в школе, и, несомненно, это была настоящая любовь, однако искать при таком раскладе союзников – скверная идея. Их с Якубом ткнули бы на самые опасные места.
Я нелюбезно буркнула:
– Я не слепая, Хаддад. Делай что хочешь. Завтра увидимся.
И ушла.
В тот же день за обедом наглец Магнус передал мне через Хлою приглашение присоединиться к нему на тренировке – полагаю, с его точки зрения, это было сродни отчаянной мольбе. Я стиснула зубы и пробежалась с ними вечером. Магнусовы парни были не хуже команды Лизель – и все равно без меня они бы погибли.
Когда в среду утром я спустилась со своей командой в спортзал, внизу ждало человек тридцать, и все они были в гневе – в бешенстве. Никто по-прежнему не знал, что я решила им помочь. Ребята точно знали другое: если они хотят тренироваться, им придется униженно просить у меня помощи, которой не будет в выпускном зале, потому что, разумеется, там я буду занята; и когда они увидели выстроившихся за помощью однокашников, то поняли, что сегодня я начну брать плату. И потребую я то, что они вряд ли смогут отдать.
Не знаю, исправила бы я ситуацию, если бы сказала, что намерена спасти всех. Пожалуй, никто бы мне не поверил. Но я уже была готова рискнуть. Все смотрели на моих друзей – на Лю, на Аадхью, на ребят, которым выпал счастливый билет; они взирали снизу вверх на счастливцев, с той разницей, что пятнадцать минут назад они сами были счастливцами, теми, кого с меньшей вероятностью ждала смерть. Элфи, Лизель и ее прекрасная команда, Магнус и его волчья стая… им не вдалбливали год за годом простой урок – что у одних есть право на жизнь, а у других нет.
И на их лицах я читала, что если бы они могли заполучить меня, если бы я была артефактом, который можно отнять или украсть, они бы это сделали; они воспользовались бы всеми своими несправедливыми преимуществами и бросили вызов моим друзьям. В ту самую минуту, вероятно, большинство пыталось придумать какой-нибудь хитрый фокус, вроде того, что выкинул Магнус на Празднике.
– Сегодня многие хотят пробежать первыми, – произнес Элфи бодро. Таким же тоном, полагаю, он сказал бы: «Кажется, погода портится!» – во время проливного дождя, стоя под навесом с пятью людьми, у которых ножи наготове, и тихонько нащупывая в кармане пистолет.
Я обошлась без жизнеутверждающих заявлений типа: «Да перестань уже волноваться, мы с Орионом собираемся вытащить из школы вас всех, придурки». Я даже не стала обещать, что схожу в зал со всеми по очереди. Хлоя бросила взгляд в мою сторону, и я догадалась, что она собирается сказать нечто благоразумное вместо меня, изобразить миротворца; прежде чем она успела открыть рот, я произнесла:
– Больше никого ждать не будем.
Я подошла к дверям, распахнула их и вошла в зал. За спиной у меня началась суета, а потом все одновременно пришли к одному и тому же выводу – если они хотят пробежать полосу препятствий вместе со мной, нужно поторапливаться. В зал хлынула толпа народу.
Проходить полосу препятствий оравой в пятьдесят человек – скверная идея, потому что пройти-то пройдешь, но толком не потренируешься. Впрочем, школа явно решила не бросать нас на произвол судьбы: опасности хлынули со всех сторон. Впоследствии я поняла, что для меня это была прекрасная практика, максимум приближения к реальной ситуации в выпускном зале, где мы сразу окажемся в море злыдней. Но в ту минуту я не успевала ни о чем думать, только сражаться, отчаянно швыряя заклинания и предотвращая атаки, которые грозили пробить брешь в нашей обороне. Это было совсем как в тех жутко дерганых компьютерных играх, когда надо сделать семнадцать разных дел, и время истекает, и ты безумно мечешься от одного задания к другому и обязательно что-нибудь упускаешь. Правда, на сей раз время истекало у сорока семи человек, и если бы я пропустила хоть одно «задание», кто-нибудь бы погиб. Я испытала огромное облегчение, когда мы пережили финальную атаку и можно было бросить напоследок прекрасное, невероятно могучее заклинание, позволив остальным бежать к воротам, пока я удерживала ледяного великана.
Мы выбрались в коридор, более или менее целые, но страшно измученные. Даже я чувствовала себя опустошенной; мышцы ныли, сердце колотилось о ребра, как будто насмерть поругалось с легкими и теперь гневно било посуду об стенку, а легкие, в свою очередь, пытались вырваться наружу. Полагаю, это было неплохо, поскольку значило, что я как следует потренировалась, но в ту минуту я не думала о перспективах. Явились новые команды, они тоже ждали, но, когда я вывалилась из зала, они ушли, даже не попытавшись меня подкупить; очевидно, выглядела я отвратительно.
Мы не стали ничего обсуждать. Аадхья сказала: «Я хочу в душ», я отозвалась: «Ага», и все двадцать семь девушек вместе зашагали к душевой. Ориону скоро предстояло собрать урожай амфисбен для Лизель; молодняк примерно неделю назад перестал литься с водой из кранов, и теперь твари просто шипели и нетерпеливо стучались, как будто водопроводные трубы спятили. Однажды стена вокруг смесителя треснула, и сидевшая за ней амфисбена начала отчаянно извиваться, пытаясь вылезти, но девушка, которая в ту минуту мылась, даже не стала отвлекаться – она вынула из мешочка с ванными принадлежностями длинный зачарованный стилет и ткнула в дырку. Было бы неприятно, если бы мертвая амфисбена сгнила за стенкой, но, видимо, остальные сожрали ее, прежде чем это произошло.
Все молчали. Мы мылись по очереди почти в полной тишине, не считая отдельных реплик типа «меняю шампунь на зубную пасту». Потом мы оделись
