С этими размышлениями я дошел до первой белой проплешины и только тут понял, что едва не упустил одно важное обстоятельство. Теория получалась красивая, вот только в соответствии с ней силовые линии должны входить прямо в предназначенные им «ветки». А для этого белые фигуры нужно установить не просто точно, а очень точно. Я долгое время рассматривал белое пятно на земле, пытаясь заметить в нем искомую фигуру, потом пялился в листок с обеих сторон в поисках подсказки, но так ничего и не увидел. «Эх, если бы я мог видеть эти линии!» — подумал я, замер и хлопнул себя по лбу. Пожалуй, учитель все же временами прав насчет моих умственных способностей. Кто мешает мне их видеть? Истинное зрение не относится к магии, это способность самого человека. Возможно, это заклинание блокирует каким-то образом и истинное зрение (знаю, что невозможно, но позавчера я был уверен, что и магию блокировать — тоже невозможно), но хотя бы попробовать-то я был должен! Если Урсай узнает, что я за эти два дня ни разу даже не попробовал, он определенно махнет на меня рукой, прирежет и сделает зомби — в качестве слуг они намного удобнее обычных людей, как он мне неоднократно говорил.
Я взглянул вокруг истинным зрением и чуть не вскрикнул от удивления вперемешку с ужасом: такого я еще никогда не видел. Цепь этого заклинания и цепью-то назвать язык не поворачивался: она заполняла все окружающее пространство переливчатой сетью, пронизывая его так, что, наверное, и размером с просяное зернышко свободного участка не оставалось. Кажется, я начал понимать, каким образом работает эта блокировка, и почувствовал к своему учителю невольное уважение. Даже если предположить, что это заклинание собрано из простых и безопасных узлов, все равно на его создание потребуются титанические усилия. Годы работы, я думаю, и то не всякий, даже очень хороший маг с этим справится. А уж если допустить, что узлы в нем вовсе не тривиальные… силен дедуля, ничего не скажешь.
Но пора бы задуматься и о деле. Как, скажите на милость, отыскать в этой каше нужные линии? Я взглянул на землю, присел и пригляделся. В пятне высохшей жидкости шли какие-то процессы, очертания ауры лениво шевелились, и по ним пробегали розовые всполохи. А главное, несколько выходящих из пятна силовых линий определенно отличались от остальных. И узел, который они образовывали, сплетаясь над самой землей, определенно мне что-то напоминал. Я развернул фигуру, которую держал в руках, так, чтобы она подходила под видимый мной узел, и быстро и четко поставил ее на землю в нужном месте. Немного подтолкнул, чтобы линии пришлись как раз в торцы «веток», и отдернул руку, потому что в истинном зрении фигурка ярко засияла голубоватым светом. Я отскочил в сторону и посмотрел обычным зрением: ничего особенного, просто стоит на земле замысловатая хреновина, ничуть не отличающаяся видом от остальных, сваленных вокруг. Я вздохнул, подобрал лишние «ветки», осторожно огибая уже установленную, и пошел к следующей точке. Пожалуй, если поспешить, я успею управиться до заката. И может даже быть, случится чудо, и мне удастся поужинать.
Чуда не случилось. До заката-то я управился, солнце еще края гор не коснулось, когда я, установив в полагающееся место последнюю фигурку, поспешил в замок с радостным известием. Урсай обнаружился в своей лаборатории. Не успел я войти в дверь, он окликнул меня раздраженным тоном:
— Наконец-то. Сколько можно возиться! Все расставил?
— Все.
— Славно, — буркнул Урсай с таким видом, словно я принес ему весть о кончине любимой мамочки, встал и удалился куда-то в глубь замка, буркнув: — Не шляйся тут, иди наружу пока.
Я пожал плечами и вышел во двор. Долгое время ровным счетом ничего не происходило, и я заскучал. Солнце уже почти скрылось за горами, и ужин отодвигался в далекую перспективу. Я вышел на луг и стал с интересом присматриваться к растущим травам, может, здесь растут кислица или щавель. Еще немного, и я начну жевать траву, как корова. Вопль Урсая настиг меня, как раз когда я обнюхивал листок, похожий на медовицу, только раза в три крупнее.
— Локай! — прозвенел голос у меня в мозгу. — Немедленно в замок! И не вздумай трогать узловязы и даже подходить к ним. Я сам их соберу.
