Этажерка с дюжиной книг, самых обычных. Бамбуковый тренировочный меч, прислоненный к стене, похоже, использовался, чтобы выгребать из-под кровати тапки.
Месяца три назад у Арея появилась фантазия научить Даф рубиться, Даф тоже загорелась и пару дней честно, порой с угрозой для собственного лба, размахивала бамбуковой палкой. Однако при всяком мало-мальски тревожном звуке сразу отбрасывала меч и хваталась за флейту. Под конец Арей устал поправлять ее и плюнул.
«От зла зла не ищут!.. для дальнего боя у тебя оружие есть. А для ближнего сойдет и кот, если размахивать им, держа за задние лапы!» – сказал себе он.
– Куда ушла Даф? – спросил Мефодий.
– Чего не знаю, того не скажу. Девочка она та еще, себе на уме. Не сильно торопится посвящать кого-то в свои планы. Эссиорх, к слову сказать, тоже куда-то запропастился. Просто какая-то эпидемия пропаж! – ответила ведьма с досадой.
Она подошла к чердачному окну и толкнула его, открыв от себя. Здесь наверху строительная сетка уже не оплетала дом. В открытое окно сразу вкатилась луна.
Быстро проносящиеся фиолетовые облака пытались спрятать ее, но луна с легкостью прорывала их кисейные доспехи.
Улита прищурилась на луну. Казалось, луна и Улита подозрительно наблюдают друг за другом, как две соперницы. Наконец ведьма захлопнула окно.
– Найди Даф! У меня какое-то скверное предчувствие! – отрывисто приказала она Мефодию.
– Предчувствие? Какое?
– Ночь пахнет кровью! Больше я тебе ничего не скажу.
Улита толкнула ногой расколовшуюся дверь и вышла. Меф немного покрутился в комнате Даф и, обнаружив, что никакой записки, даже самой короткой, нет, отправился искать ее. Он мысленно окликал Даф и пытался проникнуть в ее мысли. И то и другое безуспешно.
Меф метался. Он искал Даф везде: на улицах, в переулках, там, где метро выплевывало людей, и там, где оно их глотало, все было тщетно: она пропала, растворилась, исчезла. Даже Депресняк, на чутье, которого Меф надеялся, не мог отыскать хозяйку.
Растерянный недоумевающий Меф вернулся к себе. В комнате он подошел к окну, и некоторое время простоял, бездумно постукивая костяшками пальцев по подоконнику.
– Даф! Где ты, Даф? – сказал он тихо.
Затем, не раздеваясь, упал на кровать и куда-то провалился. Ему снилось что-то смутное, скользкое и неприятное.
***
Примерно через час Меф был разбужен стуком. Стук был негромкий, пакостный и какой-то липкий.
– Ну кто еще? Открыто! – крикнул Меф сердито.
В дверь просунулась мятая мордочка Тухломона, казавшаяся серой в предрассветном сумраке.
– Мо-о-ожно? – пропел он сладко.
– Можно. Повернуться и ушлепать отсюда на все четыре стороны, – ответил Меф.
– Все шутим? Сейчас не до шуток будет!.. Горе, горе-то какое! – заохал Тухломон.
– Какое еще горе? – спросил Мефодий.
Не отвечая, комиссионер начал кукситься. Его личико торопливо смялось и приняло крайне удрученное, с похоронным оттенком выражение. По рыхлой щеке скатилась пластилиновая слеза. Дождавшись, пока она докатится до подбородка, а затем покатится обратно, в глаз, увы, комиссионеры плакали именно таким образом! – Мефодий с большой меткостью запустил в Тухломона ботинком.
Комиссионер поднял ботинок, подышал на него, обтер рукой и, звучно чмокнув в подошву, с поклоном вернул.
– Пол то холодный! Так и заболеть недолго! Здоровье наше-то какое? Дунул, плюнул, просквозил гроб сосновый на мази! – пояснил он, удрученно шмыгая носом.
Зная, что Тухломон способен ныть до бесконечности и метательных снарядов на него не напасешься, Мефодий стал подниматься, чтобы перейти к более решительным действиям. Опытный Тухломон мгновенно смекнул, в какую сторону клонится березка, и торопливо попятился.
– Обижаете, наследник! Я, собственно, с чем пришел-то? Сегодня ночью валькирии напали на Даф! – выпалил он.
Мефодий застыл.
– Закатилось солнышко наше ясное! Я так плакаль, так рыдаль! Так что ежели счетик на платочки носовые принесу не удивляйтесь уж, – причитал Тухломон.
– Не верю. Ты врешь! Зачем валькириям нападать на Даф? – выговорил Меф.
Скверное предчувствие, что все сказанное Тухломоном не ложь, поднималось в нем, точно грязная мыльная пена. Комиссионер хихикнув, но, спохватившись, принялся сморкаться в красный платок.
– Да уж не знаю зачем. Чужая душа потемки-с. Да только Даф предала свет, разве не так? Вот он ее и чик!.. нету! – философски сказал он. Внезапно Мефодий бросился на него с такой стремительностью, что Тухломон не успел улизнуть. Меф тряс его так, что голова комиссионера моталась, как у дохлого куренка.
– Говори только да или нет! Никаких уверток! Даф мертва или жива?.. Чего ты молчишь?
– Так ить, тут такое дело... Я не могу сказать ни да, ни нет! – плаксиво пожаловался комиссионер. – О, что я придумал! Давайте если да – я один раз моргну, если нет два! Или зубами буду щелкать! – Меф впечатал его в стену.
– Ты меня достал! Ты у меня будешь не щелкать зубами, а греметь!
Вняв угрозе, Тухломон трусливо прикрыл рот ладошкой. Зубы у комиссионеров искусственные – фарфоровые или пластмассовые. Чтобы влепить их в пластилин более-менее ровно, надо ПОСТОЯТЬ у зеркала не один час.
– Она жива?
Оберегая зубы, комиссионер моргнул один раз.
– Ранена?
Комиссионер снова моргнул.
– Перестань хлопать глазами, как дохлая сова! Говори нормально!.. Кто нашел ее? Ты?
Тухломон замотал головой так энергично, что от его оттопыренных ушей едва ли не ветер подялся.
– Говорил с ней?
– Нет.
– Она в сознании?
– Какое там! Лежит – прямо как огурчик, вся такая свеженькая! Сердце йодом обливается! Видя, что Тухломон снова увлекся, Мефодий поймал его за ухо и молча стал его выкручивать.
– Ты точно знаешь про валькирий? Ты видел их?
Комиссионер замотал головой.
– Кто нашел ее?.. Арей?
– Нет. Ее нашли суккубы! Они позвали Арея.
– Где Даф сейчас?
– Внизу. Лежит на диванчике, ручки разметала, а лицо такое бледненькое, задумчивое. Мух в нос насовать и то не заметит!
– ОНА ВНИЗУ, А ТЫ МОЛЧАЛ?!
– Я молчал? Да я рта не закрывал! Трудился не покладая языка! Эй, вы куда? А старого друга подождать? А эйдос ему подписать с автографом? – возмутился Тухломон.
Мефодий отшвырнул комиссионера и ринулся вниз.
В приемной резиденции мрака зажжены были все светильники. У двери стеснительно переминались с ноги на ногу два накрашенных суккуба. Должно быть, те самые, что обнаружили Даф. Заметив Мефа, суккубы по привычке начали, было хихикать и совать ему для рукопожатия влажные ладошки, но внезапно испугались чего-то, что зорко углядели у него внутри, и отбежали.
