Собственные слова казались нелепыми и бессмысленными. Мобильник замолк, но через пару секунд зазвонил снова.
— Уме, это действительно ты?
— Да, Дэн. Это ведь меня ты искал?
— Уме… то, что ты сказала… сказала моей секретарше…
Я замолчала. Сейчас почему-то все перестало казаться таким легким и правильным.
— Уме?
— Да, Дэн.
— Да, в смысле "да"?
— Да.
— У тебя звонит сотовый? — голос его был каким-то отстраненным, и я поняла, что он говорит просто, чтобы говорить, — Тебе не нужно ответить?
— Нет. Это бесится приемная мать нашего сына. Каролина. Моя мачеха.
И снова тишина, разрываемая только электронной трелью. Я поняла, что он вспомнил. И пытается свести все воедино. А потом:
— Почему?
И тогда… Все слова, так долго копившиеся и не знавшие выхода, вся растерянность и беспомощность, обида и боль, нерастраченная любовь…
— Я обманула тебя, Дэн. Я с самого начала тебя обманула.
Дэниел не перебивал меня. Мобильник замолкал и снова начинал звонить. Я, наконец, нашла в себе силы дотянуться до него и отключить. А Дэн молчал. Но я знала, что он слышит меня.
— Не знаю, сможешь ли ты меня простить, — выдохнула я, когда слов уже не осталось.
— Я тоже не знаю, — я не поняла, что выражает его голос, — Но я тоже виноват.
— Нет.
— Да, Уме. Я должен был найти тебя тогда, сразу, когда ты перестала писать.
— Ничего ты мне не был должен, Дэн. Просто… просто все так сложилось. А я не справилась.
— Это может многое осложнить, — пробормотал Дэн, — я не отдам им сына.
— О чем ты? — не поняла я.
Тут только до меня дошло, что я так и не спросила, зачем Дэниел меня искал через столько лет.
— Уме, кое-что произошло. Не только я тебя ищу. Но это не телефонный разговор. Я не смогу сейчас приехать. Старик умирает.
— Я могу поговорить с ним, Дэн?
— Не сейчас. Я позвоню, когда он будет в состоянии разговаривать. Он будет рад. Веришь ли, за десять лет дня не прошло, чтобы он тебя не вспоминал. Мне кажется, он единственный сразу понял, кто ты на самом деле.
— Кто я на самом деле?
— Это сложно. И я до сих пор не верю. Не верю до конца. Хотя сам видел.
— Видел что, Дэн?
— Уме, послушай меня, — заговорил он вдруг быстро и очень напряженно, — если с тобой вдруг свяжутся незнакомые люди, если начнут задавать странные вопросы о жемчуге и твоей связи с морем…
— Моей связи с морем? — изумленно переспросила я, — Откуда ты знаешь?
— Знаю что? — недоуменно спросил Дэн.
— О связи. О том, что я задыхаюсь, если уезжаю далеко от побережья. Хэнк рассказал?
— Задыхаешься? Значит… значит, ты действительно… Господи!
— Дэн?
— Уме, я не могу сейчас бросить старика. Ему остались считанные дни. Но как только… — я услышала, как он проглотил ком в горле, — Как только смогу, я приеду, и мы обо всем поговорим. Только, пожалуйста, не знакомься ни с кем. Не пускай в свою жизнь новых людей. Всего несколько дней, Уме!
— Мне так жаль, Дэн!
— Жаль?
— Я бы хотела проститься со стариком. Но Розалия… У нее саркома. Возможно, на днях мне самой придется отправиться на похороны.
— Я понимаю… Уме, обещай мне. Обещай, что ни с кем не станешь знакомиться.
— Если для тебя это так важно, — разве я могла отказать ему в такой малости? — Конечно, Дэн, я не стану.
— Хорошо. Я перезвоню тебе, когда дед сможет говорить. Для него будет большой радостью услышать тебя.
— Запиши номер сотового, — я продиктовала цифры, — Звони в любое время, я тоже буду рада поговорить с ним.
— Значит, до скорого, Уме.
— До скорого, Дэн.
Едва я закончила этот долгий разговор, телефон зазвонил снова. Я была слишком вымотана, чтобы подумать, чем это чревато. Машинально я ответила.
— Уме! — голос Каролины срывался на визг.
— Ну, что еще? — я поймала себя на том, что ничего, кроме раздражения она у меня не вызывает. А раньше я ее побаивалась. И зависела от нее, причем, скорее, по привычке. Но сейчас, не смотря на то, что Дэн сказал, что не знает, сможет ли меня простить, я знала, что он беспокоится обо мне. И теперь всегда будет беспокоиться о Гордоне.
— Уме, что происходит?! Кто такой этот Лэндсхилл?!
Мне стало смешно. Действительно, она же даже имени его не знает. Я не сказала. Ни тогда, ни потом. Да ее это, в общем-то, и не интересовало. Думаю, для себя Каролина решила, что я просто переспала с первым встречным, чтобы досадить ей и отцу. Едва ли она когда-нибудь связывала мое увлечение жемчугом с отцом Гордона. Скорее всего, она даже не предполагала, что он австралиец.
— Знаешь, Каролина, ты всегда предоставляла мне право выбора. Кроме одного единственного раза. Так вот, это было очень большой ошибкой. Потому что тогда ты лишила права выбора не только меня.
— Ты не посмеешь, — прошипела она.
— Уже посмела, Каролина. Уже посмела.
Я отключила телефон и выдернула вилку аппарата из розетки.
Смотритель Гектор
Я видел много эльфов, но такого экземпляра не мог себе даже представить. Странным он мне показался еще на официальной церемонии встречи. Блуждающая улыбка и устремленный в пространство взгляд были слишком не характерны для перворожденных. Но тогда он хоть выглядел прилично в парадных церемониальных одеждах. Я в тот день не имел никакого желания затягивать знакомство с кандидатами, поэтому просто показал им их комнаты и предложил самим три дня погулять по Библиотеке для составления карты помещений и территории, сообщив, что это будет их первым испытанием. В отношении чьей-либо лояльности к Марте я доверял своему дому больше, чем себе самому. С провокационными приглашениями на обед я отправил к кандидатам Риоха, и гоблин ни словом не обмолвился об этом… х-м-м… явлении.
И вот теперь это чудо природы, как ни в чем не бывало, возникает в дверях обеденной залы, одаривая нас всех своей рассеянной улыбкой.
— Добрый вечер, дамы и господа, — голос его звучит до неприличия мелодично, даже завораживающе, — Простите, что опоздал. Я… я немного заблудился. Где-то свернул не туда… кажется. Здесь так много переходов.
Он разводит руками, а я стараюсь собрать мысли воедино, чтобы решить, что же такое произошло. Никто из кандидатов не должен был найти дороги сюда, поскольку я отдал четкий приказ своему дому не впускать в обеденную залу никого, злоумышляющего против Серебряной леди. Как же, во имя богов, этот олух сюда попал?!
Я кошусь на сидящих слева от меня Ренату и Марту. Иномирские дамы забыли закрыть рты, изучая этот экспонат с явным восторгом.
— Очкарик! — восхищенно выдыхает, наконец, Рената, — Растрепанный! Просто архетип.
