Тем не менее, он твердо намеревался ставить по два оройхона в день. Теперь дар илбэча был для него не чудом, а инструментом, создание земли – не подвигом, а работой. Бесконечно трудной, далеко за пределами человеческих возможностей, но все же работой. И закончив этот оройхон, так похожий на Торговый, что в припадке безумия сотворил его предшественник, Шооран упорно двинулся дальше. Следующий остров должен был стать пограничным и еще на двойную дюжину шагов приблизить его к цели.
Стена Тэнгэра в этом месте была поражена особенно глубоко, и на мгновение Шоорану показалось, что она рухнет прямо сейчас прежде, чем он закончит работу. Он спешно поднял руки, ловя в душе ноту страсти и труда. Оройхон рождался мучительно, словно далайн именно сейчас решил дать противнику бой и сопротивлялся каждой каплей. И все же, Шооран вытягивал остров из небытия. Поднимались суурь-тэсэги, затвердевала почва, казалось, еще миг, и он сможет расслабиться, выдохнуть воздух… но тут страшный удар настиг все чувства. Оройхон, почти уже законченный, качнулся, словно брошенный в ручей лепесток. С грохотом рушились холмы, трескалась твердь, и сквозь камень, землю и кипящую пену рванулся на свет вовремя успевший к расправе Ёроол-Гуй.
Кажется, Шооран кричал. Крика не было слышно за шумом жидкости и треском разрушения. Бежать Шооран не пытался, он лишь отползал, лежа на спине и не сводя глаз с Ёроол-Гуя, который так легко уничтожал его труд. Бежать было поздно, да и некуда. Оставалось играть со смертью в пятнашки, надеясь человеческими силами переиграть чудовищного бога. Несколько мгновений, минут или лет – Шооран не мог сказать точно – Ёроол-Гуй раздумывал, качая вздетыми под облака руками, а затем ринулся на пограничный, огненный оройхон.
То, о чем рассказывал когда-то старик ныне творилось перед его глазами. Туча дыма поднялась, достигнув небесного свода. Визжал пар, бухали, лопаясь, авары, клокотала лава и ледяная кровь чудовища. И лишь сам Ёроол-Гуй молчал, целеустремленно и бессмысленно швыряя себя в огонь. Шооран кинулся было в дальний конец оройхона, где не так сильно душил дым, но вовремя остановился, сообразив, что там Ёроол-Гуй легко достанет его, если вдруг сползет обратно в далайн. И действительно, Многорукий нырнул шумно, словно разом выпалила дюжина дюжин ухэров, и тут же принялся штурмовать соседний оройхон. Шооран, спотыкаясь, перебежал на огненную сторону, где все кипело и трещало, сгорая. Ёроол-Гуй рванулся следом, остановился лишь у самого поребрика и, гипнотизируя, выкатил разом полдюжины глаз. Один из глаз был меньше других и, кажется, слеп.
– Ты мало получил в прошлый раз?! – неслышно крикнул Шооран. – Могу добавить еще!
Он швырнул гарпун. Острое орудие бесследно кануло в прозрачно-зеленоватом теле.
Оскальзываясь в лужах крови и нойта, Шооран побежал вдоль поребрика. Он знал, что не сможет убежать, что Многорукий легко перехватит его там, но все же бежал. Ёроол-Гуй перелился через оройхон, вздыбив далайн, рухнул вниз и снова, на этот раз с другой стороны пополз на авары, загоняя крошечного человечка к обрыву. Опять свистел рвущийся пар, скрючивались опаленные руки, ошпаренная плоть белела, теряя прозрачность, но тут же переваривала сама себя и вновь возрождалась. А человечек из последних сил брел вдоль поребрика стремясь хотя бы уйти от отравленного дыма. Но и этого ему не дал многорукий властелин. Ёроол-Гуй еще раз переметнулся на другую сторону и вновь зажал Шоорана на узкой полосе огненного болота.
