В тот же миг с правого боку случилась какая-то сумятица, и смутно знакомый голос произнес практически в ухо:
— По сторонам глядеть разучился?
Садко обернулся и увидел Сеньку-Заразу, кулачного чемпиона Ладоги[104], сжимающего в своих объятьях жилистого мужика с ножом в кулаке. Мужик пытался этим ножом достать своего противника, а перед этим, вероятно, метил воткнуть его в спину Садку. Лив ткнул убийцу костяшками пальцев в горло, и тот сразу же обмяк, потеряв интерес к происходящему.
— Вот это потеха! — раздался чей-то веселый голос из народа. — Знатное судилище ты устроил, князь.
— А баба-то где? — крикнул кто-то из другого конца. — Куда сука-то смылась?
— Ушла рыбачить, чтоб детей сирых кормить.
Ни склочной женщины, ни ее «убитого» мужа на Присутственном месте уже не было, удрали, только пыль из-под ног. Но прочая толпа не расходилась, даже несмотря на реальную угрозу получить по голове от русов, либо противостоящих им ливонцев. Сампса, Мика, Сенька и сам Садко давали отпор отряду убийц, арендованному князем Ярицслэйвом у князя Владимира. Народ любил зрелища во все времена, превращаясь в зевак, падких до любых несчастий с соседями. Как говорится: «Nothing captured human interest like human tragedy»[105].
Русы, даже специально заточенные годами тренировок, не могли справиться с четырьмя человеками. Те были или слишком могучи, как Сампса и Мика, либо слишком искусны, как Сенька, либо за правду, как Садко.
Ярицслэйв тоже не спешил уходить. К объявлению себя, любимого, «вором» он отнесся философски, не впервой уже доводилось слышать это слово. Он и не думал, что за небогатого музыканта, совсем невластного, кто-то пожелает вступиться. Дикий город Новгород, ливонский, так его растак, но богатый! И перспективный. Настанет время, о Ливонии никто и не вспомнит, а вот слэйвины останутся в памяти навсегда, как могучая сила, покорившая весь мир.
Тем временем слух о судилище и потасовке долетел до ушей Олафа, самого влиятельного человека в Новгороде, его главу и распорядителя. Еще не успели, как следует, схлестнуться русы и ливонцы, как к Присутственному месту принялся стягиваться разный народ, в том числе и сам Олаф с охраной. Не все из пришедших уважали Ярицслэйва, а русов так вообще недолюбливали до ненависти. Поэтому то одному специалисту по убийствам кто-то делал подножку, то другому в спину бросали комья земли. Словом, отвлекали от дел.
Садко исхитрился забраться к князю, почему-то именно такую цель он себе поставил, к ней и шел. Вот для чего? Наругаться на него, сказать, что тот «свинья, собака»? Наверно, так. Уж, во всяком случае, не драться. Но Ярицслэйв в меру своей испорченности рассудил иначе — а испорчен он был изрядно. Поэтому он изловчился и ударил музыканта ногой по лицу, пока тот еще на ноги не успел встать на подиуме. Садко скатился обратно вниз и начал заплывать синяком в области левого глаза. Хорошо, что маленький Буслаев этого не видел, не то засмеял бы потом. То, что Васьки в Детинце не было, говорило отсутствие Жужи. Пес ушел сопровождать маленького хозяина домой. Иначе бы порвал всех русов на кусочки.
Когда народ оценил, что ливонцы теснят противников, а Сампса и Мика, хоть и поцарапанные, шанс победить не упустят, то начали помогать им более активно. Куда подевались ножи и дубинки? На трофеи разобрались, для реликвий: вот это я отобрал у сотни русов, когда вступил с ними в драку. Были и мы рысаками!
— Стойте! — закричал Ярицслэйв со своего подиума. — Прекращай балаган!
По инерции кто-то еще сунул своему противнику плюху-другую, но в целом драться прекращали.
— Дорогу Олафу-конунгу! — опять прокричал князь.
Народ как-то растерянно зароптал и начал пятиться. В образовавшееся свободное место энергичным шагом прошел невысокий плотный, как гранит, краснолицый викинг. Он поднял согнутую в локте правую руку и прошествовал далее к Ярицслэйву.
— Приветствую тебя, князь, — сказал Олаф. — Что это за безобразие у тебя творится?
— Все под контролем, конунг, — пожал плечами тот. — Поспорили с мальчишкой, а он упертый оказался, проигрывать не умеет.
— Стало быть — выиграл?
— Да пес его знает, разве дело-то в этом?
— Ну, просвети, в чем же? — поинтересовался Олаф.
— Поганец он — вот в чем, — не особо эмоционально заявил князь. — Не будет ему жизни в этом городе. Уж я расстараюсь, поверь мне.
— Что это за мальчишка, против которого князь встает?
— А вон тот, с синяком под глазом.
Олаф посмотрел на Садко и кивнул ему, подзывая поближе. Лив неохотно поднялся, стараясь держаться подальше от Ярицслэйва. Конунг оглядел его с ног до головы и спросил:
— Чего делать умеешь?
— Да вот, три Рыбы Золото-перо поймал на спор. А по жизни я — музыкант.
— Музыкант? Мать моя женщина! — то ли удивился, то ли обрадовался Олаф. — А сыграй всему честному народу что-нибудь.
Последние слова он произнес достаточно громко, чтоб все расслышали.
— Сыграй, Садко! — сразу же подхватили люди в толпе.
— Покажи свое искусство! — пробасил Сампса, тряхнув волосами.
Садко в растерянности развел руками — инструмент отсутствует, на чем же играть?
Ярицслэйв хлопнул в ладоши, и тот дядька, что в красной рубахе с топором на плече, неожиданно откуда-то из-за спины вытащил новенькое кантеле. Палач оказался с музыкальными наклонностями.
Садко проверил строй, слегка подтянул струны под свой слух и запел, перебирая пальцами по ладам:
— Я был Богом прошлую ночь.
Я отыскал дорогу и выбежал прочь.
Богом стать просто, если уже невмочь
И не над чем плакать, дом покидая в ночь.
Но оказалось, даже тогда,
Когда дороги света ведут в никуда,
И даже когда под ногами блестит вода
Бог просто не может странником быть всегда. [106]
Народ проникся, захлопал руками. Ярицслэйв сплюнул: срамота, вот чигане с барабанами — это круто.
— Молодец! — одобрительно сказал Олаф. — Действительно — музыкант. Впрочем, вернемся к нашим баранам: кто перед кем виноват?
А оказалось, никто ни перед кем не в ответе. Русы, хоть и изрядно помятые и побитые, куда-то расползлись. Тетка с мужичонкой — тоже. Садко оскорбил своим поведением князя, тот в ответ ему фингал под глаз нарисовал. Сампса и Мика — так какой с них спрос? Сегодня они в Новгороде, а завтра уже ушли по своим делам. Убитых, вроде бы не видать. Покалеченных — тоже. Зато народ развлекся перед рабочим днем. Или — вместо рабочего дня. Все в норме.
