И, наконец, щелчок — замок со звоном упал на пол и Техей замер, прислушиваясь к звукам снаружи — не потревожил ли кого? Убедившись, что все тихо, горбун выскользнул из клетки, стянув с ног звенящие ботинки, и тихо, крадучись, поплелся к выходу. План в голове созрел уже давно, осталось только его исполнить.
Снаружи, в коридоре, уродец жался к холодным, покрашенным на половину высоты потолка в зеленый стенам, прислушивался к каждому шороху в опустевших, гулких помещениях. Он медленно, стараясь ступать сперва на пятки, крался по коридору, понимая, что если кто-то услышит его, то ему будет попросту некуда спрятаться. К счастью, когда впереди послышались шаги, Техей увидел впереди тележку уборщика, заставленную кучей флаконов с едкой химией, которая, впрочем, не помогала вывести въевшуюся в бетон кровь. Техей спрятался за ней, зажмурившись и стараясь даже не дышать, надеясь что в полумраке пустого коридора его не заметят. В его сторону шли двое, что-то громко обсуждая — они говорили о политике, о религии, о каких-то там "аэритах"… Все это не волновало юношу, и он, как только двое свернули за угол, в столовую, куда горбуна не пускали, вышел из-за укрытия и поплелся дальше.
Сердце в его груди колотилось как ненормальное, он понимал, что в любой момент сзади может раздаться чей-то голос, кто-то может заметить его отсутствие. Нужно было торопиться. Успеть до того, как часы пробьют полночь, как начнется новый 26-часовой цикл Плиоса и весь план превратится в тыкву.
Техей побежал. Боком, как уродливая тварь из детских сказок, но побежал. Плевать ему было на то, как он выглядит, на гордость и честь племени — все это неважно. Главное — вырваться из этого ада прежде, чем он поглотит его. Главное — выжить.
— Эй! — раздался где-то вдалеке, за углом, чей-то голос. — Уродец на выгуле? Чего-то его нет в клетке.
— Не знаю… — ответил другой. — Может, наставник его опять по кругу гоняет.
Двое загоготали. Техей вспомнил, поморщившись, как гладиаторы приходили иногда в кладовую по ночам чтобы поиздеваться над ним, потыкать в него остриями мечей, не давая даже нормально поспать. Наверняка сейчас они хотели того же. Хрен там — Техей был уже почти у цели.
— Горбун пропал! — закричал немного погодя наставник. — Арма пропал, уродец! Ищите его! Поднимите всех! Он стоил хозяину больших денег!
Позади, за искривленной спиной, послышался шум. Люди вскакивали с коек, выбегали в коридоры, искали… Но было уже слишком поздно. Тяжело дыша от страха, что Техей почувствовал впервые за много дней, он проскользнул в щель приоткрытой двери морга и запрыгнул в кучу ледяных, мертвых тех людей, нагруженных в самосвал. Он стал зарываться в эту кучу человеческих ошметков, дабы его не нашли, едва не наблевал на трупы от отвращения, но сдержался. А затем — затих. Даже почти не дышал — все-равно воздух вонял начавшими разлагаться трупами, кровью и сладковатым запахом смерти. Лишь мухи и голоса людей, ищущих его в длинных коридорах под амфитеатром разрывали тишину ночи. И, наконец, самосвал, затарахтев старым, требующем обслуживания двигателем, поехал прочь, углубляясь в широкий, пропахший бензиновой гарью тоннель.
Наконец-таки, Техей мог хоть немного расслабиться. Здесь его уже точно никто не найдет. Горбун вылез из-под омерзительной груды тел, весь покрытый трупной слизью и кровью, и прилег сверху, на самом краю кузова, глядя на все удаляющиеся адские подвалы арены. Юноша тяжело вздохнул и принялся повторять маршрут — налево, вниз, третий переход, на перекрестке четвертый слева, в служебную дверь… Снова и снова…
Но долго отдыхать у Техея не получилось. Когда самосвал, полный мертвых тел, выехал на эстакаду, под которой сияли огни человеческого города, позади него зарычали моторы грубых, пышащих черными газами машин. Пленители юноши все-таки догадались, что он сбежал на труповозе, и отправились за ним в погоню, да еще и на нескольких машинах. Техей выглянул наружу, вниз, где проносились с огромной скоростью полустертые желтые полоски дорожной разметки, потрескавшийся асфальт.
Но думать ему не пришлось — на очередной яме самосвал тряхнуло, заднюю ось подбросило в воздух и юноша, что в это время разглядывал дорогу, высунув голову наружу, кубарем покатился по ней, вывалившись из зловонного кузова. Он зашипел от боли, рваный асфальт рвал и царапал его одежду, оставлял глубокие ссадины на коже. Тому, что верх клоунского костюма порвался и слетел прочь Техей, впрочем, был рад.