Десять Темных! Похоже, он таки снял свое заклинание. Я выпрямился и заметил причину беспокойства Урсая: одна из тех ветвистых фигурок, которые я расставлял по лугу весь день, смутно белела в сумраке шагах в десяти передо мной. Вот только теперь и без подключения истинного зрения было понятно: что-то с ней не то. Фигурка тихо потрескивала, как остывающий горн кузнеца, и наполняла воздух каким-то смутным напряжением. Казалось, само пространство вокруг нее потрескивало, грозя порваться. Если предположить, что вся энергия из заклинания, закрывавшего сплошным пологом весь луг, распределилась по десятку таких фигурок, то сколько же теперь в них энергии? Я представил и вздрогнул. А потом осторожно развернулся и тихонько, стараясь ступать мягко-мягко, пошел к замку. Урсай встретил меня в воротах.
— Иди к себе, — заявил он, сверкнув глазами, — и не высовывайся, пока не позову.
«К себе» — это, надо полагать, в башню. Я протяжно вздохнул, но о еде напоминать не осмелился и побрел по коридору. Половина факелов уже погасла, и я, спотыкаясь и ворча, успел преодолеть в темноте почти всю лестницу, пока не сообразил, что теперь уже вполне мог посветить себе сам. Околдовал Объемный Свет, залив всю площадку и пол-лестницы призрачным сиянием, посмотрел на закрытую дверь своей комнаты и поморщился. Открыл дверь, зашел внутрь. Свет, разумеется, остался снаружи. Я вздохнул и повторил заклинание, сообразив в последний момент закрыть дверь, чтобы оно не растеклось наружу. Объем отведенной мне комнаты был невелик, поэтому свет получился довольно ярким. Я вздохнул еще раз и принялся размышлять, чем могу скрасить свое ожидание в свете вновь появившихся магических способностей. Мне нужно было: первое — набить желудок чем-нибудь съедобным, второе — что-нибудь мягкое, на что можно лечь. Первое отпадало сразу — насколько я знаю, даже милорды архимаги не владели магией, способной насыщать голодный желудок. Во всяком случае, оба виденных мной архимага предпочитали пользоваться результатами труда обычных поваров. А второе… пожалуй, я бы мог заставить траву держаться в одной куче, не набивая ее в мешок. Но мне недвусмысленно было велено не высовываться из комнаты, а Урсай не тот тип, чьи указания можно трактовать двояко.
Нарвать и натаскать траву через окно магией… в принципе, ничего невозможного, пусть даже и ночью, но результатом продолжительных усилий у открытого окна стали лишь пяток травинок, горсть земли, кусок дождевого червя и непонятно откуда взявшийся высохший плавник какой-то рыбешки. Плавник я тут же сжевал, червяка брезгливо оглядел и выкинул обратно в окно — от соблазна подальше. После чего присел у стены и задумался. Пожалуй, задачка в очередной раз оказалась мне не по силам. Травы я нарвать не могу. Если бы у меня был мешок, я бы мог сделать его воздухонепроницаемым, надуть и спать на нем, но мешка, как нетрудно догадаться, тоже не было. Можно попробовать провернуть этот фокус с рубашкой — хоть подушка будет, все ж не совсем на камнях спать. Я, сморщившись от боли в затекшей ноге, выпрямился, снял куртку, принялся стаскивать рубашку, и тут меня осенило: что такое неудобство? Это та же боль, только в меньшей степени. Если вдуматься, то и голод тоже! Если уж я стал исчадием Тьмы (поневоле, заметьте, исключительно поневоле), так почему бы мне этим не воспользоваться? Попробовать-то можно. Я вышел в середину комнаты, лег на камни, создал простенькую иллюзию и попытался на нее замкнуть канал боли, как учил меня Темный. Не получалось; видимо, неудобство за боль не считалось. Разозлившись, я приподнял голову, уронил ее обратно и зашипел — получилось даже больнее, чем я собирался. Зато канал замкнулся сразу, как купленный. Боль немедленно испарилась, но я не спешил размыкать канал, даже, наоборот, немножко его расширил и немного поработал над рожденной иллюзией. Теперь меня окружал богатый интерьер, долженствующий, по моему замыслу, принадлежать покоям саманского халифа. Танцовщицы, правда, мне так и не удались, несмотря на все мои старания, и в конце концов я плюнул на них и создал вокруг себя альков, накрытый полупрозрачным шелком. Сквозь него мои танцовщицы смотрелись вполне прилично, и сам халиф бы не отличил. Я повернулся на бок, с удовлетворением отметив отсутствие неприятных ощущений, в том числе и чувства голода, и закрыл глаза. Ох и устал я сегодня… но определенно в положении темного мага есть некоторые прелести.
