Палиару ничего не оставалось, как признать очевидное.
– Иллюзия, – тихо выдохнул он, уставившись на меня взглядом, в котором мешались недоумение, обида и тихое обожание.
– Я не слышу ни одного контура. Только странный какой-то шумок.
– Маскирующие плетения. Сбивают восприятие по всем чувствам, – объяснил чародей и снова вылупился на меня. Выносить это становилось сложно.
– Чего уставился? – огрызнулся я.
Тот вздрогнул и смущенно отвернулся.
– Знаешь, – признался он, – когда мы шли в дом, я думал, все будет по-другому. Что ты нужен лишь для того, чтобы указывать мне плетенки. А выходит, без тебя я не ушел бы и дальше второго этажа. Сначала старшекурсники эти, потом сомнифицирующая ловушка. А теперь я не смог распознать иллюзию. Хотя читал об этом и даже пробовал создавать простые контуры. А ты почувствовал неладное сразу. Кто бы мог подумать, что стоит обратить внимание на окно!
Кто? Да любой парень с улиц Стрелки, которому жизнь еще дорога. Падучие звезды, вот же нашел время разводить страдания на пустом месте!
– Высказался? – буркнул я мрачно. – Полегчало? Давай лучше припоминай, что ты читал про то, как из этих иллюзий выбираться.
– В том-то и дело, что единого решения нет! – горестно поведал Палиар. – Каждая иллюзия уникальна. Единственный надежный способ выйти – знать предусмотренный заранее механизм. Если такой, разумеется, существует. Или использовать общие приемы, способные развеять любое плетение. Но при таком количестве контуров, не поддающихся прямому распознаванию, для удержания стабильности конструкции двумя магами не обойтись. Притом что мы находимся внутри…
– Понял, можешь не продолжать, – отмахнулся я. – Выход есть наверняка. Хозяин-то через это все ходит. Значит, будем искать.
А для этого не мешало бы понять, как тут все устроено. Только в сказках магия способна творить что угодно. Столкнувшись с ней вживую, понимаешь, что здесь работают законы и ограничения не менее четкие, чем в обычном мире простых людей и вещей. Человек не может умереть потому, что чародей щелкнул пальцами. Между этими двумя событиями имеется неощутимый большинством посредник в виде магического контура, который и производит действие. Он может спалить жертву дотла, остановить ей сердце, удушить, разорвать на мелкие куски – что угодно, но в любом случае появится конкретная причина смерти. А значит, за этой бесконечной цепью комнат тоже стоит нечто вполне определенное. Если разобраться, во что именно мы вляпались, можно понять, как отсюда выбраться.
– Попробуй пройти назад, – велел я Палиару. – Туда, откуда мы заходили. И проверить, остался ли выход.
Я заметил неладное, когда чародей очутился в третьей по счету комнате. Нет, мне точно не показалось. Каждый раз, пересекая порог, он начинал заметно забирать вправо, пока и вовсе не пропал из вида. Тем не менее я продолжал слышать удаляющийся звук его шагов.
– Выход исчез, – кисло сообщил чародей, вернувшись.
– У меня есть одна идея, – заявил я, пересказывая собственное наблюдение. – По-моему, на самом деле это большой круг. Коридор небесконечен, как это кажется. Он просто замкнут.
Еще одна догадка оправдалась полностью. Палиар, посланный ее проверить, скрылся за невидимым поворотом, а некоторое время спустя появился с другой стороны. Уже легче. Хотя бы потому, что число помещений, где следует искать выход, ограничено.
Интересно, все ли комнаты иллюзорны или среди них припрятана настоящая, отражением которой являются все остальные? На потолке раздражающая рябь покрывала лишь объемную лепнину по углам. Правильно, нечего тратить лишнюю магию на то, чтобы скопировать оштукатуренную белую поверхность. Значит ли это, что комната, где не будет ряби на стенах и полу, – настоящая?
Не успел я порадоваться собственной находчивости, как понял ошибку. Настоящей комнате тоже нужны плетенки, которые будут распространять по конструкции образец внешнего вида. Значит, попробуем оставить метку. Если сделать это в исходной комнате, изменения отразятся на всех ее копиях. Что бы такое придумать?..
После взорванного нужника и разнесенной лестницы поступок мой казался легкой шалостью: я плюнул на пол. Давно мечтал это сделать, а тут такой случай!
– Что ты… – начал было Палиар и тотчас же осекся: плевок исчез. На ровных квадратах паркета не осталось и следа.
Мой вариант с поиском комнаты-образца оказался подвергнут беспощадной критике. Во-первых, утверждал маг, совершенно необязательно ей вообще находиться в этом круге. Во-вторых, совершенно не факт, что она будет связана с выходом. Я обругал умника последними словами и поинтересовался его собственным вариантом решения. Такового не нашлось, и маг, нахохлившись, поплелся за мной – производить очередной опыт.
Впрочем, злиться долго Палиар не умел. Дуться он перестал ровно в тот момент, когда очередное повторение процедуры привело наконец к желаемому результату. Смачный, от души, плевок красовался по всей веренице комнат, в одном и том же месте, с точностью до мельчайших брызг.
– Я так и не узнал, как тебя зовут на самом деле, – ни с того ни с сего заявил чародей.
– Все равно забудешь, – фыркнул я. – Можешь звать Чертополохом.
– Это такая бандитская кличка, да? – оживился новоиспеченный сообщник. – А мне теперь тоже придется придумать себе…
– Имена не придумывают, – оборвал я его. – Имена дают. Заслужишь – получишь.
– Слушай… э… Чертополох, я вот хотел тебя спросить. Ты ведь совсем неглуп. Ты такие вещи подмечаешь, что мне даже мечтать не приходится. Почему же ты решил остаться диким магом? Почему не пошел учиться, как все?
Он ведь издевается, правда?
– Может быть, потому, что без документа о рождении в Ниране вместо зеленой мантии мне светило смертельное заклятие? – недобро поинтересовался я.
Палиар глядел на меня все с тем же искренним непониманием.
– В Академии – конечно, это же ниранская школа. Но почему ты не отправился в школу своей регии?
Теперь уже я уставился на него во все глаза, услышав незнакомое слово, которое, судя по выражению лица чародея, должно было что-то для меня значить. Просвещение неуча в моем лице не заняло много времени. Как оказалось, Палиар умел-таки объяснять доходчиво – когда дело не касалось магии с кучей непонятных терминов. Четко, ясно, упорядоченно вставала передо мной история того, что искалечило мою судьбу. И теперь это знание корежило ее вновь, безжалостно вскрывая старые раны и нанося новые, не менее глубокие и болезненные.
Я прижался к стене, словно холод от скрытых плетенок мог остановить, заморозить разливающуюся внутри пустоту.