Гул, рокот машин все приближался. Шипя от боли, горбун поднялся на ноги, прихрамывая, и побежал к краю эстакады. Позади засияли фары автомобилей, несущихся за ним.
— Стой! — через громкоговоритель приказал ему Сеф. — Поговорим, Арма!
— Я — Техей, зубастый ублюдок… — прошипел в ответ мальчик скорее сам себе, чем распорядителю арены и, перемахнув через край, камнем устремился вниз.
Он покатился, ударяясь раз за разом, по изогнутой опоре эстакады. Сознание юноша потерял, наверное, на третьем или четвертом ударе, но все продолжал падать. Он слетел с края опоры, и теперь уже был в свободном полете, пока, наконец, не упал грудой истерзанной плоти на крышу хлипкой лачуги какого-то бродяги под эстакадой.
На берегу канала, в свете большого усилителя, по краям горящего за счет светодиодной ленты, были трое. Молодые люди, одетые так, словно они сбежали от разъяренной химеры — вся их одежда была в порезах, дырах — оглянулись на звук. Музыка затихла.
Первой к сломанному чем-то упавшим сверху сараем подошла молодая девушка. Ее губы, накрашенные черной помадой, поблескивали в полумраке, а на правой брови сверкал гвоздик-пирсинг. Она склонилась над уродцем, покрытом ссадинами и синяками после падения, не говоря ни слова.
Вторым подошел парень, высокий и сильный, с толстыми, как водопроводные трубы, руками. На его черной тунике виднелся рисунок ветвящейся молнии. Длинные черные волосы собраны в тугой хвост на затылке.
Третьим был юноша поменьше, худой, с черной накидкой-джуббой, коротко стриженный, под ежик, но с длинной, завязанной в узел бородой.
— Охренеть можно… — негромко, широко улыбаясь, озвучила их общую мысль девушка.
— Тут кроется какая-то охренительная история, — пробасил здоровяк.
— Подождите! — прошипел, стукнув кулаком о ладонь, бородатый. — Давайте в него палкой потыкаем!
Изувеченное тело тихо, жалобно простонало.
Глава 3
— В каком, сука, смысле "пусть побудет у тебя"?! — возмущалась темноволосая девушка.
Трое ехали в полуночном вагоне метро, где кроме них был лишь спящий на жестких сидениях бродяга. Здоровяк и бородатый смущенно смотрели куда-то мимо подруги, ничего ей не отвечая. Рядом, накрытый плащом, лежал изувеченный юноша с головой, закованной в железо, тяжело, хрипло дыша, едва удерживая самого себя в сознании.
— Ну, Ник… — смущенно, тихо протянул здоровяк, почесывая затылок. — А куда его еще деть? У меня маман дома, у Фена, вон, вообще жена и дети.
— А у меня — хозяйка дома! — воскликнула Ника, размахивая руками. — Как я объясню ей полумертвого чувака в моей комнате, а? Да его по запаху найти можно будет!
— Ну… отмой, гы, — криво усмехнулся бородатый по имени Фен. — Да ладно тебе, Ника, все будет нормально. Не трясись так.
— Я матерей ваших, парни… На форуме видала, понятно?
Парни улыбнулись, довольные тем, что девушка все-таки согласилась попридержать найденного ими умирающего уродца у себя. В конце концов, не выдержала и она, сдавленно, с хрипотцой засмеявшись. Техей, лежа под тонкой тканью, чувствовал, как от нее тянется легкий запах сигарет и фимиама.
— Я утром притащу болгарку, — когда Техея тащили по улице, сказал здоровяк. — Ты посмотри чего с ним, у тебя ж мать, вроде, была…
— Про мать мою даже не начинай, — раздраженно отрезала девушка, придерживая Техея под ноги. — Посмотрю, хрен ли делать.
Юношу затащили наверх, на двадцать восьмой этаж высокого жилого здания. Там, наверху, в длинном общем коридоре, его пронесли мимо обшарпанных стен, покрытых муралами и стихами, занесли в крохотную квартирку, где в воздухе витали запахи табака и канифоли, и положили на старый, продавленный диван. Молодые люди о чем-то негромко переговаривались, но их слов Техей никак не мог разобрать, лишь тихо, сдавленно скулил от боли в сломанных ребрах. Впрочем он, кажется, не умирал — он был избит, как бездомная собака, его тело стало сиреневым от бесконечного количества гематом, но сознание оставалось четким, незамутненным, и юноша не чувствовал никаких особых изменений в теле. Раздался хлопок закрывшейся входной двери, он остался наедине с девушкой по имени Ника.
