Льдины бьются о берега. Вход в хранилище трясётся. Лёд, в который я превратила камень, становится водой и тоже льётся вниз.
Зэл становится за мной:
– Мы отомстим, Аза Рэй, всем, кто нас недооценивал, всем, кто тебе навредил. Утопи их. Когда вода схлынет, мы установим истинную Магонию.
Моргаю, но не могу остановиться. Не могу закрыть рот, и песня летит, словно я Кару, словно у каждой ноты есть крылья.
Именно этого Зэл и добивалась. Именно это и планировала с самого начала.
Каменистый остров начинает превращаться в океан.
«Затопить», – поёт Милект, предавая меня, действуя против моей воли, и Дэй поёт вместе с ним, усиливая свистящую мелодию.
Коридоры дрожат, плавятся, и внезапно из одного из них выскакивает отряд людей в форме. Где-то в здании были солдаты. «Амина Пеннарум» поднимает крюк сквозь воду, которую я создала из тверди.
Нет. Предполагалось, что там нет людей.
«Там никто не живёт», – заверила меня Зэл. Я не ожидала…
Холм содрогается. Весь Шпицберген пытается уйти под воду. Я снова пробую остановиться, но Дэй мне не даёт.
– Продолжай! – кричит ему Зэл.
Дэй так же напуган, как и я, но подчиняется.
«Затопить!» – вопит Милект, этот мелкий желтопёрый демон, и я беспомощно кричу вместе с ним.
Зэл меня использует. Как и предупреждала Лей, как предупреждала Джик. Я такая же бесправная рабыня, как и ростре. Зря я возомнила, будто какая-то особенная. У меня нет выбора.
Я лихорадочно прикидываю, что осталось сделать. Остров тут, гора там, море поднимется и затопит землю.
Песня Дэя звучит во мне, в сердце, в лёгких, в теле. Пытаюсь взглядом сказать ему: НЕТ.
Он боится, но предан Зэл. Дэй предупреждал меня, что выполнит любой приказ. Я не подозревала, что совсем любой.
К нашей песне присоединяется ещё одна. Сперва она похожа на гул, а потом на оглушительный рёв.
Что-то огромное, окружённое ветром, движется по небу и спускается вниз из облаков. Оно такое огромное, что не видно границ. О боже. О боже. По бокам его свисают верёвки
МАГАНВЕТАР.
– Поднять растения! – рявкает Зэл. – Отходим!
Команда разворачивает шкив и подбирает верёвки и цепи.
Мы окружены. Из ниоткуда возникает столица с её изменчивыми контурами. Мы с Милектом всё так же поём…
Эпифиты всё растут…
Я теряюсь. Песня захватывает меня. Я пьяна ею, и в глубине души начинаю думать, мол, а что тут такого.
Утоплю всех, всех нас, стану петь, пока не сорву глотку, не вскрою небо, не обрушу всё в бездну…
Откуда-то выбегает ещё один человек, сражается с ветром, что-то кричит. Идёт снег, град, а я смотрю на эту крохотную фигурку на ледяном островке.
Мы висим в шести метрах над землей, окутанные туманом песни, вытягиваем растения, а мир превращается в хаос, и я плачу от ярости, беспомощности, горя и отчаяния.
Человек машет руками.
Его плохо видно сквозь туман и воду. Подводник.
– Заканчивай! – ревёт Зэл. – Утопи их.
Я вижу мир, каким его хочет сделать Зэл. Море вместо земли. В нём на секунду показывается корабль, а над ним птица, похожая на Кару. Вздымается волна, и накрывает весь мир. Море полно трупов подводников.
Кто-то рядом кричит. Кто-то надо мной кричит ещё громче.
Из города на нашу палубу падает якорь.
Свистят стрелы.
Дэй поёт «Не останавливайся», я пою «ЗАТОПИТЬ», а наше судно кренится.
Внизу вода поступает к тому человечку. Он движется, туман колышется вместе с ним, и вдруг я вижу…
Гигантский кальмар на чёрном экране.
Аллигатор на день рождения.
Больничная куртка с капюшоном.
Поездка на машине без прав.
Вместе на крыльце.
ДЖЕЙСОН.
Я прямо под ней. Вижу её. Вижу всё, по крайней мере вспышками на несколько секунд. Словно помехи в телесигнале.
Вижу корабль. И не только его. В небе над ним висит что-то совершенно немыслимое.
Город в облаках.
Полускрытая массивная громадина, шпили крыш, вихри вокруг. Значит, это правда.
Я жив. Честно говоря, не ожидал. В меня ударила молния, оставив три отметины – по одной на каждой руке и одну по центру спины.
Когда я открыл глаза, надо мной склонился кладбищенский сторож:
– Сынок, кажется, в тебя попала молния. Сделать тебе массаж сердца?
– Думаю, оно бьётся, спасибо, – ответил я.
А потом моё сердце остановилось.
Сторож сделал мне искусственное дыхание.
Всю следующую неделю я провалялся в больнице. Четыре дня не приходил в сознание. Персонал с ума сходил. Когда я наконец очнулся, всё болело так, будто меня избила шайка гигантов. Руки и ноги украшали длинные красные ожоги. Однако в остальном я чувствовал себя до смешного хорошо. На самом деле даже лучше, чем когда-либо.
Магонийская молния? Не знаю. Теперь я видел некоторые вещи без подзорной трубы.
Мистер Гримм был в числе первых посетителей, спрашивал о молнии, как я себя чувствую. Я не знал, что ему сказать, поэтому выложил всё. Он жутко побледнел, и мне стало его жаль. Наверное, я показался ему психом и он списал всё на бред.
Записка от настоящей Азы, что продемонстрировала мне лже-Аза, пропала.
Я знал, куда она направится, и знал, куда двинется Аза.
Итак, я знал, куда поеду сам.
Поэтому слез с кровати, хотя и упал, когда попытался встать. Однако не рассматривал иных вариантов, чем попасть на Шпицберген.
Вы не захотите знать, как я сюда добрался, чего мне это стоило и в какое грандиозное дерьмо я вляпался. Я оставил Кэрол и Ив записку. Они никогда меня не простят. Хотя мамы меня любят, поэтому всё же простят.
Я написал им, мол, вернусь, не волнуйтесь. Наверное, до конца жизни придётся объясняться. Хотя ладно. У вас же не всегда есть время что-то объяснять.
То, что я добрался сюда вперёд Азы, – просто чудо.
Поддельные документы. Взломанный компьютер. Требование консульских привилегий. Я попросил оказать мне услугу. Набрал долгов столько, что до смерти буду расплачиваться. А ещё официально стал величайшей головной болью всей теневой стороны интернета, но оно того стоило. Я здесь. Она тоже.
Каждый несколько секунд я вижу на палубе Азу в мокром костюме и с капюшоном на голове.
Она сама на себя не похожа, но я слышу её голос среди десятков прочих. Сложно не вычислить – остальные голоса птичьи.
Везде кричащие птицы, но, присмотревшись, я сознаю: никакие они не птицы.
Полулюди-полупернатые. Какие-то гибриды.
