Финрод длинно вздохнул, явно собираясь сказать какую-то неприятную и для себя и для собеседника вещь. Но заговорил не сразу — сначала разлил по чашкам травяной отвар.
— Если ты думаешь, что подобного рода сомнения чужды нам — ты ошибаешься так же, как ошибалась Андрет. Да, в нас, Эрухини, есть нечто общее с Мелькором. Я видел и могу сравнивать: мятежный дух, порыв, гордость, переходящая в гордыню — все это присуще нам так же, как и ему. Но это не значит, что мы — его дети. Скорее всего нам, нолдор, и вам, людям, достались те же дары Единого, что и ему. Так похожи брат и сестра, а не родитель и дитя. Феанаро порой казался ему родным. Но ведь мы точно знаем, что он не творил эльфов — значит, Феанаро унаследовал это не от него. Так почему вас не отпускают эти сомнения? Ты говоришь, что боишься заглядывать к себе в сердце, ибо там водятся оборотни? Я тоже боюсь. Но все же заглядываю в самые потайные уголки, нахожу своих оборотней и уничтожаю их. Ибо никто за меня этого не сделает, как и за тебя. Представь себе, что испытал я, стоя в тот день на пирсе Альквалондэ. Никто и никогда, ни в каком страшном сне увидеть не мог, что эльф обнажит меч против эльфа. Друзья моего детства, родичи, те, кого я любил — лежали мертвые на песке, и убили их друзья моей юности, мои родичи, кого я тоже любил. Я чувствовал, что разрываюсь надвое. Счастье Феанаро и его сыновей, что они успели отплыть — вместе с Нэрвен, Айканаро и Ангарато мы готовы были убивать их. Берегом мы гнались за кораблями, и в сердце каждого поднял голову оборотень. Но, посмотрев своему оборотню в глаза, я ужаснулся. И сказал: хватит. Кто-то должен остановиться, и это будем мы. И тогда оборотень испустил дух. Никто из нас не есть изначально Зло, Берен. Даже Мелькор, даже Гортхаур — не зло, они только предались злу. Бояться нужно не того, что ты есть — того, чем ты можешь стать.
— Спасибо, король, — после краткого молчания проговорил Берен. — Ты ответил на вопрос, который я только собирался задать.
Их руки встретились над углями в дружеском пожатии. Гили не двигался.
Странную вещь сказал король эльфов. Странную — и страшную… Проклятый народ — вспомнилось снова… Почему — проклятый? Феанаро — это Феанор, отец Бледного Господина? Что такое Альквалондэ? Кого они там убивали? И за что?
«Как много страшного», — подумал он, засыпая. — «Зачем столько зла?»
* * *
Вторая ночевка была у озера Иврин. Гили не сетовал на отсутствие огня и горячей пищи — его радовала сама возможность вскоре слезть с седла, завернуться в плащ и уснуть. Ему часто приходилось ездить верхом, но никогда — столько, и никогда — в седле. «Ой-ой-ой» был страшный.
Но, поднявшись на холм в предгорьях Эред Ветрин, увидев в закатном золоте подернутую туманом котловину озера Иврин, Гили забыл и про усталость, и про боль.
Есть в мире места, вроде бы особо ничем не примечательные — но когда туда приходит человек, эльф или гном, светлая тоска наполняет его сердце, как будто кто-то силится докричаться до тебя сквозь годы. Дух живет в этих местах, и твой дух откликается на его зов, если, конечно, он у тебя есть…
— Красота какая! — вырвалось у Гили при виде снежных отрогов, глядящихся в озерную стынь, подернутую мелкой рябью.
Лоссар что-то сказал, Эллуин перевел:
— Когда-то эти воды благословил сам Владыка Ульмо. Его вода целебна. Говорят, что здесь — родина смеха. Смотри!
Один из дальних заливов кипел ключом, отчего озеро и волновалось все время. Сотни родников вырывались там на поверхность — и, наполнив чашу гранитных берегов, выкатывались через трещину в скале и бежали вниз по долине, питая Нарог.
— Наше озеро Тарн Аэлуин благословила сама Мелиан — все равно загадили, сволочи. Хэй! — Берен ударил коня пятками и полетел вниз по склону в бешеном галопе. За ним, заливисто свистнув, помчался Нэндил, следом — Эллуин. Остальные съехали вниз шагом.
Ночевали в подлеске, возле того края озера, где били ключи. Темнело в небе, темнело в озере. Звезды купались в кипени родников…
Они поили коней с Айменелом, Аэглосом и Эллуином, когда Гили все-таки решился спросить:
— Господин Эллуин, что такое «amdir»?
— Где ты услышал это слово? — удивился Эллуин.
— Растопыривал уши вместо того, чтобы спать, — незаметно для своего оруженосца к воде спустился Берен. — «Amdir» на нашем языке означает «надежда». Так мы обычно переводим. А если переводить дословно, то это — «взгляд вперед и вверх».
Подвернув штаны и зайдя в воду по колено, Берен умылся, потом набрал воды в баклажку, уступая Эллуину привилегию просветить Гили.
— У нас есть два слова для обозначения того, что вы, люди, называете одним словом — «надежда». Первое слово — «amdir», так мы говорим, когда в надежде присутствует расчет, есть какие-то основания предполагать, что все сложится благоприятным образом. Второе слово — «estel», так мы называем надежду, для которой нет никаких оснований, когда просто ждешь хорошего — и все. Понимаешь?
Гили казалось, что он понимает — но понимает ли он правильно?
— Проще говоря, — Берен с баклажкой вышел на берег. — У меня есть здоровенный amdir на четвертину доброго дор-ломинского светлого пива. А вот что мы тут или в горах не нарвемся на орков — это уже чистой воды estel. Понятно?
Гили не совсем понимал, зачем вода — ведь костра они разводить не будут. Он грыз на ужин орехи и сушеные ягоды, когда увидел, что эльфы разбавляют водой вино из Эдрахиловой фляги. Полчашки досталось и ему.
— Хочешь есть? — Берен, отпив свою часть, передал ему легкую оловянную кружку.
Вино, терпкое на вкус, было сладким, и внутри от него рождалось тепло и веселье, хотя с полчашки не захмелел бы и ребенок.
— Хочу, — признался Гили.
— Ложись спать. — Берен обрадовал своего оруженосца тем, что на них втроем с Айменелом приходится последняя, предутренняя стража.
— Запомни, парень: хоть места здесь и красивые неимоверно, а все же Волчий Остров в двух днях пути верхом. Игры кончились, Гили, все по-настоящему. Ты хотел быть воином? Вот тебе первый урок: засыпай там, где тебя застало время, на сытый ли, на голодный желудок, а просыпайся — быстро и без звука.
Гили проснулся за полночь — быстро и без звука. По знаку Берена пошел к склону холма, вслед за Айменелом поднялся на три сажени вверх и, приняв от Аэглоса лук со стрелами, сел на его место — за один из камней. Отсюда не был виден лагерь — было видно пространство вокруг него, подходы. Айменела тоже не было видно — где он?
Гили взял оставленную ему Береном фляжку — там что-то плескалось. Ага, вино с водой. Он выпил — сон как сдуло. Очертания ночных берегов сделались ясными, четкими, Гили различал каждый звук, разносившийся над водой далеко — плеск бобра, крик ночной птицы, шелест осоки; мгновенные тени летучих мышей двоились в поверхности озера, у берегов медленно густел туман.
