— Зря мы так задержались, Петр Иваныч… — опасливо поеживался сисадмин.
— Серега, не гони волну — чего ты трясешься, как банный лист на заднице эпилептика? Мы ушли, так?… За нами никто не гонится, так?…
— Не так, шеф, — хмуро сообщил Валера, приотставший от остальных. — За нами гонятся тридцать воинов во главе с вождем.
Сомневаешься — стреляй.
Джон Рэмбо
— Они все еще идут? — спросил Колобков через час.
— Идут, шеф, — мрачно откликнулся Валера.
— Ну ты им пивка, что ли, предложи, а то устали, небось…
Дружина вождя Серванго и сам вождь Серванго неутомимо передвигались по лесу, пробираясь сквозь деревья. Тепорий мягко разливался в воздухе, освещая все вокруг, вождь дружелюбно похрюкивал, опираясь на плечи самых могучих (и самых невезучих) бойцов, и время от времени выслушивал доклад скороходов, шуршащих вокруг этих беломордых пришельцев.
Мудрый и великий вождь, которого не согнули ни годы, ни жены, ни обкуренный шаман, отнюдь не собирался расставаться с новыми гастрономическими ощущениями, забредшими в поселок Бунтабу. Да, сегодня они неприкосновенны — Лукенкуи не любит тех, кто попирает законы гостеприимства. Не годится гневить Лукенкуи. Но «сегодня» уже заканчивается. А когда наступит День Превращения, обычные правила перестанут действовать, и с гостями можно будет делать все, что душа пожелает.
Душа Серванго желала их съесть.
— Тумбала-тумбала-тумбала-тумбала, тумбала-тумбала-тумбала-тумбала… — напевали походную песнь Бунтабу воины.
Мбумбу уже готовили факелы — все по очереди подходили к Носителю Огня со своими палками. Огонь у этого первобытного народа считался великой ценностью — добывать его умели только трением, и секреты этого трудоемкого процесса тщательно охранялись немногими посвященными. Поэтому, отправляясь в ночные походы, они всегда брали с собой большую раковину, наполненную тлеющими кусочками гриба Астури (разновидность трутовика). Этот гриб мог несколько дней «гореть, не сгорая», и отлично подходил в качестве зажигалки.
А Колобков подгонял своих людей буквально пинками. Ему было ужасно стыдно, но он совершенно не следил за магическим компасом, когда шли к поселку, и теперь понятия не имел, в какую сторону нужно двигаться, чтобы добраться до бухты, где ожидает «Чайка».
— Папа, ты уверен, что мы правильно идем? — настойчиво спрашивала Света.
— Уверен, — сердито огрызался отец, оборачиваясь в сторону терпеливо плюхающих следом туземцев.
— Петр Иваныч…
— Серега, утухни.
— Да мне-то что… просто смеркается уже… Может, ходу прибавить?
— А ты еще не устал? Чего не ноешь, как обычно?
— Для спасения жизни я готов пробежать марафонскую дистанцию, — сухо ответил Чертанов.
— Потому что трус?
— Нет, потому что люблю жить. Может, все-таки оторвемся, а?
— Серега, не придуривайся. От папуаса в джунглях не оторвешься — он тут всю жизнь прожил. Шевели лучше ногами — больше пользы будет.
— Дядя Сережа, а та свистулька для вызова черта у вас с собой? — вдруг спросила Света.
— Вот… а что?…
— Да я подумала, что надо было вам в нее свистнуть, когда вы… вроде как шаманили.
— Эх, классная мысль… — посетовал упущенной возможности Сергей. — Да, эффектно было бы… Но теперь-то что?…
— Так, переходим на аллюр!!! — громогласно взревел Колобков, толкая дочь в спину и мгновенно разгоняясь.
Его прыть была вызвана тем, что по календарю Бунтабу наступил следующий день. И все мбумбу резко прибавили шагу. Даже вождь начал перебирать слоновьими ножищами куда резвее, чем раньше.
— Тума-тума-тума-тума, тума-тума-тума-тума!!! — перешли на боевую песнь воины.
— Беги, беги, Серега, беги со всей дури! — успел на ходу пнуть Чертанова Колобков.
Несмотря на коротенькие ножки и объемистый животик, Петр Иванович летел, как птица. Да и Чертанов снова отыскал в себе скрытые резервы, злобно думая, что орда негров с факелами — это еще хуже, чем самка Большого Шумузи. Та, по крайней мере, собиралась их всего лишь растоптать.
— А, черт!!! — взвизгнул Сергей, едва успев увернуться от брошенной кем-то булавы. Он машинально приложил к губам свистульку и дунул в нее.
— Пчхи!.. Пчхи!.. Ладно, ладно, я еще добавлю бесплатные тостеры! — воскликнула Стефания, появляясь из облака дыма. — Ай!!!
Ее появление спасло Свету — булава, предназначавшаяся ей, попала в плечо несчастной девушки с рогами. При виде бегущей и орущей толпы негров глаза чертовки резко округлились, она развернулась на сто восемьдесят градусов и бросилась вслед за улепетывающими землянами.
— Тос… теры и путевку на… на Канары!.. — пропыхтела она, поравнявшись с Колобковым. — За каж… каждую душу! Ай!!!
Получив еще один удар булавы меж лопаток, она подскочила метров на пятнадцать и приземлилась далеко впереди. Мбумбу этот лихой финт нисколько не обеспокоил — они даже не притормозили.
В воздухе засвистели камни — многие воины начали раскручивать пращи, одновременно облизывая каменные пули — пусть слюна ведет снаряды точно к добыче. Один булыжник угодил в спину Гене, другой ударил точно в затылок Чертанову. Сисадмин тихо охнул и обмяк. Гена схватил его за шкирку и перебросил через плечо, не сбавляя темпа. А вот Валера его слегка сбавил — он повернулся, выхватил браунинг и несколько раз выстрелил в толпу, не слишком-то прицеливаясь. Два воина упали. Телохранитель замер, прислушиваясь к происходящему.
— Ла-ла моцуги [42]? — строго спросил вождь, пихая ближайшего мбумбу пальцами ног.
— Сокута моцуги, Паруски моцуги-по [43], - отрапортовал ближайший воин.
— Лажука [44], - кивнул вождь, швыряя в Валеру свою булаву.
Телохранитель, не понявший ни слова, дернул головой, увертываясь от снаряда, и бросился догонять шефа. Он узнал все, что хотел — гибель соратников мбумбу не останавливает, а огнестрельное оружие не пугает. Перебить всех будет слишком трудно — пращи, метательные булавы и «вороньи клювы» уступают браунингам, но зато враги многократно превосходят Гену и Валеру в численности. К тому же им привычно вести бой в тропическом лесу, а вот телохранителям Колобкова — наоборот. Они привыкли воевать в каменных джунглях современных городов, на худой конец — в горах Кавказа.
Возможно, на свете существуют люди, которых хлебом не корми — дай побегать ночью по джунглям. И, желательно, чтобы на пятки наступала куча до зубов вооруженных каннибалов. Если и так, никто из присутствующих в их число не входил и ходу не сбавлял — особенно прытко удирала Стефания. Погибнуть в желудках дикарей — какая нелепая смерть для падшего ангела!
