Гошты, давно иссохшие и вырубленные, в русовской вселенной стояли живыми-невредимыми, цвели, источая густой аромат, сильно напоминающий цитрусовый. Было пасмурно и совсем не по-тирски прохладно. И Рус, и Гелиния были одеты в длинные кожаные плащи с капюшонами — точными копиями тех, в которых они представлялись жрецами Геи. Муж приобнял за талию упирающуюся, все еще обижавшуюся жену и загадочно-ироничным тоном молвил:
— А я тебе как-то говорил. Ты не поверила. Больше не стал. Вспомни! — он слегка повел головой и гоштовый сад превратился в обычный земной городской дворик между понурыми пятиэтажками — хрущевками. Они с женой очутились рядом с песочницей. Неподалеку стоял доминошный стол с прибитыми к нему лавками, одна из которых подпирала давно поломанные качели. В одном из этих домов, ему, ветерану — афганцу, а заодно и воспитаннику местного детдома, государство, в лице горисполкома города Кунгура Пермской области, предоставило однокомнатную квартиру. В последствии Вовчик её продал и перебрался в Псков, к Игнатию…
— Как?! — ахнула Гелиния, с трудом уняв досадное разочарование. — Ты из «Мира без Сил»? — она вспомнила объяснения мужа, в которых чувствовалась в то время непонятная грусть. Теперь её осенило, что ту тоску можно было назвать ностальгией… она многое поняла, кроме… — А как ты у нас оказался?.. Надо же, совсем без Силы… Грязно тут у вас, неуютно, — и Гелиния бестактно передернула плечами, будто сбрасывая брезгливость, не подумав, что мужу это может быть неприятно.
— Хм. Это ты еще бычки в траве не искала… их полно. Особенно возле стола… — грустно пошутил Рус. — Давай, присядем, — сказал, показывая на качели.
Сдул откуда-то взявшийся на доске песок и усадил супругу. Сел сам, незаметно увеличив ширину сидения — качели были рассчитаны на двоих детей, а никак не взрослых.
— Я расскажу, Гел, только подожди немножко: надо созвать всех сразу, чтобы не повторяться.
— Рус! — вдруг ахнула Гелиния и вскочила. — Ты чего расселся! Надо Гнатика спасать, а ты!
Рус, не вставая, притянул жену к себе и шепча на ухо: «Время стоит, ты что — забыла?», усадил её обратно. Гелиния, несправедливо проворчав «как ты можешь быть таким спокойным!», обняла супруга:
— Но ты не тяни, хорошо? А то у меня сердце изнылось… О, Величайшая, помоги своей недостойной посвященной, раскаявшейся матери… — Пока она молилась, Рус успокаивал собственное взбунтовавшееся нутро:
«Спокойно, Владимир Дьердьевич, спокойно… у-у-у сука, убью!!! Нет, нельзя психовать!.. Пока нельзя… Гнатик, сыночек, ты потерпи. Я точно знаю, что ты здоров… Хватит, Вовчик! Даже не думай об этом! — так он отгонял от себя желание вызвать отражение души сына. Очень боялся рисковать: неизвестно, какая душа у восьмимесячного малыша, пусть и развитого «не по годам». Вдруг, получит травму? Да на всю жизнь. А если Рус сомневался, то старался не рисковать. Тем более не собой, а сыном. — Ответишь, паучиха, а пока — спокойствие… помоги, Величайшая! Дай Силу. И вы: Великий и Справедливый — не оставьте меня…», — под конец и сам помолился.
Вскоре Гелиния увидела, как в паре десятков шагов от них, прямо над зеленым газоном с нераспустившимися цветами, стали возникать висящие в воздухе фотографии. Она уже знала название этих четких рисунков, — Рус как-то просвещал. Девушка не считала точно, но была уверена, что число рисунков превысило количество лиц, в данное время находящихся в кабинете мужа, и тогда изображения стали превращаться в людей — одно за другим. Два последних незнакомых этруска появились с трудом: прозрачные фигуры как бы нехотя обрели окрас, объем и саму жизнь. Они оба были странно низкорослыми, примерно с Руса, и оба были явно непривычны к «Русовской глубине», как Гелиния называла вселенную мужа. Нет, один оказался более опытен: схватил за руку друга, взор которого панически метался, и зашептал ему что-то на ухо. Вдруг, они увидели Эрлана, который с хмурым интересом оглядывал окружающий абсолютно не геянский пейзаж и замолкли. А рядом с царем стоял невозмутимый Фридлант.
Наконец, Рус заговорил и Гелиния поразилась хриплости его голоса. Повернулась к мужу и в груди у неё все занемело. Так и захотелось крикнуть: «Русчик, беги отсюда! Пожалуйста, милый, не мучь себя!», — и она, пытаясь сглотнуть ноющий во всем горле ком, пряча предательские слезы, еле сдержалась — промолчала. Успокаивая себя тем, что «так надо», никого не стесняясь, обняла мужа и прислушалась к его словам:
— Простите, друзья, что я позвал вас всех вместе. Многие из вас знакомы, некоторые — нет. Хотите — знакомьтесь, хотите — нет… Эрлан, тебе, как царю — отдельное приветствие. Давно не виделись… Адыгей! — немного повысил голос. — Помолчи, пожалуйста… все молчите, мне и так нелегко. Не ожидал я, что всего два десятка отражений удержать — так трудно… кхм, — кашлянул в страшно бледный и худой кулак и продолжил. — Не чувствуете Силу? Правильно, её в данный момент нет. Сейчас здесь нет сущности никого из богов… я и собственную Силу… мои телесные силы от вас отвел, чтобы прочувствовали, — не преминул уточнить. Так сказать «во избежание неверных истолкований». — Так вот, все, что вокруг вас — есть копия моего Мира, откуда я родом. Давно следовало рассказать, но все время считал, что некогда… да и опасался я. Это особенно к этрускам относится: одно дело предполагаемый бастард Грусса, другое — совершенно чужой человек… Да, человек! — Рус повысил голос в ответ на недоверчивые выражения, прочитанные в лицах многих. — И настаиваю на этом. В родном мире я был воином, был… охранником, и в ваш мир попал случайно… нет, не случайно. Расскажу с самого начала…
Рус прислушался к своим силам и оптимистично заключил, что на удержание всех «отражений», на сохранение неприглядной земной обстановки в течении пары четвертей внутреннего времени — должно хватить. Успеет и рассказать все, начиная с того, как сбил в своем мире Флорину и очнулся в Главном Месхитинском храме… Даже, похоже, сможет ответить на вопросы, основным из которых будет, без сомнения, «Ты Бог или Демон?». Он уже заранее решил, что не станет скрывать свое участие в Ссоре Богов, но только в виде «пасынка Френома». Мол, отчим, да Гея помогали, а без их Сил — никак. О «проглоченных» каганах с альганами говорить не станет, как и о пользовании Силой пятен — тогда еще «бесхозной», — умолчать постарается. А то не отвертится — в демоны, пусть и в «своего», запишут… и, конечно, о «печатях» — молчок! О встрече с Эледриасом… подумал и мысленно отмахнулся — куда выведет рассказ, какие зададут вопросы… а Грация вполне может напомнить, — не страшно будет и открыть тот факт… точно! Меньше подозрений в демоничестве останется…
