За время пути на нас еще несколько раз нападали злыдни, а однажды вязкую тишину прорезал тонкий детский плач. Он резанул по слуху и сердцу с равной силой. Марий остановил меня, схватив за руку. Совий пытался понять, откуда доносится звук. Я посмотрела на них обоих по очереди и, преодолевая ноющее чувство в груди, прошептала:
- Детям тут взяться неоткуда, вы же понимаете?
- Я не собираюсь мчаться на выручку, прямиком в пасть неизвестной твари, – хмуро глянул на меня охотник. – Но проверить, нельзя ли ее уничтожить, точно не помешает.
- Зачем? – Марий вздернул бровь в своей излюбленной манере, но вопрос был задан правильный – пришлось смолчать и дожидаться ответа. – Ты собираешься вырезать все население Чащи? Спешу тебя расстроить, но на это человеческой жизни не хватит. Хотя бы потому что она очень быстро оборвется – Пряхи не успеют закончить нитку.
- Затем, что я этот плач слышу уже верст с пять. Эта тварь движется следом за нами, пробуя свои силы. И я не хочу оставлять за спиной нечто столь настырное.
Мы с черноволосым дейвасом переглянулись. Не знаю как Марий, а я точно устыдилась. Я ничего не слышала до этой минуты, и дейвас, судя по его недоверчивому лицу, тоже.
Совий меж тем уже свернул с тропы и осторожно крался вперед, отодвигая с пути слишком низко опустившиеся ветки. Как бы мне ни хотелось сесть на землю и подождать его возвращения прямо здесь, просто так отпустить рыжего в молчаливо смыкающийся за ним мертвый лес я не могла. Поэтому, тяжко вздохнув и проверив, легко ли кинжал соскальзывает в ладонь, пошла следом. Когда я проходила мимо Мария, дейвас только покачал головой, но я все же услышала его шаги за спиной.
Плач становился все ближе. Мы вынырнули из-под ветвей: впереди расстилалась поляна с серебристо-белой, будто заснеженной, травой. Посреди полянки скорчилась на пеньке низенькая фигурка. Ребенок лет четырех с виду раскачивался из стороны в сторону и жалобно всхлипывал. Хоть я и знала, что это ловушка, причем ничем не прикрытая, меня все равно затопила жалость и желание утешить малыша и скорей отвести его домой к маме.
Совий бесшумно снял лук с плеча. Но видимо, даже того крохотного, неслышного нам с Марием звука хватило, чтобы потревожить стенающую навью. Она вскинула личико – человеческое, вот только глаза горели нехорошим огнем – и растянула в оскале огромный зубастый рот.
- Мамочка, – всхлипнуло существо и сорвалось с места, кинувшись прямиком…ко мне.
На ходу из маленького тельца, с жутким треском прорывая плоть, прорезались восемь паучьих ног. Нечисть скалилась и шипела, от каждого удара волосатых лап о землю в воздух поднималось облачко белесой пыли. Чем ближе тварь подбегала к нам, тем явственней слышался треск. Опустив глаза, мы похолодели: жуткий паук шествовал прямиком по костям – это они рассыпались в прах, засыпавший всю поляну до последней травинки.
- Может, она тоже хочет залечить раненую лапку? – съязвил Марий, намекая на мой недавний порыв и создание из корней. Я не успела возмутиться: тварь уже добежала до нас, и закипел бой.
Дейвасы кружили вокруг паука, словно хищные птицы, но тот молниеносно крутился во все стороны, блокируя стрелы и удары черного меча. Лжепаук рвался ко мне как одержимый, и, в отличие от лесного гостя, явно горел желанием порвать меня на части. Марий попытался ударить огнем, но тот почему-то не причинял твари вреда, бесполезно растекаясь по ее щетинистому бурому телу. Я прицелилась и метнула кинжал в тот момент, когда тварь развернулась к Совию. Попала – одним из восьми глаз стало меньше. Вот только пауку такая рана, видно, показалась оскорбительной, и он решил одним ударом покончить со мной. Присел, напружинился – и прыгнул, перелетев через дейвасов и обрушившись передо мной вонючим клубком острых когтей, голодной пасти и залитого серой кровью детского личика. Я оцепенела, чувствуя, как до дрожи натянулась нить моей жизни. Прямо сейчас Пряхи примеривались, как ловчее ее обрезать, а все, что я могла – с ужасом смотреть в глаза существа, жаждущего испить живой крови.
