Луис проглотил «спасибо», готовое сорваться с языка. Слуги начальника священных покоев должны принимать всякую любезность как должное.
Он вошел вслед за Мелетиосом в темную дверь. Из-за нее пыхнуло жаром и несносной вонью. Луису показалось, что он входит в гнилой рот на уродливом лице.
Они миновали короткий коридор. Откуда-то доносилась музыка: пронзительная дудка и барабан. Мелетиос отпер внутреннюю дверь.
Они оказались в большом помещении со сводчатыми потолками, где горели камышовые факелы и ниточки дыма от благовоний висели в спертом воздухе. В одном углу играли несколько музыкантов и танцевала девушка. Она была очень красивая, с темными глазами и волосами, все ее тело было закутано в длинные шарфы из блестящего шелка. Мужчина в кандалах, на богатом ложе, обтянутом зеленым бархатом, смотрел на танец. Девушка гнулась и извивалась перед ним, падала на пол, снова поднималась, сбрасывая с себя шарф.
— Нет, подумать только, — сказал Мелетиос. — Даже здесь некоторые не могут удержаться и не кичиться своим богатством. Это, надо думать, какой-то обряд.
— Это танец семи покрывал или что-то вроде него, — сказал Луис.
— Что это такое?
— Есть одна языческая легенда. Богиня Иштар сходит в подземный мир в поисках мудрости. Она проходит через семь ворот, которые ведут туда, и каждый раз привратник заставляет ее снимать с себя что-нибудь, пока она не остается нагой. Она находит способ выйти из мира мертвых, по пути забирая свою одежду. Она поднимается на землю, но по уговору обязана оставить в нижнем мире кого-то, кто заменит ее. Она выбирает своего брата, который пьянствовал все время, пока она была внизу.
— Ну, эта девица отсюда не вышла бы, если бы не вон те двое, — заметил Мелетиос. Он кивнул на двух мужчин в углу. Луис узнал в них норманнов. Явно телохранители девушки. Раньше он не встречал этих воинов, возможно, и они не узнают его.
— И ты позволяешь узникам нанимать вооруженных охранников?
Мелетиос пожал плечами.
— Мы позволяем все, если цена подходящая.
— Даже свободно ходить по тюрьме?
— Зависит от того, насколько влиятельные у тебя враги, — ответил Мелетиос.
— Значит, у этого купца воистину могущественные враги.
— Еще какие.
К ним присоединились шесть тюремных стражников.
— Неужели нам надо столько народу? — удивился Луис.
— Слухи просочились, — пояснил Мелетиос. — Мне это нравится не больше, чем тебе, но они явились из дворца и с императорской печатью. Кто-то очень не хочет, чтобы с тобой случилась какая-нибудь неприятность.
Луис счел себя ловкачом, когда избавился от приставленных телохранителей. Теперь он уже не чувствовал себя таким уж ловким, осознав, что тот, кто наблюдает за ним, всегда ступает на шаг впереди.
— Кто их прислал?
— Не знаю, печать императора. Кто угодно мог.
Луис окинул стражников взглядом. Никакой узнаваемой униформы.
— Кто вас прислал?
— Главнокомандующий, господин, — ответил тот, что стоял первым. — Мы здесь, чтобы тебя защищать.
— Ну, с вами шестерыми мне ничего не грозит, даже если все узники навалятся скопом. Что ж, тогда пошли.
Они миновали еще две двери, прошли по очередному узкому коридору и вышли в просторное, темное и сырое помещение, своды которого поддерживали колонны. Здесь уже никто не танцевал, только люди в кандалах пели, взывали к Христу и к любимым.
Кто-то выводил высоким, чистым голосом пасхальный гимн:
Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав.
— Человек-волк прячется здесь? — тихонько спросил Луис у Мелетиоса.
— Нет, в нижних коридорах.
Луис сглотнул комок в горле. Ясно, что это не самое страшное место в темнице. Еще одна дверь, ступеньки, и вонь ударила в лицо, как тяжелый кулак.
Мелетиос снял со стены факел, явно нисколько не смущенный затхлым воздухом.
— Вниз.
— Он здесь?
— Гораздо дальше.
Они спустились по лестнице и оказались как будто в ожившей картине Страшного суда, в адской пасти, разверзнувшейся на земле: люди в оковах, обессиленные и умирающие, не могли даже позвать на помощь, лежа в собственных испражнениях.
Луис был не в силах помочь им, и это его злило. Он мог бы своей властью освободить одного, может, двух, но он не мог приказать, чтобы выпустили всех. Кроме того, они оказались здесь по какой-то причине. Государство перестанет существовать, если преступники смогут избежать наказания.
— Тоннели начинаются дальше, господин, — сказал Мелетиос.
Каждая клеточка тела Луиса отчаянно стремилась вернуться на поверхность. Какое-то глубинное животное отвращение, инстинктивное желание отказаться подальше от грязи и заразы. Он заставил себя успокоиться и пошел за Мелетиосом, перешагивая через больных и мертвых.
Помещение, точнее, природная пещера, приспособленная под нужды тюрьмы, было гигантским, оно тянулось куда-то в кромешную тьму. Когда факел Мелетиоса осветил дальний угол, Луис увидел, что потолок резко опускается, смыкаясь с полом. И только узкая щель в стене у самого пола подсказывала, что на этом все не кончается. Щель была такая, что войти или хотя бы заползти туда на четвереньках было невозможно. Всякий, кому пришла бы охота попасть на другую сторону, должен был протискиваться, лежа на животе, веря, что не застрянет, что за кругом света от факела его не поджидает бездонная пропасть. Луис прошел между заключенными, чтобы поближе рассмотреть щель.
— Это спуск, — сказал Мелетиос, — именно через него ушел чародей.
— Почему же эта щель не заделана? — спросил Луис. — Разве заключенные не могут бежать таким путем?
— Куда?
— Куда-нибудь.
— Они, как ты сам видел, в кандалах, — сказал Мелетиос. — Но даже если бы не были, это верный путь к смерти. Там можно заблудиться, можно упасть, можно повстречаться с призраками из тоннелей.
— Тем более необходимо заделать эту щель! — возмутился Луис.
— Она была заделана, — сказал Мелетиос, — только Господь осерчал и сотряс землю, чтобы вернуть все, как было. Поговаривают, это вход в ад, и лично я не собираюсь проверять, правда ли это.
Луис-то представлял себе пещеры высокими и широкими, а вовсе не такими. Неужели ему придется лезть за человеком - волком в эту дыру?
Мелетиос видел, что Луис колеблется.
— Так ты хочешь пойти туда, господин?
— Дай мне твою лампу.
— Или, может, ты хочешь допросить узников?
— Зачем?
— Они были здесь, может, видели что-нибудь.
«Будь осторожен». Ему вспомнились слова Беатрис.
