Любой командир знает, что самое главное в отряде — это дисциплина.
В дружине Кыся она, безусловно, была. Когда дружинники этого хотели.
Но сейчас желание командира и дружины не совпало.
Остановившийся и согнувшийся в три погибели в безымянном дверном проеме Кысь едва не вскрикнул, когда на него сзади беззвучно налетели и повалили на пол двое неуклюжих неизвестных.
— Ой… извини…
— Мы тебя не увидели…
— Я же сказал!.. попросил!..
— А чего мы, там одни стоять будем?!
— Хитренький какой!
— ТС-С-С-С!!!!!!!!
Взрыв возмущенных шепотков мгновенно стих.
Приблизительно секунд на пять.
— Где он?..
— Там впереди есть дверь!!! А за ней — лестница вниз!!! — едва не задыхаясь от волнения и простив по такому случаю бунт на корабле, прошипел командир. — И он только что туда спустился!!!
— Этим ключом открыл?
— Да!
— Ты запомнил, которая это дверь?
На этот раз тишина продолжалась почти минуту.
— А вы? — осторожно нарушил ее Кысь.
— Значит, так, — авторитетно заявила Мыська. — Сейчас возвращаемся по той стенке, считаем двери, и уходим в нашу комнату, пока нас не застукали. Раз по трубе всё слышно, дождемся, пока они уйдут спать, возьмем ключ, и…
Кысь, даже чувствуя, что его единовластию приходит безвременный конец, не нашелся, что возразить на такое здравое предложение.
Но он мог дать команду.
— Ну, давай, считай…
Трое кладоискателей сгрудились вокруг холодного камина в напряженном молчании, с нетерпением ожидая, когда же, наконец, четверым вранежевым прислужникам надоест болтать, жевать, или чего они там делали, и они разойдутся по своим чуланчикам и кладовкам, именуемым в этом доме комнатами прислуги.
Часа через два ожидания этот момент настал.
Боясь поверить собственным ушам и ошибиться, они по очереди засовывали головы в дымоход, крутили ими так и сяк, прислушиваясь и пытаясь уловить хоть малейший признак того, что компания под ними не разошлась, а, предположим, исчерпав темы для разговора, просто сидит и молча поглощает жаркое с булками, но тщетно.
— По-моему, ушли, — звенящим от нетерпения шепотом подытожил десять минут бесплодной прослушки Кысь. — Давайте еще минут двадцать погодим, а потом…
И они погодили еще двадцать минут, а потом еще десять, и еще пять, чтобы быть совсем уж уверенными, что вранежевы шакалы, как называли их в Постоле, уснули.
Годить дальше и больше не было уже никакой мСчи, и Кысь скомандовал выступать.
Добросовестный Мыськин отсчет не дал сбоя, и кухня, а после и дверь, ведущая в подвал, заваленный неправедно нажитыми сокровищами, были обнаружены без труда.
— Хорошо еще, что ключ хоть у дверей висел, — пробормотал Кысь, на ощупь пытаясь отыскать замочную скважину в гладкой стене. — А то бы искать его пришлось час, не меньше… Кухонька-то у них — о-го-го… не чета нашей…
Снегирча, не говоря ни слова, зажег светильник и тихонечко приоткрыл кулак.
— Аж четыре камина в ряд… я и не знал, что так бывает… — как ни в чем не бывало, командир перенаправил свои усилия по адресу, и они логично увенчались через несколько мгновений и три поворота ключа безусловным успехом.
Дверь под толчком командирской коленки распахнулась, и перед взорами готовых к любым чудесам разведчиков открылась обыкновенная неширокая лестница, каких ребята видели за свою жизнь не один десяток.
Чудеса откладывались.
Они вынули ключ из замка, прикрыли за собой дверь, светоносный Снегирча разжал кулак, и искатели сокровищ, не в силах больше сдерживаться, вприпрыжку понеслись по стоптанным серым каменным ступеням вниз.
Два пролета пролетели как две ступеньки, и вот перед ними открылась во всей своей красе заветная цель их экспедиции.
Подвал.
Вранежа.
Бескрайний, утонувший во тьме, с низкими сводчатыми давящими на макушки потолками, с неровными серыми стенами, усаженными пустыми ржавыми кольцами под факелы и корявыми крючьями для ламп — поновее, но тоже пустующими.
Коробки, корзины, свертки, ящики, горшки, кувшины, мешки, свисающие с потолка окорока, колбасы и сыры, не говоря уже о целом выводке бочек и бочонков, заселили вместительное пространство. Казалось, если даже сюда не будет больше спущена ни одна сосиска, ни один горшок с вареньем, то и на этих припасах прожить можно сто лет и не сбросить ни грамма.
— Вот это кла-а-а-ад!!!.. — восхищенно выдохнул Снегирча, перебегая от продуктового завала к гастрономической крепости и дальше — к продовольственной баррикаде. — Вот это я понима-а-а-аю!!!.. Да тут весь город может месяца два жировать!
— Вот Иван обрадуется! И ребята! — растроганно гладила Мыська крутой бок приземистой бочки с мукой, словно та была ей родня.
— Смотрите, тут и масло, и крупа, и помидоры соленые, и… вештина!.. Только я ее себе по-другому представлял… Или вештина — вот это?.. А, Кысь, как ты думаешь, которая тут — вештина? Или ее из сои делают?
Только Кысь почему-то не разделял всеобщего ликования.
Сначала он, не обращая внимания на телячий восторг своей дружины, метался от одной стены к другой вслед за Снегирчей (вернее, за его восьмеркой), но, не находя искомого, сердито вытянул у него из руки светильник и бросился в самостоятельное путешествие по пищевому изобилию подлеца Вранежа.
К удивлению ребят, больше всего его интересовало то, что было поставлено, сложено или свалено у стен.
Он лихорадочно заглядывал под скамьи, отодвигал коробки, переворачивал мешки, бодался со стеллажами, боролся с бочками…
— Слушай, Кысь! — не выдержал Снегирча. — Ты скажи, чего ты ищешь — мы поможем! Хотя чего тут искать — всё вон, кругом просто так! Бери — не хочу!
— Да как вы не понимаете!!! — взорвался командир и в сердцах дал пинка подвернувшемуся под горячую ногу дубовому ларю.
Почувствовал ли его ларь — осталось неизвестным.
Кысь же пронзительно замычал, скроил отчаянную гримасу и запрыгал на одной ножке как одержимый.
— Ну, перестань же ты скакать! — прицыкнула на него Мыська. — Скажи толком, чего тебе еще надо!
— Денег… — только и смог простонать командир сквозь закушенную губу.
— Слушай, Кысь, ты сам ничего не понимаешь! — горячим шепотом возразил ему Снегирча. — Зачем нам нужны были деньги? Чтобы еду купить! А тут еда — вот она, бесплатно лежит! Так зачем тебе теперь деньги, чудак?! Это же лучше любого клада!!!
— А жалованье людям Иван чем будет платить — сыром? — обрел, наконец, дар речи Кысь. — А ткани, кожи, медь и… и… и всякие другие нужные вещи чем купцам или крестьянам оплачивать? Помидорами солеными?