В нос ударил запах живицы, и паука сбил темный крупный силуэт. По ушам резанул визг, и я скорчилась, зажимая их руками. Визгу вторил утробный рык и знакомый стрекот корней. Лесной гость с обугленной спиной рвал паука на части. На мгновение он поднял голову, испачканную серыми потеками, и ощерился, будто говоря: уходи! Прежде чем я успела пошевелиться, дейвасы подхватили меня с двух сторон и утащили прочь, пропустив мимо ушей все то, что я им высказала, отчаянно пытаясь вырваться и вернуться, чтобы помочь лесному гостю.
С того момента я не проронила ни слова.
Я распахнула глаза, чувствуя, как бешено колотится сердце. Показалось, что кто-то тронул меня за плечо, и я вскинулась, опираясь на локоть, но в нашем маленьком лагере царила тишина. Спиной ко мне, завернувшись в кафтан, спал Марий. Его лицо во сне напоминало статую – такое же холодное, безжизненное и прекрасное. Я на секунду засмотрелась, но потом тряхнула головой и беззвучно выругалась. Похоже, не встреться мне Совий первым, и шансов избежать рук Мария не было бы никаких – так сильно он меня притягивал.
Слава Сауле, что отвела этакое счастье.
Оглядевшись, я увидела Совия. Он сидел чуть в стороне, обмякнув и свесив голову на грудь. По его виду можно было подумать, что сон настиг его на ходу. Скорее всего, так и было: Совий вызвался стеречь первым. И я глубоко сомневалась, что охотник просто так взял и уснул бы на страже. По спине протянуло морозом от осознания, как легко Чаща могла справиться с нами – всего лишь наслав крепкий сон. Но отчего-то никакая нечисть нас не побеспокоила…
Стоило подумать о нечисти, как мое внимание привлекло неяркое свечение. До боли вглядевшись в темноту, я увидела огонек, словно кто-то нес зажженную лучину. Показалось даже, что неверный свет обрисовывает силуэт человека. И это был очень знакомый силуэт.
- Мама?..
Я вскочила на ноги, продолжая всматриваться в ночь; от резкого движения закружилась голова, и я заморгала, прогоняя муть перед глазами. Когда я снова нашла взглядом огонек, он уже отдалился, будто несущий его человек уходил прочь. Я застегнула куртку, скрутила волосы в пучок, чтобы не зацепиться ими за ветки, и побежала вслед за удаляющимся огоньком. Собственные слова о том, что древний дейвас как-то сумел открыть дорогу в мир Нави, породили в сердце робкую надежду. Что если мама увидела меня оттуда и пришла на помощь? А даже если это не она – может, наша затея все же не так безнадежна, и лаумы действительно сумели выжить в Чаще?
Промелькнула мысль, что идти одной в непроглядную темноту, даже не попытавшись разбудить дейвасов, это чистое безумие. Но тут же исчезла, словно ее кто-то смахнул рукой.
Я быстро запыхалась и задышала ртом. Кисельный воздух с трудом наполнял грудь, и привычный темп хождения по лесу долго выдержать не удалось. Огонек, к которому я едва приблизилась, стал удаляться. Я открыла было рот, чтобы окрикнуть того, кто держал путь в ночной Чаще, но нога вдруг соскользнула с дороги и с хлюпаньем ушла в воду.
Похоже, водоемы здесь все-таки были.
Я рывком выдернула ногу; влага едва залилась в сапог, но ее холодное прикосновение словно вернуло мне разум. Я заполошно огляделась: вокруг, насколько хватало глаз, простиралось болото. Как будто гигантское черное зеркало разбилось, и осколки его плашмя упали на землю. Тут и там из зеркальных просветов вытягивались корявые чудища, чуть светящиеся в темноте зеленым. Я скорчилась, осознав, что стою на крохотной кочке. Стоило шагнуть в любую сторону, и я провалилась бы в бочаг, не успев даже вскрикнуть.
Самым жутким на этом болоте была тишина. Не квакали лягушки, не жужжали комары, не ухала выпь. Глубокая, безграничная тишина душила и лишала ориентиров. Показалось, что я оглохла, и я судорожно дернула сухим горлом. До ужаса захотелось подать голос, чтобы услышать хотя бы саму себя. Но чувство опасности сжало затылок длинными липкими пальцами, и я не издала ни звука. Напротив, постаралась даже дышать как можно реже и тише.
