– Николас тоже об этом говорил, – припомнил Топорик. – Только я не понял, что это за силы? И чего им надо от нас?
Чтобы разговаривать, им не нужно было повышать голоса. Они брели по пыльной дороге бок о бок, таща тяжелую волокушу. Останавливаясь только затем, чтобы стереть с лица пот.
– А теперь Ключ достался нам, – задумчиво произнес проповедник. – Случайно ли это? Знаешь, сын мой, мне кажется, и Пелипу, и Императору известно о Ключе гораздо больше остальных. Ключ имеет какую-то силу. Овладеть этой силой – вот чего жаждут Император и мятежный граф. И эта сила – дьявольская – она не может быть использована во благо. В нем и есть ночь и смерть. Дьявол – или кто бы он ни был – призовет в наш мир древний ужас. Ужас Потемья.
– Этот Ключ – Ключ от Врат Потемья?
– В святом пророчестве говорится: Ключ от ночи и смерти… Все сходится.
– Но почему Повелитель Преисподней избрал Потемье для того, чтобы погубить наш мир? Разве у него самого недостаточно сил?
– Понимаешь, сын мой, в Поднебесье и Преисподней нет жизни… в том смысле, в котором мы понимаем жизнь. А там, где нет жизни, нет и смерти. Преисподняя – лишь темное отражение Поднебесья. И Дьявол – изнанка Господа. Дьявол не властен над теми, кто не пускает его себе в душу. Он бессилен, пока свет святой веры сияет хотя бы в одном человеке. А Потемье – это земли живых существ. Ужасных и злобных, но живых и сильных… Нечисть… Наплевать им на свет веры… Они – мощное оружие в руке дьявола… Поднебесье дает нам силу против них, но исход битвы зависит от нас самих. От людей. Ключ не должен попасть в руки Пелипу. Ключ не должен попасть в руки Повелителя Преисподней.
Топорик тронул медальон на своей груди.
– Нет, сын мой, – качнул плешивой головой отец Матей. – Даже и не думай об этом… И Императору Ключ ни к чему. Наша миссия – не доставить Ключ Императору, а уничтожить его.
– Его же нельзя уничтожить…
– Тогда – спрятать. Спрятать так далеко, чтобы никто не смог найти. Но главное сейчас – это не дать Пелипу добраться до Ключа. Вывезти Ключ из Лакнии. Император далеко, а Пелип – рядом. И еще – ни в коем случае нельзя допустить того, чтобы Ключ попал в Герлемон. Понимаешь почему?
Мальчик помедлил с ответом, и тогда священник ответил сам:
– Врата Потемья.
– Ты знаешь, где находятся Врата?! – изумился Топорик.
– Не совсем точно, но… Посуди сам: Врата запечатал Герлемон Святоборец. После победы над нечистью он недолго прожил, как говорится в легенде. На месте его погребения построили часовню, а вокруг часовни – замок…
– Я знаю, знаю: а вокруг замка вырос город. Столица Империи, которой дали имя Святоборца. Что дальше?
– Не перебивай меня, сын мой, это нехорошо… Какая сила может противостоять нечисти Потемья и Преисподней? Господня сила! Значит, на месте Врат должны были воздвигнуть святой храм. Или часовню… Теперь понимаешь?
– Часовня Герлемона Святоборца… В самом сердце Империи, в самом сердце столицы… в самом сердце императорского дворца! Врата Потемья! Неужели это правда?
– Я не знаю точно, но… Скорее всего. Да и к чему нам это знать? Сейчас для нас важно – уберечь Ключ от Пелипа, который идет по нашим следам! Вывезти Ключ из Лакнии!
– Мы вряд ли сможем сделать это без помощи лакнийских князей. Чтобы идти морским путем, надобен корабль.
– Корабль! – воскликнул проповедник. – Вот именно! Мы откроемся лакнийцам и найдем корабль! И когда мы выйдем в открытое море… Морское дно – вот лучший тайник! Выходит, нам все же придется довериться лакнийским князьям. Они дадут нам корабль, мы сбросим Ключ в море, а потом… будь что будет! То есть не мы, а я один. К чему тебе гибнуть зазря? Я оставлю тебя в каком-нибудь мирном селении, а в море выйду один. С Ключом. Ты понимаешь меня, сын мой?
Топорик кивнул. Возможно, так оно все и будет. Он не хотел возражать. Он очень устал. Солнце жгло ему плечи; вязкая усталость в теле, пыль во рту, птичьи крики над головой и назойливое шуршание волокуши – все это вгоняло его в полуобморочное безразличие. Очнувшись уже в который раз от этой оторопи, он вдруг заметил, что священник давно что-то бормочет:
– И никому… никому…
– О чем ты?
– Что? Ах, это… Я вот о чем думаю… Братство Красной Свободы. Сотни и сотни людей! Таких, как мы с тобой. Не может быть, чтобы никто из них не догадывался, что же такое на самом деле – Ключ. Но тем не менее они продолжали идти за Пелипом. Они сражались за… смерть всего человечества. Вожделея обещанный маленький кусочек власти. Как ишаки, которых гонят в пропасть, подманивая веткой репейника, которая им никогда не достанется.
– Ты это к чему, святой отец?
– А к тому… К тому, что многие из нас за золото и власть готовы продаться кому угодно и за что угодно. А Ключ ценнее всего золота и всей власти в этом мире. Потому никто и не должен знать истину о Ключе. Понимаешь? Никто!
После этого они несколько часов молчали. Когда наступил вечер, первым заговорил Топорик.
– Долгая дорога… – облизнув пересохшие губы, сказал он.
– Долгая, – согласился проповедник, снова устремляя взгляд вперед. – Но возблагодари Бога за то, что мы остались живы, низвергнувшись в водную пучину, за то, что преследователи отстали, за то, что впереди деревня, где можно отдохнуть, а наутро снова двинуться в путь…
Проговорив это, Матей в который раз оглянулся. Мальчик невольно последовал его примеру. Но местность позади них была безлюдна…
Солнце уже клонилось к закату, путники шли весь день по долине, таща за собою волокушу с мешком; шли, держа путь строго на запад, минуя рощицы, пруды, переправляясь через ручьи и обходя небольшие овраги, и никто не встретился им. Часа три или четыре назад они выбрели на старую дорогу меж высоких тополей, дорогу, ведущую, судя по всему, прямо в деревню. Когда-то, очевидно, оживленная, сейчас она едва виднелась в буйно разросшейся траве. До деревни оставалось еще немного. Вон уже видны хижины, ограды… Но почему-то не слышно ни лая собак, ни вечернего петушиного пения. Ни людских голосов. И света в окнах хижин не видать.
– Не нравится мне эта деревня, – сказал отец Матей. – Очень она мне не нравится, – повторил он, когда они ступили на пустынную улицу. – Смотри – никого нет…
– Может, подать голос? – предложил Топорик, опасливо озираясь по сторонам. – Если в этой долине по ночам происходит то же, что в лесу, через который мы прошли, естественно предположить, что жители прячутся… не зажигая света.
Красное солнце, наколовшись о скальную гряду на той стороне долины, разлилось по горизонту багровой желчью. Соломенные крыши хижин вспыхнули, будто подожженные. И Янас, и священник, идя по улице, непроизвольно старались ступать потише, но ветви волокуши, тянущейся за ними, громко шуршали в дорожной пыли. Ветер стих, и только этот шорох был слышен отчетливо, все остальные звуки притаились.