– Ну что тебе надо? – прохрипел Шооран. – Тебе меня не взять а сам я не сдамся! Что ты бегаешь за мной словно баргэд за должником? Ты ничего не получишь, я ничего тебе не должен… Хотя, погоди, – должен! Сушильщик Койцог велел передать, что он твой покорный раб. Он видел далайн лишь в дни мягмара, но молится тебе день и ночь. Его голова в проплешинах от срезанных волос… А я не такой… Мне плевать на тебя!
Ёроол-Гуй нырнул и в бессчетный раз взгромоздился на огненную дорогу. Шооран упал. Ни идти, ни бежать он уже не мог, но руками, пока еще послушными, перевалил себя через поребрик в густой, многократно перемешанный нойт. Хотелось закрыть глаза и умереть, но этого было нельзя. Надо смотреть и ждать, когда Ёроол-Гуй повернется, и тогда еще и еще раз ползти через поребрик…
Выйдя утром к аварам сушильщик Койцог увидел лежащего человека. Это был уже второй такой случай за последнюю неделю, что не могло понравиться Койцогу. Возле авара сушильщика спать не следует.
Койцог подошел поближе, чтобы ткнуть лежащего носком сапога и разбудить. Сначала Койцог думал, что это вернулся тот, прежний но, подойдя, понял, что ошибся. Тот был молод и щеголевато одет. Неясно, что могло занести его сюда и заставить спать на земле. Этот же… более страшного человека Койцогу видеть не приходилось. Черная личина из запекшейся крови и грязи с багровыми пятнами, где сошедшая лохмотьями кожа обнажила вздувшееся мясо. Вместо одежды – рвань, расползающаяся от единого прикосновения. Тело, проглядывающее сквозь прорехи, тоже кажется сплошной раной. Было непонятно как еще дышит этот будущий труп. И все же, это был прежний, тот, человек. Когда Койцог приблизился, он разлепил щелки глаз и сипло произнес:
– Я выполнил твою просьбу. И принес тебе подарок.
Он достал старый, видавший виды нож, культяпками пальцев отковырнул затычку и вывалил на камень что-то длинное, шевелящееся, похожее на червя. На конце отростка красовался изогнутый коготь, а по сторонам он был усыпан крошечными, едва заметными присосками.
Не стоило быть ни мудрецом, ни старейшиной, чтобы понять, кому принадлежит эта конечность. Довольно часто случалось, что, выходя на сушу, Ёроол-Гуй терял одну или несколько своих рук, но он всегда тут же пожирал их, не оставляя своего тела людям. Лишь редким и несказанно отважным счастливчикам удавалось, стоя на соседнем оройхоне, отсечь кончик щупальца и перетащить его к себе. Куда чаще резкий рывок лишал смельчака оружия, а то и жизни. Во всяком случае, прежде Койцог лишь слышал о редкостном живом талисмане. Говорили, что пока отрубленная конечность Ёроол-Гуя шевелится, с ее владельцем не может произойти ничего плохого. А случалось, что рука продолжала жить больше года.
Койцог осторожно, палочкой запихал опасный подарок обратно в нож, а когда поднял голову, то увидел, что гость лежит без памяти, хрипит и, судя по всему, умирает. Сушильщик расстелил жанч, перекатил на него безвольное тело, оттащил под прикрытие единственного на пятачке холодного тэсэга и побежал за водой.
Ёроол-Гуй приближался, разбрасывая в стороны руки, крутящиеся словно ручьи. Они окружили его со всех сторон: щупальца с присосками, с когтями, с бахромой рвущих пальцев. Сочно чмокая, распахивались рты, маленькие глазки в узлах рук и огромные главные глаза смотрели на него, лишь один, подбитый глаз косил в сторону. Шооран понимал, что на этот раз он не успел уйти и сейчас будет съеден, как и тьмы безымянных, забытых людей до него, но он не мог сдаться так просто, а дернулся, пытаясь подняться, вскрикнул от боли в руках и очнулся.
