Мальчег кросавчег. Мечта пятнадцатилетней дурочки. Ты повзрослела, Елена Прекрасная, не забывай об этом!
— Если я мешаю операции, я подожду снаружи.
— Это не операция. Это искусственное осеменение. И я уже закончила.
— Что это, прости?
Надо же, сколько заинтересованного удивления! Откуда ж вам, дремучим, в вашем волшебном мире знать про такое. Это только мы с нашими технологиями могли до такого вандализма додуматься.
— Искусственное осеменение, Грэм. Кобель австралийский, сука — наша. Сводить их дорого для обеих сторон. Гораздо дешевле отправить замороженную сперму через океан. Правда, удовольствия наша девочка от этого не получит, зато щенки будут — первый сорт. Надо же сохранять ценный генофонд.
Легкая краска на смуглых щеках, расширенные зрачки и бездна любопытства.
— Разве такое возможно?
— Все возможно, Грэм, — я позволила себе слегка усмехнуться.
— Почему она не двигается?
— Она под успокоительным. Знаешь, что это такое?
— Снотворное?
— Нет, она не спит. Но и двигаться ей сейчас не очень хочется. Я ввела ей совсем маленькую дозу. Минут через пять будет бегать.
— Постой, ты хочешь сказать, что она останется беременной от кобеля, который находится в другом полушарии?
— Конечно.
Собака зашевелилась, и я аккуратно подняла ее на ноги.
— Ну, что, девочка? Будем вставать? Вот так.
Я помогла псине спуститься со стола. Даже будучи слегка дезориентированной, она почувствовала запах Грэма и замерла.
— Отойди в сторону. Знаешь же, как они на тебя реагируют! — прикрикнула я.
Грэм послушно посторонился, и я вывела собаку из процедурной. Черт, зря я дала ему понять, что помню такие мелочи.
Клиентка закудахтала было над своей любимицей, но у меня хватило ума посоветовать ей вывести собаку на свежий воздух.
— Завтра придете на повтор. В это же время, — крикнула я ей вслед.
— Елена.
— Чего тебе, Грэм? Зачем ты вообще пришел? Может, объяснишь?
— Я пришел за тобой, Елена. Я обещал тебе.
— Поздно, Грэм.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты пришел слишком поздно. Я не пойду с тобой.
— Ты не можешь…
А вот это неправильно. Вот не надо мне указывать, что я могу, а чего нет. От адреналина зазвенело в ушах. Наверное, я слишком долго накручивала себя на то, что у меня к нему ничего, кроме злости, не осталось. Вот оно и выплыло. Во всей красе.
— Я не могу? — очень тихо спросила я, стараясь сдерживаться, чтобы голос не задрожал. Еще решит, что это от обиды или слез. Ему же не объяснишь, что такое адреналин. Да и не обязана я ему что-то объяснять, — Значит, я не могу, Грэм?
Я повернулась и сделала шаг к нему. Он отступил.
— А ты можешь? Ты можешь просто так появиться через три с половиной года и, как ни в чем не бывало, сказать "пошли со мной"?
— Елена…
— Где ты был все это время, Грэм? Ты был занят. Ты был занят делами своего народа, не так ли? Ведь именно из-за этого ты ушел? Потому, что ты был им нужен.
— Ты им тоже нужна…
— Правда?
Я продолжала медленно наступать на него. Грэм пятился. Он словно боялся физического контакта со мной. Опасался, что я на него наброшусь? Могла бы. Во всяком случае, очень хотелось. Я с трудом сдерживалась, чтобы не сотворить что-то иррациональное, за что потом будет стыдно.
— Значит, поэтому ты и пришел, Грэм? Потому что я им нужна? Ты не торопился, пока я им не понадобилась. Но ты ведь слуга своего народа, Грэм, правда? Они сказали, что им нужна я, и ты пришел за мной. Потому что до этого я нужна не была. Тебе — не была.
— Елена, ты все неправильно…
— Что, Грэм? Что не так? Ты ведь обещал вернуться за мной. Ты обещал. Но ты не вернулся. Вернулся вервольф, посланник оборотней. И вернулся не за мной. За чем-то, что у меня есть, а вам так необходимо. Поэтому ты здесь, Грэм, не так ли? Так вот, у меня для тебя новость.
Коридор, наконец, кончился, заставив Грэма прижаться спиной к запертой задней двери. Я подходила все ближе. Мне было жизненно необходимо вот так прижать его к стеночке и заглянуть в глаза. Я должна была увидеть, что в них. Где-то в глубине души жила нелепая надежда, на то, что эти глаза скажут мне именно ту правду, которую я так мечтаю знать.
— Я не принадлежу твоему народу, Грэм. И я ничем ему не обязана. Я вообще никому ничем не обязана, кроме себя самой. И тебе тоже. И никто не может просто придти и взять меня, как вещь, только потому, что я понадобилась.
— Это не так…
— Правда? Совсем не так? И ты можешь глядя мне в глаза сказать, что дело не в моих способностях, а во мне самой? Что это ты ищешь меня, а не твой мир? Тогда почему ты пришел не один? Почему некая Марго шпионит за моими родителями?
— Это случайность.
Я загнала его в угол. К сожалению, только в прямом смысле. В переносном — он все еще продолжал сопротивляться, отстаивая свою лживую позицию. Но даже эта маленькая победа прибавила мне сил. Я приблизилась к нему вплотную и заглянула в лицо. Раньше он казался мне выше. А может, я просто привыкла к десятисантиметровым шпилькам. Ведь тогда я боялась и не умела их носить. Тем не менее, то, что наши глаза оказались почти на одном уровне, породило отзвук некого торжества в душе. Вот только…
Почти. Потому что смотрела я не прямо в его глаза, а на его губы. И… ой, напрасно. Клокочущие в горле злые слова, только что лавиной рвущиеся с языка, вдруг застряли и начали медленно таять под забытым теплым чувством близости и доверия. Я словно снова на мгновение ощутила себя стоящей нагой на снегу посреди леса. Поток адреналина, смешавшись с другими гормонами, сменил направление на сто восемьдесят градусов. Костяшки пальцев расслабились, руки, упертые в стену, слегка согнулись в локтях. Колено коснулось колена, грудь — груди. Смешалось два дыхания, и голова закружилась от того, что должно было сейчас произойти.
Я не уловила мгновенного движения, которым Грэм выскользнул из моей ставшей объятиями хватки, но услышала его тяжелое дыхание за своей спиной. Вот и все. Какие еще мне нужны объяснения? Я сжала зубы, чтобы не дать пролиться непрошено подкатившим слезам, не пустить наружу предательскую слабость. Медленно вдохнула и выдохнула.
— Вот так-то, Грэм! — я даже нашла в себе силы усмехнуться, — Это все ставит на свои места, не так ли? Ты не пришел за мной. Тебя прислал твой народ.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — почему-то его голос показался мне таким же неуверенным, как свой собственный.
— Все я понимаю. Не знаю, кто послал тебя, но ему придется поискать другого парламентера. И очень хорошего дипломата. Потому что уговорить меня практически невозможно. И если у тебя есть честь, передай боссам, что ты сделал все, что мог, для того, чтобы я не согласилась на ваше щедрое предложение.
