Он полз вперед на животе.
— Кем я был? Кем же я был?
Он чуял воду.
За спиной замелькали огни, послышались голоса. Он поднялся, длинная тень упала на стену. Откуда-то из недр тоннеля его звал еще один голос. Девочка?
Перед ним была вода. Вода связывает ее с ним. Он припал ртом к воде и напился.
— Это поток...
Он сам произнес эти слова, придвигаясь к воде еще ближе. Губы зашевелились, выговаривая другие слова:
— Слиянье вод в источнике мира,
Где мертвый бог взял свою мудрость.
Течение увлекало его куда-то. Это течение в настоящем мире или в мире его грез?
Раздался крик.
— Что ты делаешь? Это он тебе нужен!
— Ты совершил уже немало ошибок, Мелетиос!
— Именем начальника священных покоев, приказываю остановиться!
Аземар узнал один из голосов у себя за спиной. Этот голос как будто вызывал в памяти картины из прошлой жизни, жизни до Нумеры, до того, как он ел кровавую пищу, высасывая знания из человеческих костей, до того, как увидел мир таким, какой он есть, в пятнах и поту, в грязи и вони, каким не видит его человек.
Раздался еще один крик и треск.
— У него нож! У этого негодяя нож!
— Куда он побежал? Зажигайте факел. Вы, болваны, зажигайте факел!
Безумные голоса доносились откуда-то с верхних ярусов, наплывали горячей волной страха, который Аземару казался аппетитным, словно запах из котелка.
«Ты рядом с ней. Приведи ее. Я стану твоим спасением». Это снова звучал голос девочки, звучал в его сознании так отчетливо, как будто она стояла рядом с ним.
— Кто ты такая?
«Та, которая сидит и ждет. Та, которая отдала за мудрость все».
— Так ты демон.
«Нет».
— Ты тварь из темноты.
«Это ты из темноты, из страхов и фантазий».
— Кто ты такая?
«Приведи ее ко мне».
— Кого?
Ответа не последовало.
— Зажигайте! Зажигайте скорее! — Это снова голоса сверху.
Вопль, крик боли внезапно вернул его в прежнее «я».
Он вспомнил Луиса, его друг был совсем ребенком, когда они познакомились, он так боялся засыпать в просторном дормитории, плакал от тоски и одиночества. Аземар рассказал, что и сам чувствовал то же самое в первую ночь в монастыре. Луис входил в круг его друзей, добрых и милых людей, помогавших ему.
— Найдите его. Сюда. Вот так-то лучше. Вон туда, по коридору, еще дальше. — В грубых голосах угадывался страх.
Аземар заговорил:
— Я не стану тем, кто я есть.
«А кто ты есть?» Это снова спросила невидимая девочка.
— Я голод, — сказал Аземар.
«Ты волк».
И вот тут он побежал на свет, мерцающий в верхних коридорах, на крики и вонь страха, сочившуюся вниз.
Шесть человек: один лежит мертвый на камнях, один убегает, остальные догоняют.
Аземар не рассуждал и не задавал вопросов. Его обострившиеся чувства разделили мир на две части: врагов и всех остальных. Человек, пробежавший мимо него в темноту, был ему не враг. Остальные, от которых разило острым запахом пота, чьи сердца стучали в ритме волнения и страха, а ножи ярко блестели в свете лампы, были такими же стражниками, как и те, что притащили его в темницу, бросив гнить заживо.
Он выпрыгнул из темноты, невидимый, неслышный, схватил двоих за руки, оторвал от пола и с силой швырнул на камни. Оставшиеся двое бросились на него. Нож летел Аземару прямо в живот, но движение показалось ему медленным, как будто противник просто протягивает ему оружие, а вовсе не пытается убить. Аземар шагнул в сторону, уходя от ножа, и наотмашь ударил стражника по шее, разорвав дыхательное горло и бросив его на пол задыхаться.
Другой стражник попытался ткнуть его ножом, замахнувшись сверху. Аземар перехватил руку с ножом, дернул на себя, ударив коленом по голове и вышибив из противника дух. Затем он развернулся к первой паре. Стражники приходили в себя, с усилием поднимались на ноги, пошатываясь, словно стояли на палубе корабля в качку. Аземар набросился на того, что стоял ближе, схватил за голову и вцепился зубами в горло. Стражник завалился на спину, голову и грудь залило фонтаном крови. Последний умер совсем легкой смертью — Аземар быстрым движением свернул ему шею.
Аземар опустился на колени, придерживая голову стражника.
— Я голоден, — сказал он.
«Ты голод», — произнес голос у него в сознании.
Ногтями он быстро сорвал кожу с груди, обнажая мясо, и принялся есть, упиваясь вкусом крови.
— Аземар! Аземар!
Тот голос. Он узнал его. Кто же это?
— Это я, Луис. Брось его! Ты столько натерпелся здесь. Ты сошел с ума. Брось его!
Аземар попытался заговорить.
— Я... — Это слово было подобно якорю для его сметенных бурей мыслей.
— Аземар, прошу тебя. Это же я, Луис. — Человек держал в руке факел.
— Да, я знал тебя в Руане.
— Знал? Да я же твой друг, Аземар! Разве ты не помнишь?
— Ты боялся, и я утешал тебя. — Его голос звучал откуда- то издалека.
— Я пришел, чтобы спасти тебя, вывести отсюда. Ты сам не свой. Тебе надо отдохнуть.
— Да.
— Пойдем. Пойдем со мной.
— Стражники снова свяжут меня.
— Нет. Я могу приказывать им. А эти были не тюремными стражниками, они только притворялись. Их подослали мои враги, чтобы убить меня. Идем же. Я выведу тебя отсюда. Тебе нужна нормальная еда и питье, тебя надо вымыть.
— Да.
Луис обыскал тела. При них почти ничего не было, но у одного оказалась маленькая печать, привязанная к поясу. Луис срезал ее. Зачем она ему?
— Как же ты меня нашел? — спросил Аземар.
— Нам показалось, что мы заметили тебя, и мы пошли вниз.
— Я не двигался.
— Значит, это был кто-то другой. Идем наверх. Ты сможешь найти дорогу?
Аземар ткнул пальцем в конец коридора.
— Сначала надо идти на плохой запах, — сказал он, — а потом на хороший воздух. Разве ты не чувствуешь сам?
— Нет, отсюда не чувствую.
— Я чувствую. И остальное тоже, воду, камни, кровь и разложение. Я чую все эти запахи. Я ощущаю их кожей. Я не знаю, что со мной случилось. Я сам не свой.
— Не будем об этом говорить. Никто не обязан отвечать за свои поступки здесь. Сюда не проникает свет Господа.
— Но глаза Его видят?
— Испытание, какое Он послал тебе, было слишком сурово. Идем наверх. Забота и любовь помогут тебе стать таким, как прежде.
Луис протянул руку Аземару, тот взял друга за руку, позволяя поднять себя с пола.
— Луис.
— Да?
— Луис.
Аземар произнес имя друга, как будто не понимая смысла. Он просто ощущал рядом знакомое присутствие, это некто, кто выказывал ему доброту и кому он, в свою очередь, хотел выказать доброту.
