Изящное быстроходное суденышко доставило Лоуренса на «Гибернию» со скоростью, которую он раньше счел бы предельной. Теперь встречный бриз, бивший в лицо от бушприта, казался ему едва ощутимым.
С борта «Гибернии» спустили люльку, но Лоуренс ее презрел. Морские ноги пока еще не изменили ему — по трапу, во всяком случае, он поднялся без затруднений. Капитан Бедфорд при виде него не сдержал удивления: в Нильскую кампанию они вместе служили на «Голиафе».
— Боже мой, Лоуренс, я понятия не имел, что вы на Канале! — Пренебрегая официальным приветствием, он горячо потряс Лоуренсу руку. — Так это ваш зверь? — Отчаянный выглядел ненамного меньше «Азенкура» с семьюдесятью четырьмя пушками на борту. — А мне казалось, он вылупился всего полгода назад.
Лоуренс прямо-таки раздулся от гордости, но ответил, как надеялся, скромно:
— Да, это Отчаянный. Ему еще нет восьми месяцев, но он уже достиг своего полного роста, — Здесь Лоуренс заставил себя остановиться. Люди, хвастающие, какие у них красивые любовницы и умные дети, всегда вызывали у него раздражение. Да и Отчаянный в похвалах не нуждался: стоило только взглянуть на него, чтобы убедиться в его красоте и мощи.
— О-о, — растерянно протянул Бедфорд. Но лейтенант у него за плечом многозначительно кашлянул, и он спохватился. — Простите. От неожиданности я совсем потерял голову. Прошу сюда, адмирал Гарднер вас ждет.
Адмирала лорда Гарднера назначили командовать морскими силами на Проливе совсем недавно, после отставки сэра Уильяма Корнуолиса. Необходимость заменить столь успешного флотоводца в столь трудное время заметно сказывалась на нервах нового командующего. Лоуренс служил в этой флотилии несколько лет назад, в чине лейтенанта, и Гарднеру не был представлен, но видел его несколько раз. Казалось, что с того времени адмирал сильно состарился.
— Да-да, вижу. Лоуренс, верно? — сказал он, когда флаг-лейтенант представил ему капитана, и пробормотал еще что-то невнятное. — Прошу садиться. Я прочту эти депеши тотчас же и передам с вами пару слов для Лентона. — Лорд Гарднер вскрыл пакет и стал читать, качая головой и покряхтывая. Когда он впился глазами в страницу, Лоуренс понял, что адмирал дошел до отчета о недавней стычке с французами. — Ну что ж, Лоуренс, вы, стало быть, уже побывали в бою, — сказал он, отложив наконец бумаги. — Такая закалка вам только на пользу. Скоро мы увидим от них еще и не то — так и передайте от меня Лентону. Я посылаю каждый шлюп, бриг и катер, которыми осмеливаюсь рискнуть, к самым их берегам и знаю, что в окрестностях Шербура работа так и кипит. Нам неизвестно в точности, чем они заняты, но вряд ли они могут готовить что-то, кроме вторжения, — и, судя по их суете, это произойдет скоро.
— Но ведь Бонапарт не может знать о своем флоте в Кадисе то, чего не знали бы мы? — Весть о военных приготовлениях французов сильно встревожила Лоуренса. Бонапарт, конечно, славился своей дерзостью, но почти никогда не дерзал без веских на то оснований.
— Ничего существенного там за последнее время не случилось — в этом я, к счастью, теперь уверен. Лентой мне сообщает, что наши курьеры беспрепятственно совершали рейсы туда и обратно. — Гарднер поворошил бумаги у себя на столе. — Он не настолько безумен, чтобы готовиться к переправе через Канал без своих кораблей, а это значит, что скоро он ждет их сюда.
Лоуренс кивнул. Даже если эти ожидания не имели под собой почвы, одно их наличие доказывало, что флот Нельсона находится под угрозой.
Гарднер запечатал ответные депеши в пакет и передал его Лоуренсу.
— Вот. Весьма вам обязан, Лоуренс, за доставку почты. Надеюсь, вы и двое других капитанов присоединитесь к нам за обедом? — Адмирал поднялся из-за стола. — Бриггс, капитан «Азенкура», думаю, тоже будет.
За годы флотской муштры Лоуренс крепко усвоил, что приглашение от высшего офицера равносильно приказу. Хотя Гарднер не был его начальником в строгом смысле, об отказе не могло быть и речи, но капитан беспокоился за Отчаянного и еще больше за Нитидуса. Синий паскаль был нервным созданием, и Уоррен даже в обычных обстоятельствах беспрестанно нянчился с ним — дракон определенно будет несчастен, оставшись на утлом плоту без своего капитана, с офицерами не выше лейтенантов вокруг.
Однако драконов следовало готовить и к таким условиям. При наличии воздушной угрозы они находились на плотах постоянно, в то время как их капитаны то и дело отлучались на совещания с флотскими. Лоуренс не хотел бы бросать своих ради такого пустяка, как обед, но и особого вреда, честно говоря, в этом для них не усматривал.
— С величайшим удовольствием, сэр. Уверен, что могу ответить также за капитанов Чинери и Уоррена, — сказал он, поскольку ничего другого не оставалось. Не просить же у Гарднера времени на раздумья, а тот уже шел к двери, чтобы позвать своего лейтенанта.
Капитанам звена послали пригласительный сигнал, но откликнулся один только Чинери.
— Уоррен решил, что лучше ему не ходить, потому что Нитидус без него разволнуется, — весело заявил он Гарднеру, не представляя, какой промах только что совершил.
Лоуренс хорошо видел, как удивлены и обижены моряки — и Гарднер, и его капитаны, и флаг-лейтенант. Это не помешало ему испытать невольное облегчение, но обед, начавшись столь неудачно, никак не желал налаживаться.
Адмирал, явно одолеваемый мыслями о своей тяжкой ответственности, говорил мало. Разговор с обычной легкостыо поддерживал только Чинери, не знавший, что по флотской традиции исключительное право вести беседу остается за Гарднером.
Морские офицеры, когда он обращался к ним прямо, делали весьма выразительную паузу, за которой следовал односложный ответ. Лоуренс, поначалу страдавший из-за товарища, начал злиться. Даже самые придирчивые блюстители манер должны были понять, что Чинери ведет себя так по неведению, притом темы он выбирал самые безобидные. Надутое молчание, по мнению Лоуренса, было куда более неприличным.
Чинери, заметивший холодность своих сотрапезников, только начинал недоумевать, но ситуация требовала немедленных действий. Когда авиатор сделал очередную попытку, Лоуренс ответил ему, и добрых несколько минут они беседовали вдвоем. Затем Гарднер, отвлекшись от мрачных раздумий, сделал какое-то замечание, а за ним в разговор вступили и все остальные. Лоуренс ценой огромных усилий выдержал затронутую тему до конца трапезы.
То, что могло доставить всем удовольствие, превратилось таким образом в тягостную повинность. Лоуренс обрадовался, когда со стола убрали портвейн и офицерам было предложено выйти на палубу, где ждали сигары и кофе. Взяв свою чашку, он стал у левого борта, чтобы видеть посадочный плот. Отчаянный мирно спал под лучами солнца, свесив в воду переднюю лапу, Нитидус и Дульция притулились к нему.
