— А чего ты ожидал?
— Того, — ответил я уже со всей серьёзностью, — что командор пойдёт на поводу у Келлана Тлогаррского и поддержит его в… прискорбном заблуждении. Командор Варрэйский оказался достаточно умён, чтобы не пытаться приказывать гильдии. Но, увы, недостаточно мудр, чтобы просто тихо замять некрасивую историю, случившуюся на Дозорной заимке и получившую продолжение в её окрестностях. Что ж… мудрость меж людьми — свойство не частое.
— Расскажи нам, саорэ, как эту «некрасивую историю» видишь ты сам.
Это уже был приказ, ничем не завуалированный. Но я не обратил на тон старца особого внимания и изображать великую обиду не стал. Почему бы мне, собственно, не рассказать потенциальному начальству о том, что вовсе не хочется держать в тайне?
Отчёт занял около десяти минут, на протяжении которых меня никто не прерывал.
— …и тогда я прибил стрелка выпущенным им же болтом. После чего нас уже не пытались ни задержать, ни убить, ни допросить.
Пара секунд тишины.
— Какое именно заклятье ты наложил на болт? — поинтересовался огневик.
Вместо ответа я поднял в воздух свой столовый нож и швырнул в дальнюю стену при помощи форспуша. Правда, до стены нож не долетел, остановленный цепочкой форстэндов, как в своё время — нацеленный в спину Аниры арбалетный болт. В гробовом молчании я отлевитировал нож обратно и положил на то же место, откуда взял.
— Что-то ещё из своей магии показать можешь?
Я немного подумал. На глаза мне попалась грубая деревянная ложка, которой я недавно хлебал суп. Хм… почему бы нет? В своё время я видел забавные фотки, вроде скрученной в спираль палочки для мороженого. Фишка заключалась в том, что её перед скручиванием немного подержали в жидком аммиаке, ослабившем межмолекулярные связи в волокнах целлюлозы. Ну а я рассчитывал при помощи магии повторить этот фокус. После удачного решения Проблемы Дыр На Носках это не казалось чем-то запредельным. И вскоре рукоять ложки, изогнувшись, стала почти замкнутым кольцом. Правда, на размягчившемся сверх ожиданий дереве остались следы моих пальцев, причём с папиллярными узорами… мелочь, штришок.
— Это как раз пример магии, меняющей не магический материал, — сообщил я, левитируя изменённую ложку в руки огневика. — До воздействия это было просто дерево, и после это тоже просто дерево, не более. Но… сами видите, каков итог.
Старикан, хмурясь, повертел в руках моё произведение. А потом полыхнуло режущее глаз белое пламя, и злосчастная ложка превратилась в горсть пепла.
— И зачем это? — я нахмурился.
— Будешь делать вид, что не понял? — рыкнул огневик.
— Предпочитаю быть, а не казаться. Чем тебе не глянулась моя ложка?
— Довольно, — веско обронил седой. — Ты, Керм, обещал не призывать Белопламя под крышей жилищ из дерева. А ты… — уже ко мне, — я ценю откровенность, но она не всегда к месту.
— Позволю не согласиться. Я хотел предложить гильдии силу и знания в обмен на силу и знания. Собственно, я всё ещё хочу этого. И не считаю, что в таком деле полезны умолчания.
— Хорошо сказано, — человек-гора хохотнул. — Как там бишь? «Быть, а не казаться» — да, мне это нравится, клянусь Весами Справедливости!
И тут шевельнулся палкообразный тип с тростью. Впервые за всё время.
(Кстати, внутри трости скрывался металл — и не залитый свинец, а потайной клинок, явно высокого качества… да, старшины Охотников — это вам не пух и вата!).
— Хорошо говорить — мало. Надо хорошо действовать. Что решим?
— Я за то, чтобы принять его в гильдию учеником. И его, и этих двоих, — горообразный мотнул буйно нечёсаной головой в сторону Аниры и Йени Финра. — Ребята хорошие…
— У тебя все хорошие, Корень! — скривился огневик.
— Шинемур? — бросил тот, что с тростью.
Седой старец побуравил меня взглядом. И буравил до тех пор, пока я не посмотрел на него в ответ, вопросительно задирая бровь. В самом деле, сколько можно-то? Ведь уже всё решил, но нет: делает вид, будто взвешивает меня на тех самых Весах Справедливости.
— Полагаю, если саорэ выкажет хотя бы некоторый ум, если не мудрость, он сможет войти в гильдию как ученик.
— Очередной сомнительный шаг, — во всеуслышание фыркнул огневик. Но Шинемур как будто и не заметил, продолжая говорить… и заодно — пытаться насадить меня, как на кол, на свой жутковатый взгляд из-под полуопущённых век:
— Ученику по прозвищу Ложка не следует без серьёзного повода показывать свои таланты другим ученикам. Ему также не следует носить слишком приметные вещи и говорить о странном. Вообще Ложка должен поменьше походить на «смущающего умы» Иан-па. Девиз у последнего хорош, спору нет, но иногда всё же следует казаться, а не быть.
— Тогда так, — сказал я. — Завтра с утра я, Мирг и Йени Финр покажемся в городе. Я сниму жильё в постоялом дворе средней руки, Мирг и Йени Финр вернутся сюда. А я поспрашиваю людей о разном, в том числе о дорогах, что ведут в направлении столицы великого княжества Варрского, после чего тихо исчезну. Ну а несколько позже менее приметный и обыденно одетый человек по прозвищу Ложка зайдёт в ворота и попросит принять его в ученики. Самое главное, что командору Варрэйскому можно при случае отписать, что «себя именующий Иан-па» заходил, но надолго не задержался и «речами обольстительными» никого не отравил.
— Хитро, — констатировал палкообразный. — Но не согласуется с девизом.
— Почему сразу не согласуется? Быть тоже по-разному можно. И я предпочитаю быть при гильдии учеником, а не при ней же причиной бессмысленных раздоров со щитовиками. Ещё быть, а не казаться, означает не волноваться о том, как я выгляжу в чужих глазах… сверх необходимого. Любой девиз суть символ, а толкований у символов много.
— Не к добру это, — каркнул огневик. — Я против приёма всяких… подозрительных!
— Воздерживаюсь, — палкообразный. И пристукнул тростью.
— Буду рад видеть ученика Ложку «несколько позже», — подвёл черту седой.
После чего едва заметно улыбнулся.
Моё пребывание в Сигнаре на следующий день не стоило бы отдельного упоминания, если бы не одна примечательная встреча, запомнившаяся мне надолго. Ближе к вечеру, когда я уже совсем было собрался уединиться в оплаченной комнате ради очередной порции буст-дриминга (там же, кстати, ждали меня и приобретённые по частям новые шмотки, не вызывавшие восторга — но что поделаешь, мимикрировать-то надо…), на постоялый двор зашла примечательная троица.
Первый — рослый широкоплечий тип в низко надвинутом капюшоне; ну, прямо киношный злыдень, да и только. Поджарый остроносый парень где-то между «чуть за двадцать» и «почти под тридцать». И на закуску плоскогрудая девица, в которой даже девицу-то не вдруг признаешь. Среди представительниц прекрасного пола попадаются порой такие, без особой нежности черт, похожие больше на парней. Эта своё сходство с мужчинами даже подчёркивала: как и остроносый, она носила безразмерную безрукавку, очень свободные штаны, едва прикрывающие колени и оставляющие открытыми сухие икры, широкий кожаный пояс с короткими парными ножами. Из-за почти сросшихся чёрных бровей смотрелась она особенно сурово. Да и двое других тоже явно вылезли прямиком из категории «не подарок».
