В темноте прыгать вниз, очертя голову, было страшновато, но иначе было нельзя — вспомнив тех, на улицах, он поёжился и решительно полез на пали.
И именно тут из прогала в тучах выглянула луна и облила бледно-прозрачным голубоватым светом холмы, лес и крепость. И в первую очередь — человека на гребне тына. Дозорные Волчьего Хвоста на миг опешили.
Беглец взмахнул руками, сиганул вниз. И тут же тишина взорвалась криками, топотом, матом и собачьим лаем. Беглец скатился по валу к Ирпеню, нырнул в воду и бешено заработал руками и ногами. Отплыть подальше, подождать, пока течение снесёт его вниз и потом уже выбраться на сушу — всего и дел.
Чапурич рассчитал почти всё — и то, что тын не так высок и вплотную подходит к реке, и то, что Военежичи не полезут в погоню за тын. Забыл только об одном — что они все родились на степной меже, выросли и возмужали в войнах, и с луком в руках не уступят ни козарину, ни печенегу…
Боль вдруг взорвалась в голове бешеным слепящим сполохом, руки отказались повиноваться, по животу пробежала судорога, и последним гаснущим всплеском сознания.
На стене двое воев несколько времени вглядывались в полумрак, потом один вздохнул, опуская лук.
— Попал? — негромко спросил второй. Первый в ответ только молча пожал плечами.
Солнце краешком алого полотнища задело окоём, и по Ирпеню покатилась звонкоголосая перекличка петухов. Сквозняк из узкого окошка клети шевелил чупрун, щекоча бритую голову. Чапура жадно слушал, втягивая сквозь зубы холодный утренний воздух, и гадал — какие ж петухи? Вторые, третьи? Почто-то это казалось ему донельзя важным.
— Это уже третьи, — раздался за спиной ровный голос Волчьего Хвоста. Чапура резко обернулся, сжав зубы до боли. Дверного скрипа он не слышал, шагов тоже — но на пороге сидел могучей глыбой Военег Горяич Волчий Хвост, а из-за неплотно прикрытой двери за его спиной сочился всё тот же знобкий весенний сквознячок.
Чапура, прищурясь, уселся на лавку у стены:
— Чего пришёл? — спросил враждебно и холодно.
— Погоди звереть, — неожиданно миролюбиво сказал Волчий Хвост, плотнее запахнув на груди плащ-коцу. — Разговор есть…
Двое кметей на забороле сперва не слышали ничего, видели только как воевода зашёл в клеть, в которой держали голову. Невольно переглянулись. Потом до них долетел полный злобы выкрик Чапуры:
— Тать! Проклинаю! Поди прочь!
Распахнулась дверь, Волчий Хвост выскочил из клети, как ошпаренный. Он обернулся, словно хотел что-то сказать, но дверь уже захлопнулась. Военег Горяич дико огляделся, заметил обоих кметей, и они мгновенно отскочили от края стены, — не попасть бы под горячую руку. Они уже не видели, как воевода, сгорбясь, задвинул на двери тяжёлый засов и медленно побрёл к крыльцу терема, подволакивая ноги. Куда и делась его знаменитая волчья стать?
А над сползающим с града туманом и радостно-горластой перекличкой петухов на высокую жердь судорожными рывками вползал чёрный прапор.
Жар, поутру выйдя полунагим во двор, случайно глянул в сторону крепости и остоялся. Замер, не отрывая глаз.
Над головной вежой, вздетой над валами сажен на пять, там, где ещё вчера трепетал багряный стяг Владимира с белым падающим соколом, ныне реяло чёрное полотнище с серебряной каймой по краю.
Жар оцепенел. Вестимо, после того, что вчера случилось, можно было ожидать всякого, но чтобы вот так…
Задумчиво поцыкав зубом, он подошёл к колодцу, поднял из восьмисаженного провала деревянную бадью с ледяной дымящейся водой. Делал он всё это медленно, продолжая обдумывать увиденное, и очнулся, только вылив себе на себя всю бадью. От мгновенного обжигающего холода он передёрнулся, зашипел сквозь зубы и убежал обратно в хату.
Жена уже хозяйничала у печи, гремя ухватом и горшками.
— Млава.
— Чего ещё? — не оборачиваясь, отозвалась она.
— На торг не ходила ль?
Проснулся он ныне поздно, жена вполне могла и на торг успеть сходить, и сплетни свежие узнать.
— Ходила, — хмуро сказала она, ставя на стол дымящийся, даже на вид горячий горшок со щами и наливая ему полную миску. — Это ты спишь мало не до обеда…
— И что слышно? — равнодушно спросил Жар, даже не заметив её упрёка и задумчиво водя ложкой по щам.
— Вроде кто-то из Чапуричей из крома сбежал. То ль в граде прячется, то ль ещё что… болтают, что ночью пробовал через тын выскочить, да подстрелили его. К вымолам потом прибило.
— Насмерть? — всё ещё думая, спросил он.
— Насмерть, — её голос дрогнул. — Весяне с торга уезжать хотели, Военежичи их не выпустили, в граде держат. Вроде как ждут кого. Говорят, Свенельда твоего поминали… — она осеклась, но было поздно.
Жар замер с ложкой в руке, полураскрыв рот и тупо глядя перед собой. Горячие щи текли тонкой струйкой ему на штаны, но он сидел, вытаращив глаза и ничего не чуя. Млава, глядя на него, видно что-то поняла и тихонько завыла, прижав ладони к щекам.
— А ну цыц! — Жар очнулся и уронил ложку на стол. Жена послушно умолкла. — Сколь раз говорил — молчи о том!
— Страшно мне, ладо, — глухо сказала она, глядя в сторону. — Это ведь война.
Он несколько мгновений помолчал, потом обронил, низя взгляд:
— Мешок собери.
— Не ходи! — встрепенулась было Млава, но Жар цыкнул на сей раз уже не шутя:
— Будет! — и сбавил голос. — Надо. А пойду не сей час — вечером. Даже ночью.
Жар полз по склону градского вала. Чёрный балахон прятал его в тени тына, но и двигался он всё одно медленно, по вершку в полчаса. Дело было привычное, проделанное за последние два года уже не раз — всего-то незаметно выбраться из града. Он, не в пример тому злосчастному Чапуричу, лез через тын не возле реки, а вовсе с другой стороны, причём на самом видном месте. Многолетний опыт говорил ему, что так делать лучше всего. Ныне варта была гуще и строже, нежели всегда, но от того только веселее.
Над градским тыном в свете луны чётко выделялись человеческие фигуры — кмети Волчьего Хвоста и вартовые. На небе не было ни облачка, полная луна светила ярко, светло было почти как днём. Жар затаился выжидая. Сей час…
Около полуденной вежи раздались пьяные голоса, крики — кто-то дрался, кто-то кому-то бил морду, кто-то орал так, что слышно было не только в кроме, а и за рекой, пожалуй.
Вот оно!
И вои, и кметь, как водится, вытаращились в сторону драки, похоже, даже об заклад бились, или что-то вроде того. Жару было не до них. Он выскочил из тени, швырнул аркан, дёрнул. Петля захлестнула островерхую палю. Несколько движений — и он на вершине тына. Сдёрнул петлю, прыгнул через тын, повис на руках. Отпустился, упал вниз и вновь замер. Теперь вновь ждать — Военежичи наверняка уже отвернулись от драки и теперь зрят во все глаза. Но и ждать ему недолго — скоро внимание ослабнет, и тогда Жар проползёт у них под носом к ближнему овражку, коим и до леса недалеко. А там, за лесом, в веси, у доверенных людей, содержался его боевой конь, за ним ухаживали, и взять его он мог в любое время.
